Николай Шагурин - Рубиновая звезда (Сборник)

— Все?

— Да, все. Уж вы на меня не рассчитывайте…

— Так. Теперь послушайте, что скажу и. Как бы вы ни хотели избавиться от меня — сделать это вам не удастся. Напомню: недавно, находясь за рулем в пьяном виде, вы сшибли человека, он получил тяжелые повреждения. Вам удалось скрыться. Человек умер в больнице. Дальше…

Сухим, монотонным голосом он приводил один за другим факты. Щербань глядел на него с суеверным ужасом: зловещий гость знал все, даже то, чему, кажется, свидетелем был только один Щербань.

Гость достал из кармана пачку денег и отделил несколько сторублевых бумажек.

— Пойти выдать меня я вам не дам. Выбирайте: или вам не сдобровать, или — возьмите вот это авансом. Буду хорошо платить. Берите — бумажки не фальшивые.

Щербань колебался. Потом протянул руку…

— Что нужно?

— Во-первых, другой костюм. Во-вторых, выяснить, где остановился профессор Кристев, прибывший из Болгарии. Он здесь, в Алуште. В — третьих, вашу машину. Сегодня ваше начальство, видимо, отдыхает? Я так и думал. Вы сумеете незаметно вывести ее из гаража? Машина будет нужна вечером, часа на два — три. Я сам приведу ее обратно. Ну, что вы смотрите на меня? Поворачивайтесь. Я тороплюсь!

В полночь неподалеку от гостиницы «Магнолия» остановилась машина. Из нее выскочил майор Соболь в светлом плаще, низко надвинутой на брови шляпе и быстрым шагом направился к гостинице. С заднего сиденья машины вслед ему глядела огромная овчарка.

Швейцар, кряжистый старик в куртке с позументом, клевал носом за столом в застекленной будочке.

— Профессор Кристев у себя?

— Никак нет, они уехали.

Соболь сделал чуть заметное взволнованное движение.

— Давно?

— Да вот-вот, с полчаса. Они сперва уезжали ненадолго, вернулись пешком. Сказали — освобождают номер. Собрались быстренько, рассчитались, взяли документы, уехали. Я еще сам помогал им чемодан выносить.

— Куда уехал?

— Уж это они не сказали. Но так думаю, что на Симферополь, — старик махнул рукой налево. — Потому — пошли на автобусную остановку, как раз к подходу последней рейсовой машины.

— А перед этим, в первый раз, какая машина за ним приходила, не обратили внимания?

— Как же! Я у дверей стоял: «Победа» — новенькая, зеленая, как огурчик.

Соболь вместе со швейцаром поднялись в номер. Здесь еще не убирали, и комната сохранила кое-какие следы пребывания транзитного пассажира: недопитый стакан чая на столе, смятая обертка из — под печенья, забытый на умывальнике тюбик зубной пасты.

Соболь заглянул в шифоньер, внимательно осмотрел все углы, отодвинул стол. Между тумбой стола и стеной валялся небольшой листок бумаги. Это было незаконченное письмо Кристева к жене. Дверь на балкон оставалась незакрытой и, когда профессор с Выползовым выходили из номера, сквознячок подхватил письмо и унес его со стола. Соболь положил листок в карман и, не пускаясь в дальнейшие расспросы, выбежал на улицу.

— Скорее! — приказал он шоферу. — В институт имени Павлова, к Алмазову.

Машина помчалась в сторону, противоположную той, которую только что указывал дежурный гостиницы, — к Ялте. Соболь, сложив кисти рук, крепко хрустнул суставами пальцев. Это означало у него крайнюю степень волнения. Неужели поздно? Уже несколько часов кряду он вдумчиво и напряженно разматывал цепочку, которая привела его к порогу «Магнолии». К сведениям, которыми он располагал о личности ночного пришельца и намекам на его цели, к показаниям Колодочки и Маруси Кулешовой, к другим разрозненным звеньям, находившимся в руках Соболя, прибавилось еще одно, очень существенное звено. Соболь не терял ни минуты напрасно. Неужели теперь цепочка порвалась? Обрыв — это было опоздание, это, может быть, означало потерю дорогой человеческой жизни.

Профессор Алмазов, высокий, с крупными, привлекательными чертами лица, украшенного окладистой седок бородой, встретил Соболя по-домашнему, в пижаме. В правой руке у профессора была газета, в левой длиннейший янтарный мундштук, в котором дымилась ароматная папироса.

Соболю несколько раз в очень сложных и трудных случаях приходилось обращаться за консультацией к профессору, и тогда он дивился проницательности, искусству и глубоким познаниям этого незаурядного ученого.

Путь профессора Алмазова в науке можно было разделить на три этапа. На первом он прославился как выдающийся деятель судебной медицины и блестящий эксперт в этой области. Во время Великой Отечественной войны он занялся давно увлекавшей его хирургией. Профессор появлялся во многих санбатах и полевых госпиталях, расположенных в непосредственной близости к фронту, и — оперировал, оперировал, оперировал… Стоило только разнестись известию: «Савва приехал!» — и светлели лица даже у тяжело раненых. Действительно, нож (так хирурги запросто называют скальпель) в руках Алмазова творил чудеса, спасая жизнь многим десяткам солдат и офицеров, скорбный лист которых, казалось бы был дописан до конца. Об изумительно смелых операциях Алмазова много писали в центральной печати. Он не просто оперировал: он искал и вносил новое в науку, фундамент которой заложил великий Пирогов. В последние годы Алмазов целиком перешел на научно — исследовательскую работу, связанную с некоторыми новейшими проблемами физиологии.

— А, Виктор Михайлович! — добродушно забасил Алмазов. — Вы уж извините отставного медицинского генерала за простоту костюма! Чему обязан столь поздним посещением? Впрочем, — он пристальнее взглянул на Соболя, — сейчас вам, кажется, не до шуток?

— Угадали, Савва Никитич! — сказал Соболь. — Не откажите в участии. Дело чрезвычайно важное.

— Убийство?

— По всем данным.

— Факт установлен?

— Пока нет.

— Сейчас ехать?

— Сию минуту. Чем быстрее, тем лучше. Алмазов вышел в другую комнату, накинул белый халат прямо поверх пижамы. С юношеской живостью он пробежал по коридору, где жили сотрудники, и постучался в одну из дверей.

— Две минуты на сборы! — сказал он заспанному ассистенту. — Халат и, на всякий случай, все, что нужно для операции в полевых условиях.

Через пять минут санитарная машина вылетела из ворот института на ялтинское шоссе.

— Где труп? — осведомился Алмазов.

— Еще не обнаружен. Но я ясно представляю себе место, где он должен находиться…

На одном конце оборвавшейся цепочки был исчезнувший Кристев, не тот, что вышел полчаса назад уз гостиницы с чемоданом в руках, а другой, живой Кристев. На другом конце, ушедшем из рук, находилось его тело. Рядом глубоко продуманных заключений Соболь связывал оба конца воедино. Направление первой поездки Кристева, расчет затраченного времени определяли дистанцию. И на этой дистанции Соболь знал только одно место, где можно было надежно и быстро укрыть результат преступления.