Юрий Никитин - Далекий светлый терем (Сборник)

Рядом с Вадимом кряжистый могучий воин, с восторгом глядя на князя, внезапно ударил рукоятью меча в щит, сипло заорал:

– Слава князю! Слава!

Море дрогнуло от страшного крика дружины:

– Слава!

Святослав властно поднял руку, все стихло. Кряжистый воин преданно смотрел на князя. От него на Вадима несло жареным мясом и луком.

– Вои! – сказал Святослав. Говорил он без усилий, но его голос несся над волнами, словно и море ему подчинялось. – Слава росского оружия – наша слава. Вам ее нести по чужим странам! Вы не первые, кто идет на службу в Испанию: у халифа Кордовского аль-Гакема служили две тысячи славян… Отборное войско! Арабы их звали немыми, ибо нашим воинам не было нужды учиться по-арабски: знать сама была из русичей, дулебов, сербов… Абдурахман III увеличил число славян-телохранителей до четырех тысяч, а вот сейчас, после его смерти, на престол встал аль-Гакем, который тут же назначил главным визирем, гаджибом по-ихнему, Джафара аль-Саклаби, нашего земляка! Тот еще в молодости покинул Славутич, пошел искать славы в чужих землях… У аль-Гакема сейчас пять тысяч русичей в коннице и тысяча в пешем строю – это лучшие воины во всей Испании! Однако аль-Гакем просит еще две тысячи ратников. Так пусть же грозный Перун незримо сражается в ваших рядах! Ищите себе чести, а князю славы!

По знаку Святослава отроки передали ему стяг: копье с трезубцем на конце, конским хвостом у навершия и желто-синим куском материи, символизирующим солнечного бога Сварога и небо вирия, куда после смерти уходят русичи…

– На главный корабль! – велел Святослав.

Взвился лес рук, солнце раздробилось и запрыгало по лезвиям мечей. Вадим вздрогнул, когда сотни рук одновременно ударили рукоятями мечей в панцири, небесная твердь треснула от страшного клича: «Слава!»

Рослый воин бережно принял стяг. Его укрепили на корме, а суда уже снимались с якорей, и корабли, как гигантские плуги, начали вспарывать покров моря, оставляя позади белую пену…

Вздрагивая от пережитого потрясения, Вадим прижался к мачте, стараясь как можно меньше привлекать внимания, дважды помогал тащить связку пеньковых канатов, бестолково суетился, создавая видимость деятельности, и тут в глазах внезапно потемнело, запрыгали звездочки, он протянул руку, стараясь ухватиться за снасть, но пальцы вдруг уперлись в мокрое, покрытое слизью дерево. За бортом корабля грозно катились светло-зеленые волны, дул холодный резкий ветер, пронизывая до костей…

Это был другой корабль, другое море, другие люди!

Вадим в страхе оглядел себя. Теперь он был одет теплее, на толстой вязаной рубашке плотно сидела кольчуга, на грудь и плечи приятно давили пластины доспехов. Вместо меча на поясе висел клевец, боевой топор. Над головой, едва не задев, пронесся шест реи, кто-то насмешливо и предостерегающе крикнул. Вадим поспешно отпрыгнул к борту. Парус дрожал под напором ветра, мачта тоже подрагивала, а нос корабля рассекал волны со странным шумом, будто те состояли из песка.

Вадим оглянулся, едва не вскрикнул. Все море, куда ни кинь взгляд, покрыто крутобортными кораблями, вместительными, а вдоль бортов, наращивая их, один к одному прижатые, висят ярко-красные щиты, между ними ощетинились копья. «Насады черленые», – вспомнил Вадим былинное название таких судов. Нау – означает на санскрите корабль, садас – дружина. А черленые они потому, что чару – красивый, хороший, ланг – выглядеть, казаться…

Воины спали, точили мечи, удили рыбу, несколько человек следили за парусом, двое стояли у руля. Вадим, прикидываясь занятым, осторожно передвигался вдоль борта, прислушивался к разговорам, тяжелый клевец бил по коленям, мешал. Вадим старался не выглядеть мешковатым, неумелым, ибо руки у него теперь были жилистыми, кисть правой стянул бело-розовый звездообразный шрам, явно след от стрелы, на ладонях плотные мозоли от рукояти меча, рукопашных схваток…

На корме, укрывшись от холодного ветра, сидели двое дружинников. Один, постарше, сцеплял колечки в кольчуге, пытался заделать дыру, второй же, молодой и красиво одетый, посматривал насмешливо, наконец посоветовал:

– Брось… Захватим Царьград, готовых наберешь. Ромеи доспехи делают знатные!

– А как не возьмем? – усомнился воин.

– Четыре года тому тоже не взяли, но потрепали их войска так, что сам кесарь все богатства Царьграда выволок нам, последние штаны снял, только бы откупиться. Оружия и злата набрали видимо-невидимо, а дорогие ткани и грузить было некуда: кораблей не хватило!

Старший дружинник завистливо окинул взглядом товарища:

– Ты вон всего нагреб… И доспехи, как у знатного ромея, и одежда. Хорошо, повезло бы и теперь.

– А что бы нет? Аскольд и Дир показали себя воинами бывалыми. Всю жизнь с германцами воевали, не вина, что те наших западных братьев теснят…

Вадим присел за мачтой. Понятно… в 862 году с Рюриком прибыли в его дружине Аскольд и Дир, пожили в Новгороде, потом водным путем добрались до Киева, а уже в 864 году 200 вооруженных судов с русской дружиной осаждали Царьград!

В Византии недаром поднялась тревога. Прибыл огромный флот, вместивший грозное войско! Значит, уже все было готово к походу, ибо невозможно было бы Аскольду и Диру построить и оснастить флот меньше, чем за год! Киевляне уже были морским народом, иначе пришлось бы сказать, что суда построены западными мастерами, которых Аскольд и Дир после своего утверждения в Киеве вызвали из западных славянских земель, с острова Югенда. А ведь еще немало времени бы потребовалось и на то, чтобы самим Аскольду и Диру прибыть из Новгорода в Киев, заслужить доверие киевлян на избрание в князья, на вызов из отечества множества корабельных мастеров, постройку и оснащение 200 кораблей…

Чушь! Киевляне, судя по этому флоту, прекрасно знали кораблестроение, представляли собой мощное государство и мощную морскую державу!

Он ежился за мачтой, все понимая, распутывая клубки истории, но облегчение не приходило, страх все рос, заполнял грудь. Здесь все было страшное, грубое, жестокое. Суровые лица, нередко испещренные шрамами, громкие резкие голоса, надменные взгляды, груды мечей, клевцов, копий, кинжалов. И это не то, не то…

Он всей душой страстно стремился покинуть это место, уже поймал на себе несколько подозрительных взглядов, наконец один сутулый воин с лицом, похожим на ястребиное, поднялся и направился к нему.

Вадим сжался, все его существо молило о том, чтобы поскорее покинуть этот корабль, уйти, он набрал в грудь воздуха, и черная пелена ударила по глазам, в уши вонзился тончайший визг, палуба исчезла из-под ног, он падал в бездну, заледенев от ужаса, словно сорвался с крыши небоскреба, сердце останавливалось, и он в смертной тоске уже чувствовал близкий удар.