Эрик Рассел - Оса

Орудуя псевдомелком, Моури едва не хохотал, представляя, как спозаранку несчастные домовладельцы станут тщетно отмывать кощунственные буквы. Мел обладал коварным свойством въедаться в стену при соприкосновении с водой, то есть, чем упорней драить, тем ярче и отчетливее проступает надпись.

Наутро, с аппетитом позавтракав, Моури вышел из отеля и, игнорируя назойливых таксистов, сел в автобус. Раз десять он менял маршруты, всячески заметая следы, даже сдал кейс в камеру хранения. Была ли в этом необходимость — сказать трудно, но береженого бог бережет, кто может поручиться, что в отель не нагрянут с проверкой, и тогда…

«Кайтемпи. Предъявите книгу регистраций. Так, в основном, старые постояльцы. Кроме этого, Шир Агавана. Кто он такой?»

«Лесной инспектор.»

«Так было написано в его удостоверении, да?»

«Да-да, кэп. Оно было в полном порядке.»

«В каком Министерстве он работает?»

«В Министерстве Природных Ресурсов.»

«Вы в этом уверены? Там был штамп Министерства?»

«По-моему, да. Точно не могу сказать.»

«Вы обязаны замечать такие вещи.»

«Извините, кэп, но через мои руки проходит столько бумаг! Я не в состоянии запомнить…»

«Надо стараться. Хорошо, будем надеяться, что с этим Агаваном все в порядке. Хотя, знаете что? Дайте-ка мне телефон. Не помешает лишний раз проявить усердие.»

Короткий звонок, пара односложных вопросов, и трубка с грохотом падает на рычаг.

«В списках Министерства нет никакого Агавана! Когда он покинул отель? Что сказал? Куда направился? Очнись, кретин, и отвечай, когда тебя спрашивают! А ну, ключ от его комнаты, быстро! На чем он уехал? На динокаре? Опиши его. Кейс?! Какой? Кожаный?!»

Пусть и невелика вероятность такого поворота событий, тем не менее, случись что, в казематах Кайтемпи досадовать на промахи будет поздно.

Изрядно напетляв и уверившись, что теперь даже самая опытная ищейка собьется с ног, но не сможет проследить его извилистый путь, Моури забрал из камеры хранения кейс и отправился в свои новые апартаменты — две дурно пахнущие клетушки на четвертом этаже полуразвалившегося доходного дома. Там он провел остаток дня, приводя антисанитарную конуру в божеский вид.

Хозяин дома, человечек с бегающими глазками, без вопросов принял его как Гаста Харкина — железнодорожника, честного труженика, немного рассеянного и достаточно глупого, чтобы в срок платить за снятые комнаты.

Разделавшись с уборкой, Моури вышел купить вечерние газеты. О вчерашних событиях там не было ни строчки. Сначала он несколько огорчился, но, поразмыслив, решил, что это даже к лучшему. Ни один уважающий себя журналист или более-менее приличный редактор не упустил бы такой материал, а значит, не обошлось без давления сверху. Кто-то, наделенный немалой властью, прихлопнул публикацию тяжелым кулаком цензуры.

Да, всполошились, видно, господа из Кайтемпи, забеспокоились, заерзали в своих креслах. Что ж, это только начало, так сказать, оса крылышком махнула. То-то будет дальше. И чем упорнее молчат «наверху», тем красноречивее пересуды «внизу»; растет недоверие к правительству. «Что опять они от нас скрывают?» — уже завтра, Моури не сомневался, тысячи горожан зададутся этим вопросом. «Дирак Ангестун Гесепт» — эти три слова будут вертеться на языках десятков тысяч достопочтимых сирианцев, и все потому, что власти струхнули и сидят, как в рот воды набравши.

«Нет причин для страхов», — говорит правительство. Но кто ему поверит, когда оно боится признать столь пустячный фактик? А ведь шила в мешке не утаишь.

Если не бороться с заразной болезнью — само собой, вспыхнет эпидемия. Моури решил ускорить процесс распространения антивоенной бациллы и очередную вылазку предпринял в Редайн — небольшой городок с населением не более трехсот тысяч человек, расположенный в сорока двух милях к югу от Пертейна; райцентр с собственной электростанцией, бокситными шахтами и заводом по производству алюминия.

Утренний поезд был битком забит угрюмыми работягами, самоуверенными чиновниками, измученными солдатами, какими-то бесцветными бесполыми личностями — людьми, движимыми нуждами военного времени. Напротив Моури восседал свиноподобный тип с жирной харей — живая карикатура на министра пищевой промышленности — и томно, с барским равнодушием взирал на проносящиеся за окном пейзажи. Не прошло и пяти минут, как Свинорылый уже храпел, запрокинув голову и широко раскрыв рот. Во сне он еще больше напоминал борова, и у Моури руки чесались заткнуть его пасть апельсином.

Милях в тридцати от Редайна передняя дверь с шумом распахнулась, и в вагон ввалился вездесущий страж порядка в сопровождении двух суровых личностей в штатском.

— Ваш билет, — потребовал полицейский у первого же пассажира.

Трясущимися руками сирианец протянул билет. Полицейский изучил билет с обеих сторон, затем передал коллегам.

— Удостоверение, — на весь вагон гаркнул легавый, явно стараясь угодить своим спутникам, которые пристально изучали проездной талон несчастного сирианца. — Разрешение на передвижение.

Пассажир вздохнул с облегчением, когда, пройдя тройную проверку, ему вернули документы. Троица двинулась дальше.

— Ваш билет.

Моури без особых опасений наблюдал за происходящим из глубины вагона. Тревога появилась лишь когда два истукана в штатском, как по команде, ни с того ни с сего набросились на какого-то бедолагу. Глаза их налились кровью, они были готовы растерзать несчастного.

— Встать!

Пассажир вскочил, дрожа как осиновый лист. Нимало не церемонясь, его ощупали с головы до пят, вывернули карманы, перетряхнули сумку, но ничего существенного не нашли.

— Ну, что ты трясешься? — заорал раздосадованный полицейский.

— Я… я плохо себя чувствую, — запинаясь пробормотал пассажир.

— И что же с тобой такое?

— Дорожная болезнь, кэп. Мне всегда неважно в поездах.

— Вранье. Небось, в штаны наложил со страху. — Констебль взглянул на своих товарищей. — Хорошо, садись.

Пассажир рухнул на сиденье и тяжело задышал. Легавый презрительно обвел его взглядом и переключился на следующую жертву.

— Билет.

До Моури оставалось еще с десяток человек. Он, конечно, мог рискнуть на проверку документов. Но обыск! Легавого Моури не боялся: легавый — везде легавый, а вот эти двое, агенты всемогущей Кайтемпи… Если они проверят его карманы — ему крышка. А на далекой, далекой Земле хладнокровный тип по фамилии Вулф поставит точку в досье Моури и отыщет другого простофилю, которому заморочит голову своим «Встаньте», «Повернитесь», «Пройдитесь вразвалку», «Из вас получится недурная «оса».