Юрий Дружков - Прости меня…Фантастическая поэма

— Вам надо было стать прокурором в этом деле.

— Перед нами стена, мистер Магнитолог, стена, которую не пробить. Все улики уничтожаются или скрываются, живые свидетели гибнут. Все документы, фото и рентгеновские снимки похоронены в казенных сейфах на многие десятилетия. А таких, как я, власти не желают принимать всерьез.

— А если будут фотографии?

— О, тогда другое дело. Тогда мы пробьем! — он хлопнул о стенку.

Мы сидели в кафе на углу Элм-стрит, последней улицы Президента.

…Мы опять ехали с ним по городу. Он останавливался там, где я просил, и поворачивал, куда мне было нужно. Рассказывал он о погибших свидетелях.

— Одним из первых был убит у себя на квартире корреспондент лахомской «Таймс геральд». Он знал такое, чего никто не знал. Убийцу не нашли.

— Вы не знаете, где находится его квартира?

— Бывшая квартира? Вам нужно? Я позвоню в «Таймс».

Он звонил, и мы ехали к нужному нам дому. Я хотел посмотреть на дом.

— А квартиру вам не нужно?

— У нас нет времени… Как вы думаете, покойник не остался в доме?.. Его, наверное, повезли на машине вот из этого подъезда.

— Я думаю… Но зачем вам?

— Как он был убит?

— Приемом карате. Ударом в горло.

— Спасибо, едем дальше.

— Куда мы свернем?

— Как погибли другие свидетели?

— Репортер «Лонг-Бич пресс телеграмм» был застрелен полицейским, когда он сидел в зале прессы полицейского комиссариата… На следствии полицейский показал, что нечаянно выронил пистолет. Однако траектория пули не совпадала с этой версией. Тогда стрелявший легко переменил свои показания. Он, видите ли, поспорил с товарищем, кто из них быстрей достанет пистолет из кобуры. Он «случайно» спустил курок, но попал почему-то не в товарища, а в сидевшего корреспондента… Суд нашел объяснения нормальными.

— Поедем туда, где это случилось.

— В комиссариат?

— Конечно.

— Тогда нам придется ехать в Лонг-Бич.

— Пожалуй, не стоит. Расскажите о других.

— Я вам говорил, как в день убийства некий железнодорожник видел с башни управления стоянку автомобилей, расположенную слева от путей железной дороги, рядом с улицей, по которой шел правительственный кортеж… Он заявил полиции, что выстрелы были сделаны с этой стороны, а не с какой-нибудь иной. Там расположена стоянка частных машин полицейского управления. Он показал, что въезд на эту стоянку был закрыт одним полицейским примерно за два часа до приезда главы государства. Но за двадцать минут на стоянку въехали машины с номерным знаком из другого штата… Почему разрешили постороннему въехать на полицейскую стоянку, тогда как самим полицейским это не позволяли делать в последние два часа?

— Долго стояли эти машины?

— Первая не больше минуты. Вторая находилась там и после выстрелов. В ней сидел один человек. Но рядом прогуливались двое в штатском. Один был в темном костюме, другой в белой рубашке. Когда раздались выстрелы, некто в белом побежал вдоль железной дороги, а там, где он стоял, еще вился пороховой дым… Правда, как всегда бывает при большой панике, нашлись другие свидетельские показания, путаные, противоречивые. Кто-то уверял, что никаких выстрелов отсюда не было. Я, например, склонен думать, что стрелять удобнее с тройного железнодорожного моста, под которым сходятся улицы на Дилиплаза. Там каменная ограда, сложная система путей, лабиринт вагонов на станции, легко спрятаться… Но, видно, парень говорил чистейшую правду. Иначе за каким дьяволом его убрали?.. Машины сами собой на стенку не кидаются.

— Мы обязательно должны поехать к стоянке полицейских машин. Там, возможно, главная ниточка.

Он покачал головой.

— Как знать. Их теперь одиннадцать, погибших свидетелей. Будут новые жертвы… Как будто их всех переметили краской вроде цыплят и режут по одному… В какую сторону сначала кидаться, не могу вам сказать. У меня пока нет ваших фотографий.

— Не будем спешить.

— По-моему, если я не ошибаюсь, у вас их тоже нет.

— Верно, пока нет. При себе нету.

— Я ничегошеньки не понимаю, мистер Магнитолог.

Мои надежды, мои поиски, моя мечта, моя бессонница…

Я был один в комнате. Я даже подумал, почему я не волнуюсь, как раньше, почему я спокоен, уверен и прямо-таки похулигански нетороплив. Ожидание расхолодило меня? Или я все нашел гораздо раньше, а теперь наблюдаю понятное, знакомое, как батарейка фонарика. Светит, ну и что? Чудо? Конечно, чудо. Ну и что?.. Я вымучил его, или оно меня?

Загадки больше пет!

Я мог видеть все. Когда хотел, что хотел, куда хотел.

Я ставил наводку луча на двери этого дома, включал плакатор на склонение туда, в прошлое. И передо мной на экране мелькали, как в кино, все, кто входил в эту дверь, в эту калитку за десять лет, пятнадцать, семнадцать, пока сам дом вдруг не испарился, не разобрался, пока не появилась бугристая полянка на месте жилья.

При таком склонении кадры сменялись в обратном порядке, как бывает в кино, если пленку пустить с конца. Но вот нажим клавиши, бег останавливается. Перед нами один из дней прошлого. День у той же калитки. Я могу провести около нее свой (по времени) целый день. Я могу моментально «прокрутить» его от зари до зари, переместив склонение от прошлого к будущему. Я могу начать просмотр этого дня с любой минуты. Я могу отвести луч на десять, на сто, на тысячу, на сотни тысяч метров от калитки в любую сторону и начать бег по времени в той же точке.

Это не мистика, это не машина времени, это все реальное, понятное, как батарейка.

Я навел плакатор на книжный склад в Лахоме, на улицу под ним.

Вот замелькали шагающие задом наперед люди, пятились машины, поднимались, как бабочки с мостовой, садились на дерево листья, потом они мгновенно уменьшались, и дерево становилось голым…

Стоп!

Я вижу длинный открытый автомобиль. А в нем Президента чужой для меня страны. Приветливые группы людей на тротуарах. Улыбки, смех. Яркий солнечный день. Президент улыбается. Он приветствует горожан кивком непокрытой головы. Он улыбается. Рядом с ним женщина с удивительно приятной улыбкой. Шофер улыбается. Голова Президента ничем не покрыта. Мягкие волосы поднимает встречный воздух. А у меня мурашки по спине…

Я видел, как он дернулся. Как ему было смертельно больно. Как жутко вскрикнула счастливая женщина. Рука Президента рвала и не могла сорвать невидимый ошейник. А потом я слышал, как треснул череп… И хлынула кровь на мягкий пол машины. Там, где нога Президента вмяла этот пол, кровь натекла в ямку, и ботинок его тонул в ней.