Анна Фенх - Ружья еретиков

– Главное, это не то, господа офицеры, в каком состоянии ваше тело, но то, в каком состоянии ваш ум. Пусть десант головой кирпичи бьет, вам голова для другого нужна. Состояние вашей психики должно быть стабильно подвижным. Не слишком стабильным, чтобы вы не замерли в какой-то одной фазе, но и не слишком подвижным, чтобы вы не сошли с ума больше, чем от вас требует служба Его Императорскому Величеству.

Еретик опустил взгляд на асфальт и побрел, с каждым шагом все сильнее отстраняясь от себя. Он забыл, кто он и куда идет, тело само двигалось по заданному маршруту. Движения были мягкими, одно вытекало из другого без резкого перехода. Люди реагируют на взгляд, они лучше запомнят того, кто смотрел им в глаза, нежели того, кто опустил взор вниз.

– Линия взгляда не должна подниматься на высоту выше сорока пяти градусов от уровня горизонта, – говорил лейтенант Вегру. – Двигаться вы должны плавно, чтобы ваше тело не замирало, привлекая внимание неподвижностью, и не бежало, привлекая внимание скоростью. Но главное – ум. Представьте себе, что вы на высадке. Выбросились из самолета, приземлились, и что первое делаете? Правильно, господа офицеры, проверяете «гром-звон». Если гремит-звенит, устраняете демаскирующую звуковую составляющую вашего передвижения. Так и здесь, подтяните мысли, как ремешки, вы не должны при ходьбе издавать звона. Вы не должны размышлять, планировать или вспоминать. Попробуйте для начала что-то монотонное говорить, кто умеет молиться – молитесь, можете петь, читать стихи или проговаривать детские считалочки. Но вы не должны помнить, кто вы. Тем более, если ищут именно вас… Представьте себе, что все мыслящие люди светятся. И от интенсивности их мысли зависит, насколько ярок их свет. Вы должны хорошо прочувствовать эту картину. Когда вы увлеченно о чем-то размышляете, сияние становится все ярче. Поэтому вы не замечаете нищих, копошащихся возле баков с мусором, – они не мыслят интенсивно, они заняты каким-то делом, а если и думают – так максимум о том, чем бы поживиться. Вы должны уметь сосредоточивать всю деятельность своего мозга на каком-то одном объекте. Умейте гасить свое сияние, умейте делаться менее яркими, не выбиваться из общей массы. Представьте себе физически, как свет, привлекающий к себе чужое внимание, уменьшается, словно сворачивается сам в себя, диаметр светового пятна, которое и есть вы, уменьшается, ваша заметность уменьшается. Сосредоточьтесь на чем-то одном, на этой картине уменьшающегося света, на детской считалке, на молитве…

Еретик, не задумываясь, сосредоточился на песне, которую пел старшина Унару, том переводе с горского языка. В нем не было ни рифмы, ни четкого размера, но слова странным образом умиротворяли Еретика, и он снова и снова повторял про себя:

Какую бы дверь я ни открыл,

Завтрашний день смотрит мне в глаза,

А вчерашний день дышит в затылок,

И некуда скрыться.

Некуда скрыться от себя самого.

То, что случалось со мной,

Вечно стоит за спиной,

То, что случится со мной,

Ждет меня на пороге и смотрит в глаза,

Какую бы дверь я ни открыл.

Становилось светлее, Еретик миновал нескольких людей в форме. Один безразлично мазнул взглядом по сутулой уставшей фигуре горожанина в сером пальто и почему-то не обратил на него никакого внимания. Ему не пришло в голову спросить у этого объекта документы, как не спрашивают их у фонарных столбов, бездомных собак или ветра. Через минуту солдат уже не помнил, что мимо вообще кто-то проходил.

– И еще вы должны уметь становиться другим человеком. Женщины в этом плане даровитее, – признавал лейтенант Вегру. – Ей достаточно юбку новую надеть, глаза подвести, волосы завить, или остричь, или перекрасить – и она уже другая. Не из-за одежды, просто чувствует себя другим человеком. Ей и думать об этом не нужно, замечали ведь – новое платье надела, и уже и ходит по-другому, и уже говорит иначе, и осанка, наклон головы, и смех, – все другое. А ведь никто может и не знать, что в другой юбке у нее другая походка, она не из-за других меняется, а из-за себя самой, для себя самой. Вы должны чувствовать то же и поступать так же. Вспомните, наверняка что-то меняется, когда вы переодеваетесь из военной формы в гражданскую одежду. Теперь эту способность нужно развить. Меняете обувь – меняется походка, меняете широкие брюки на узкие, меняете оправу очков, меняете майку на рубашку и галстук – и вы не просто выглядите иначе, вы становитесь иным.

Еретик бездумно свернул в переулок, так же не осознавая себя, прошел еще квартал и остановился возле длинного, в четыре этажа, здания с высокими потолками, вычурной лепниной вокруг окон и широким парадным крыльцом. Отсюда Чейзу не было видно, но он знал, что наверху красуется герб Империи, вписанный по традиции в круг и полукруг – церковный символ. В те времена когда этот знак появился, люди еще считали, что Саракш есть полусфера, Чаша. Красивая идея. Когда ученые доказали, что Мир есть полая сфера, в Церкви случился «окружный раскол». Святые отцы дискутировали – следует ли изменять символику круг-и-полукруг на круг-и-окружность… Окружники уходили семьями в какие-то леса, строили там свои поселения, и на их воротах, и церквях был их символ. А казалось бы – какая разница?

Еретик не был верующим, но сейчас, перед тем как войти в здание с гербом, ему отчаянно хотелось начать молиться. «Как же там говорится? – бессвязно думал Китт. – Господь… какой он там? Всемогущий? Всеблагой? Вседержащий… Сохрани меня, Вседержащий Господи… Господи… Или не так? Дед мой, инквизитор, все эти молитвы точно знал. До старости дожил, правнуков нянчил… А я доживу? Я последний в роду, какие там внуки. И теперь уже не будет. Позвоню сейчас полковнику, скажу – давайте я попозже схожу за “Старушкой”, мне обязательно нужно оставить наследника, продолжить род. А как только появится сын, так я сразу и отправлюсь… Господи, да что ж такое. Только ведь и слов-то в голове, что это – господи-господи-господи. Как заело. Больше ничего сказать не могу. Все, хватит. Господи-господи-господи… Пошел, вперед!»

Когда он вошел в здание, ему кивнул боец с контрольно-пропускного пункта и нажал на кнопку, активируя турникет.

– Объект расположен в подвале здания, – сообщил Еретику Ганк, один из трех агентов полковника Мору. На нем была черная форма гвардейца и берет. Ганк был среди тех, кто пришел сменить посты этим утром и заступил на КПП вместе с двумя другими агентами.

– Вы хоть знаете, что за объект? – спросил Еретик, натягивая на припасенную агентами гвардейскую форму разгрузку, набитую гранатами. Все трое покачали головами:

– Никак нет, – Ганк вручил Еретику рацию. – Нам не положено ничего знать, мы только обеспечиваем вам проход к объекту.