Наталия Лазарева - Листьев медь (сборник)

Аким быстро доел кашу и выбежал из самобранки. Он очень быстро шел к Учебному цеху, петля по улицам и оглядываясь, но пристального взгляда, утыкающегося в спину, уже не было.

Чубаров чуть запоздал, и, подходя к цеху, увидел тесную группку своих ребят. Лисина выдвинулась вперед, взбивая челку и делая безразличное лицо, Варакуша завязывал шнурок на ботинке, а высокие Зинаида, Нерсисян и Женька стояли строем как на поверке. Чубаров быстро подошел, стараясь рассмотреть, кого это они прикрывают своими спинами, и даже попытался их растащить, положив руку на плечо Нерсисяна.

Ребята раздвинулись, и Аким Юрьевич увидел… Марика.

Чубаров ощущал, что это его последний день в цеху. Он смотрел, смотрел и смотрел на эти стройные конвейеры, перемещающие матово поблескивающие модули с лигокристаллами, на эти прозрачные нахлобучки и уродливые стрекозиные очки. Он смотрел и смотрел, и не мог наглядеться…

В Парк Горького идти было необходимо, он совершенно ничего не понимал, абсолютно не хотел говорить с отсутсвующе-исполнительным Мариком, и думал только о Сове. Он уже не думал о Ми.

В парк он шел спокойно и бесшабашно, он уже не верил и уже верил. Все было совершенно невозможно, но продолжало происходить.

Ежик его дождался, встал, словно не обращая внимания, и направился к проезжей части. Туда быстро подрулил тот же, что и в прошлый раз обтекаемый бежевый фургончик, они вскочили в него и понеслись в сторону Забора и академического парка. Остановились над тем же колодцем, сняли крышку, как в прошлый раз, и спустились.

Картина было вроде бы и та же. В углу возле лаза стояли мрачные дружки Дюмы и Ежика, они перекладывали снаряжение и натягивали свои мрачные кожаные заляпанные землей комбинезоны. Между ними был еще кто-то, и Чубаров видел сейчас только его голую спину и понимал, что он натягивает серебристое и светящееся – то есть его, Чубарова, академический комбинезон, утром пропавший из квартиры.

Спина была очень широкая, красноватая, испещренная шрамами и буграми. Она постепенно скрывалась под серебристой тканью, с трудом впихивающей в себя это массивное тугое тело. Человек с красной повязкой на волосах, наконец, натянул комбинезон и повернулся к Чубарову. Глубоко посаженные, прячущиеся под густыми бровями стекляшки вперились в него, и Ежик сказал: «А ну, объясняй Братцу, как вводить параметры в Ситуационную систему Шат-горы!»

Аким с недоверием посмотрел на пожилого, но еще очень сильного человека, с трудом натянувшего на себя чубаровский комбинезон. Лицо было грубовато, пришелец вовсе не производил впечатления сотрудника, разбирающегося в тонкостях лигопрограммирования. Но приятели Ежика и Дюмы стояли с такими суровым и решительным видом, и их допотопная механика, похожая то ли на буровой инструмент, то ли на кошмарное оружие, так вибрировала в руках, что Аким как на техническом тестировании выдал пришельцу с красной повязкой в волосах все секреты вводных таблиц Центральной моделирующий системы Шат-горы и добавил в конце: «Там осталась Сова…».

Тип в чужом комбинезоне не подал виду, воспринял ли он все это, он смотрел в сторону, как и в прошлый раз, и видимый Чубарову глаз опять напоминал синюю стекляшку. Только у Акима создалось ощущение, что незнакомец прямо-таки всосал в себя все его знание, и не особенно даже пытался понять, что к чему. Просто принял к сведению – и все.

А когда всосал, сказал вдруг, злобно сплюнув:

– Добрались-таки и до меня… хоть и на исходе сил, а добрались. Тронули моего парня, знали, что мне будет ой как больно. Но так и я их трону! Разнесу всех, кто б они ни были, вдребезги! Вдребезги! Эй-рра! Вперед!

Он натянул на голову капюшон-давилку, спрятав свою нестриженую голову с дурацкой красной тряпкой, повернулся и полез в дыру.

…Носы, черные выступы, блики на темном, брызги грязи, легкая тряска… Сова опустила голову, сжала, ссутулила плечи. Черные обломки и грязноватые мысы, которые она видела внизу, перед глазами, наконец, обрели смысл. Она смотрела на них бесконечно много раз. Это были ботинки, туфли, галоши, сапоги. Это были ноги сидящих на скамейке людей, слегка качало и постукивало. За квадратными проемами – тьма. Сова знала это место, ее нес опять куда-то вполне целый вагон метро.

Остановка, плохо освещенный длинный коридор перехода, спины людей, затхлый запах мокрого меха и зимней оттепели. Лестница, снова вагон метро. Знакомая станция, черные, как и там – где? – ступени эскалатора. Качающиеся двери выхода. Все. Все. Все. Все как есть.

Она привычно толкнула стеклянную дверь и вышла на площадку перед станцией метро. Сначала глаза резанула необычная пестрота. Какие-то яркие киоски, тумбы с непонятными словами, написанными латинским шрифтом.

Всюду – лотки с конфетами, бубликами и мороженым. Грозди бананов. Померещилось? Мерещилось все. Ярко красные помидоры, припорошенные снегом, свисающий с прилавка виноград, непрочные стеклянные строения, занимающие почти все пространство площадки, снующие люди, пестрящие развороты газет. И только темный многофигурный памятник со вздыбленной лошадью и поднятыми вверх кулаками, был на своем месте.

Сова прошла знакомый переход, мельком взглянула на конструктивистское здание универмага, украшенного совсем уже несуразными фигурами в витринах, перешла широкую и кажущуюся сейчас незнакомой улицу, уперлась в странное, напоминающее картонный детский домик заведение, распространяющее запах жаренной картошки, и углубилась в переулки за ним.

Все было так и совсем не так. Что-то сдвинулось во времени и пространстве, она прекрасно поняла – это гранники сдвинули нечто и в ее мире. Единственное, что определенно осталось тем же и не сдвинулось, была глубокая трещина на асфальте – справа, возле выхода из метро. В ней, как и раньше, притаились окурки…

И техникум оказался на месте. Мельком взглянув на выросший невесть откуда огромный дом напротив со светящимися буквами «Банк», Сова свернула к родному зданию, поднялась по ступенькам и подошла к двери. Табличка висела на месте, только на ней значилось: «Техникум текстильного производства». Шлагбаума на пути не было. За стареньком письменным столом у двери сидела дежурная – сухощавая пожилая дама с седыми, пушистыми, подкрашенными фиолетовыми чернилами волосами, и читала книжку на иностранном языке. Дама кивнула Кате, будто признала ее. Сова поднялась по знакомой лестнице и толкнула дверь в кабинет мастеров.

Комната, потерявшая весь свой былой лоск, кое-как покрашенная блеклой бежеватой краской и отделенная от улицы и светящейся надписи про банк измятыми, срывающимися с крючков занавесками, встретила Сову духотой и запахом расплавленного сыра. Спиной к ней у крохотного экрана громоздкого монитора сидел человек в вытянувшемся свитере и крутил пальцами короткие пряди волос на голове. Крутил и дергал. Крутил и дергал.