Николай Коротеев - «Мир Приключений» 1977 (№22)

— Почему здесь мои сыновья и жена, мои племянник и его мать?

— Они очень ждали вас, Дердеш-ака. Я помог им оказаться здесь. Вот спустимся по тропинке — там их юрта стоит. Дрова они заготавливают для строителей Памирского тракта, дороги на Хорог. Пойдемте, вместе с сыновьями и племянником кушать будем, чай пить.

— Стреляйте… Только не трогайте сыновей и племянника.

— Слушать не хочу, Дердеш-ака! Мне не верите — моему начальству поверите. Или вы не знаете, что жив и работает курбаши Кулубаев? Он грамотный. Он председателем колхоза стал. Кто его обижает, если он честен?

— Знал я Кулубаева…

— А мне, Дердеш-ака, можно вопросы сдавать?

— Спрашивай, сынок. И стреляй… Последние слова я мимо ушей пропустил!.

— Вы один пришли сюда, Дердеш-ака?

— Нет. Вдвоем.

— Кто второй?

— Это сволочь! Джельдет, палач.

— Где же он?

— Отослал я его к почтовому камню. Разве я мог встретиться с вами при нем? Он тут же убил бы вас. Он только завтра вечером придет.

— Куда?

— Ко мне. Где я скрываюсь.

— Где же вы скрываетесь?

— Неподалеку. У зеленого камня. Тут в полуверсте, высоко в скалах, пещерка есть. Там мы и скрываемся. Не можем выйти. Все время, днем и по ночам, патрули ходят.

— А почему вас сюда послали? Что вам здесь надо?

Дердеш долго молчал, сидел неподвижно. Мне показалось, окаменел он — такой же темный и недвижный, как и караташ. Я понимал, почему молчит Дердеш: скажешь — почему, спросят — где то, за чем пришли; получается — выдаст он глубокую тайну Джаныбека, за сохранение которой уже пятнадцать вернейших слуг, преданных, будто псы, поплатились головой. И не поплатится ли он, Дердеш-мерген, жизнью за только что обретенную свободу…

— Знаешь, сынок… Ты прав, спросив, зачем мы пришли… Я был в своей юрте. Я видел и обнимал своих сыновей. И не хочу жить без них…

Дердеш вздохнул, поднял голову к небу. И я — тоже. Крохотная звездочка желтой искрой скатилась к земле, погасла. А я-то не заметил, как ветер над горами растащил тучи, синяя глубина очистилась и все светила смотрели на нас.

— Вот, сынок… Зачем мы пробирались сюда… Есть у Джаныбека сокровищница. Богатая казна. Слышал — в Джушалинском ущелье Кызылжас — красная скала? Вот в ней и спрятаны сокровища: золото, серебро, рис, пшеница, утварь ценная. Всё там есть. И винтовки там есть — хорошие и которые надо ремонтировать, а я не успел. Против скалы живет Мамбетбай. Как раз против скалы стоит его юрта.

Теперь я замер. Я вправду боялся пошевелиться. Аксакал, уважаемый человек Мамбет бывал проводником наших пограничников. Никогда не отказывал им в помощи и всегда выводил подвижные группы туда, куда его просили, — в тылы басмаческих банд.

— Мамбетбай охраняет сокровищницу. Он — третий, кто после Джаныбека и меня знает теперь о тайнике.

«Так кто же ты, Дердеш-мерген? — подумал я. — Басмач-исмаилит, который прикидывается сдавшимся, клевещет и жалит насмерть хорошего человека Мамбета, пусть бая в прошлом, а теперь проводника пограничников, или прикидывается Мамбет? Сразу тут ничего не решишь… А как узнать правду об обоих?»

Не нашел я ответа и сказал:

— Дердеш-ака, что мы торчим здесь? Нас ждут в юрте твои сыновья и племянник. Пойдем, поедим, отдохнем.

И мы пошли. Впереди — гора Дердеш, а я за ним.

Я шел и то и дело спотыкался в темноте; мысли мои были заняты. Тогда решил: позвоню утром в окружной центр своему начальству и посоветуюсь. Обещание Дердеша показать сокровищницу Джаныбек-казы, за которой мы гонялись едва не год, было достаточно важным. Хотя, конечно, к начальству лучше обращаться с готовым решением, а не разводить в растерянности руками, когда тебя спросят, что именно ты собираешься предпринять.

Мы подошли к юрте; залаяли собаки. Они мотались вокруг нас кругами, но нападать не решались. Из юрты вышли женщины и дети. Абдулла подбежал ко мне и стал обнимать, приговаривая:

— Спасибо, Абдылда-ака, спасибо! Вы привели дядю.

Дердеш сказал:

— Женщины, моя жена и сестра, благодарите этого человека. Он вернул меня к вам. Он говорит — мне нечего бояться, и я ему верю.

Тогда женщины подошли ко мне, обнимали и лепетали слова благодарности.

Взяв сыновей, точно пушинки, на руки, Дердеш боком, склонившись, едва протиснулся в дверь юрты. Внутри светила керосиновая лампа и вкусно пахло хорошо проваренным мясом и свежими лепешками. На дасторконе стояла миска с конфетами, лежала горка боорсоков, пахнущих хлопковым маслом, в котором они жарились. Боорсоки — попросту пончики из пресного теста, самой разнообразной формы: квадратные, продолговатые, треугольные.

Я снял сапоги у входа и прошел на кошму.

Женщины засуетились у печки, стоявшей посредине юрты. Только теперь я почувствовал, что ночь за кошмами холодна. Запахло зеленым чаем. На дасторконе появился вместительный фаянсовый чайник с металлическим носиком вместо отбитого. Жена Дердеша, как старшая из женщин, сделала кантарыш: несколько раз наливала кипяток в пиалу с чаем и отправляла его обратно в чайник, пока напиток как следует не заварился. Потом она передала пиалу с глотком чая Дердешу, а тот передал ее мне с поклоном и прижав ладонь к груди. Я тоже принял пиалу, поклонившись и прижимая руку к груди. Но пить не стал, пока старший по возрасту и хозяин — Дердеш не пригубил пиалы. Мы смаковали чай крошечными глотками, хотя очень хотелось пить. У Дердеша прямо-таки дрожали руки от счастья, что он пьет чай, поданный женой в своем доме. Великан сидел, поджав под себя ноги, а по обе стороны от него — два его сына-близнеца. Один сумел остаться серьезным, только блестящие глаза выдавали его волнение, другой потихоньку вцепился в полу отцовского халата и глядел на Дердеша, забыв о еде.

После чая женщины подали мясо, большое блюдо душистого мяса, и мы ели его с аппетитом.

— Мне пора, Дердеш-ака. Вы оставайтесь с детьми, отдыхайте.

— Как же так? — забеспокоился Дердеш. — В пять утра придет патруль и заберет меня. Арестуют!

— Никто не придет. Я сниму патрулирование. — Однако я подумал, что начальство мое может и не одобрить таких действий. Но — что делать? Иначе-то поступить я не мог. — Спите спокойно, Дердеш-ака. А к вечеру я приеду. Нам надо о многом поговорить.

Дердеш вышел проводить меня, стремя подал, оказывая высокую честь и доверие.

Я оставлял Дердеш-мергена на попечение его племянника, хотя прекрасно понимал: если приспичит Дердешу уйти, он уйдет, а коли он исмаилит, то и через труп племянника перешагнет не раздумывая. Но как иначе поступить? И что бы мог сделать кто другой, окажись он на моем месте? Правда, встретившись с патрулем за въездом в ущелье, я приказал бойцам не приближаться к юрте, а издали, километров с двух, наблюдать за всем происходящим.