Дмитрий Грунюшкин - За порогом боли

В груди было пусто. Хотя Макс и предусматривал такой вариант, умирать не хотелось. Спрятать Светку не удастся. У Старкова слишком большие возможности. Да и есть еще ее брат… Нет, это конец.

Макс посмотрел в сторону ванной комнаты, где плескалась уже успокоившаяся после недавнего кошмара Светка, и понял, что не сможет даже с ней попрощаться. Она сразу все поймет.

Негнущимися пальцами он нацарапал записку: «Позвони завтра Сереге-Греку. Прости, что ничего не сказал», и подошел к двери. Он постоял несколько минут в коридоре возле ванной, едва удерживая рвущийся крик.

– Я люблю тебя. Прости, я не могу по-другому, – прошептал он закрытой двери и, до треска стиснув зубы, вышел из квартиры.

Из телефона-автомата он позвонил Греку и сказал, чтобы тот зашел к нему домой завтра. Ключ будет у соседки.

Потом домой. По дороге зашел к знакомому нотариусу и без лишней волокиты выписал наимя Грека доверенность на машину с правом продажи. Оформлять машину на Светку не рискнул – Генерал может захотеть вернуть себе «девятку», а у Грека он ее хрен отберет.

Дома Макс выложил на диван все свое оружие, положил на стол пачки долларов и ворох рублей и написал Греку записку, чтобы он продал машину и деньги за нее, вместе остальными деньгами отдал Светке, приборы – Вадиму, а «стволы» и остальное взял себе. На «предсмертные» письма духу не хватило. Да и какой смысл просить прощения, если изменить, все равно, ничего нельзя? Завершив приготовления, Макс вышел на улицу и бесцельно побрел вдоль дороги. Жить оставалось шесть часов.

Макс иногда думал о том, что бы он стал делать, если бы точно знал, сколько ему осталось жить. И вот теперь он знал отпущенный ему срок и вместо важнейших дел просто убивал время. Ему даже хотелось, чтобы это побыстрей кончилось. Ждать смерти было не страшно, но ужасно тоскливо от осознания незавершенности своих земных дел. Их теперь уже никто не завершит. И что самое странное, он понял, что ничего от этой незавершенности не изменится. Выходит, он ничего не значил на этом свете? Все его потуги были абсолютно бессмысленны. И все, что он делал, имело значение только для него? Сознание своей незначительности угнетало. Единственное, что изменится после его ухода – это жизнь Светки. Она станет несчастной.

Нет, не только это. Ворота зла, в которых он был пусть маленьким, но замком, снова будут открыты настежь.

В подавленном полусомнамбулическом состоянии Макса появился прокол, и он ощутил приступ гнева. Хоть бы маленький шанс! Но шанса не было, и он снова погрузился в свои невеселые мысли. Пора уже было думать о том, как отчитываться на том свете за свои грехи.

Внезапно его размышления были прерваны. Навстречу шла цветастая ватага цыган. Грязные ребятишки, некоторые, несмотря на накрапывающий дождь, босые, дергали прохожих за штаны и юбки, выпрашивая деньги. Молодые цыганки порывались кому-то погадать, но все от них шарахались, как от чумы. Чуть позади шла старая цыганка с узлом через плечо, видимо, начальница этой компании.

Молодуха с золотыми зубами и в четырех или пяти юбках ухватила Макса за рукав, но тот мягко, но решительно высвободился. Случайно поймав его взгляд, молодуха сразу же его отпустила и, передернув плечами, как от холодной воды, пошла искать клиента поприятней.

– Эй, касатик, что не весел?

Макс, думавший, что уже отделался от цыган, недоуменно оглянулся. Рядом с ним стояла старуха с узлом.

– Давай погадаю, милок. Карты раскину. Мои короли не врут.

– Ни к чему, – вздохнул Макс, – Я свое будущее знаю.

– Тогда врага твоего покажу, – не унималась гадалка. – Посмотри в зеркальце, увидишь его.

С этими словами она выхватила откуда-то из юбок маленькое зеркальце и сунула его Максу под нос. Макс даже улыбнулся – этот трюк знает любой гипнотизер-недоучка.

– Не-е, мать, не надо меня гипнотизировать. Да и враг мне тоже известен.

Макс оттолкнул рукой зеркало и цыганка, воспользовавшись этим, завладело его ладонью.

– По руке твоей почитаю. Все скажу – не утаю, что было – что будет поведаю. Вот линия…

Старух, вдруг, осеклась на полуслове и, толкнув Макса в грудь, с неожиданной быстротой отскочила в сторону.

– Прочь! Прочь от меня! Сатана ты! Руки у тебя в крови по плечи!

Всколыхнулось что-то в Максе и он, не помня себя, шагнул вперед и схватил цыганку за руку. Та взвизгнула и шарахнулась от него, но вырваться не смогла. На крик обернулись ушедшие далеко вперед молодые цыганки и тут же бросились выручать свою товарку, вопя резкими голосами. Но Макс их не видел и не слышал.

– Мать, – взмолился он. – Помоги! Да, много на мне крови! Но, видит Бог, ни одного невинного я не загубил. Я знаю, ты и в самом деле ВИДИШЬ. Скажи мне! Тяжело мне сейчас. Успокой. А я заплачу…

Старуха настороженно посмотрела на Макса, но, видно, что-то ее успокоило и она, жестами прогнав молодух, недовольно проворчала:

– К попу тебе надо за успокоением, а не ко мне. Ну, да ладно, пойдем.

Она присела у стены дома, где было посуше и долго водила грязным пальцем по ладони Макса, что-то нашептывая, а потом раскинула замусоленную колоду прямо на асфальте. Она долго перекладывала карты с места на место, беззвучно шевеля губами. Макс заворожено следил за ее сухими потрескавшимися пальцами, которые с шулерской ловкостью тасовали его судьбу.

Наконец старуха закончила колдовать и посмотрела на Макса своими пронизывающими, не по-старушечьи черными, глазами. Макс выдержал взгляд, и губы гадалки дрогнули в скупой улыбке.

– Твердый ты, крепкий. Но душа твоя расколота. Потерял ты себя. И дума у тебя плохая. Много черного у тебя впереди. Рассказывать – дня не хватит. Да и не вижу я всего. Одно скажу – чтобы себя найти, нужно тебе найти Другого. А для того уехать тебе придется, и походить по свету. Найди его, а то и он сгинет, и ты пропадешь. А после того, как найдешь, возвращайся к той, что ждет тебя, и узнаешь того, о ком не ведаешь. А теперь позолоти ручку, а то не сбудется.

Макс пошарил по карманам и извлек помятую стодолларовую купюру. Чем-то светлым повеяло от этой встречи, хоть и не меняла она ничего в его жизни. И смерти.

– Держи, мать. Мне она, вроде как, и ни к чему. И спасибо тебе.

Макс отвернулся, чтобы уйти, но цыганка, сжав в кулаке зеленую бумажку, вдруг окликнула его:

– Черный день у тебя сегодня, парень. Все будет, что я сказала, но только если ночь эту переживешь. Ой, не ошибись!..

Макс благодарно кивнул гадалке и пошел навстречу судьбе.

Холодный дождь второй половины Августа монотонно шумел, расслабляя и навевая дрему. Он постепенно наполнял большие лужи, не образуя ручейков – так всегда бывает в преддверии осени. Холодно, сыро, темно…