Журнал «Если» - «Если», 2012 № 06

Дождь прекратился так же неожиданно. Тучи развеялись, очистив голубовато-серое небо с разбросанными по нему симпатичными перистыми облаками. Над пустыней всходил оранжевый диск Варака, и под его лучами дикий, угрюмый ландшафт преобразился. Из песка проклюнулись тончайшие стебельки, которые на расстоянии в сотню шагов сливались в пушистый нежно-салатовый ковер. Даже лес больше не выглядел мертвым и угрожающим. Погибшие деревья потемнели, заметно ушли в землю, зато молодые и уцелевшие казались здоровыми, словно даже повеселевшими. Их ветви тянулись к небу, а между шипов красовались мельчайшие цветки, похожие на россыпи разноцветного бисера.

При свете дня Штас обнаружил, что находится на плато. Неизвестно, что делалось за лесом, но здесь, на открытом месте, был относительно небольшой пятачок пустыни, окруженный небом. Тело горело и ныло, и все же Есман не утерпел, пошел к обрыву, однако метрах в семи остановился. Там, где он ожидал увидеть горизонт, тянулись перистые облака. Он приблизился еще на пару шагов и обомлел: облака заворачивали вниз, как бы соблюдая форму планеты, вот только планеты там не было.

Штас развернулся и на заплетающихся ногах побрел к лесу. После ночного происшествия следовало держать ухо востро, однако лес вел себя мирно. А лагерь…

Повсюду валялись клочки пузырьковой пленки с увязшими в них колючками — все, что осталось от шалаша. Упакованным в пленку вещам повезло не больше: теперь они лежали побитые и изодранные. Меньше всего пострадал прочный контейнер с продуктами, но вода все же проникла и в него. Через двадцать четыре часа все его запасы самоликвидируются: придет в действие катализатор распада. Пообедать, пожалуй, еще можно, а вот от ужина лучше воздержаться.

Все, что не могло быть уничтожено стихией, куда-то исчезло. Штас долго и безуспешно искал котелок, зато случайно нашел зажигалку и парочку неповрежденных аптечек. Одну он спрятал в карман, другую воткнул в плечо. Собрал веток, бросил в костер упаковку завтрака и присел перед огнем.

Упаковка зашипела и покрылась лопающимися пузырями. Каждый пузырек выплескивал крошечную порцию жидкой глины, которая тут же затвердевала и светлела. Вскоре в костре остался лежать похожий на кирпич брикет обожженной глины. Носком ботинка Штас вытолкал его из огня, выждал пару минут и расколол рукояткой топорика. Внутри оказалась масса, похожая на мясной рулет, обильно сдобренный специями. Настроение заметно улучшилось.

Очень плохо, что исчезла «нора». Синт, вероятно, погиб, а без него долго не продержаться. Нужно отъедаться впрок, подумал Есман и бросил в костер другую упаковку, по виду — овощное рагу с кусочками мяса.

Несмотря на название, пищевой синтезатор был живым существом. Забавная тварь размером с небольшую собаку, верткая и подвижная, как землеройка, стала популярной в Галактике не столько за веселый нрав, сколько за особенности пищеварения. Это была единственная известная форма жизни с обратным метаболизмом. Синты питались продуктами органического распада, всем, что гнило, разлагалось или уже обратилось в прах, превращая и изощренные отходы химической промышленности, и обычные пищевые отбросы в качественные и полезные для человека продукты.

Синты жили рядом с людьми уже пару сотен лет, но продолжали оставаться тайной за семью печатями. Загадочным было само их появление. Более двухсот лет назад на ежегодной ярмарке редких животных на Селесте прародителя всех синтов, выдавая его за выхухоль, пытался сбыть с рук какой-то космический бродяга. Прежде чем удалось выяснить, что за существо попало в руки организаторов ярмарки, и главное — откуда, бродяга был казнен за незаконную торговлю редкими животными. Впоследствии ученые и исследователи всей Галактики кусали локти: кто знает, какие еще чудесные организмы могли обитать на неведомой планете, породившей синтов.

Одно было хорошо: оказалось, что синты размножаются нетипичным для сложных организмов способом — почкованием. Правда, медленно. Вскоре пришло и главное разочарование: синты не поддавались научному анализу. Их можно было наблюдать, но нельзя препарировать, облучать или прослушивать. Бархатистая и уязвимая на вид шкурка экранировала любое излучение, а попытки препарировать умершую особь вызывали немедленный коллапс в радиусе примерно полуметра.

Постепенно у зверьков наметилась специализация: их стали использовать в качестве добытчиков пищи при освоении новых планет. В космосе зверьки мирно спали в разработанных для них «норах», в среде, лишенной молекул органического распада, и ждали своего часа.

Во втором приготовленном «кирпиче» оказалась печеная сгущенка. Есман разжевал кусок, взял в руку конденсатор влаги, потряс его, недовольно скривился и отправился за водой.

В небольшом пруду, сразу возле леса, плескалась женщина. Вместо прежнего рубища на ней был цветастый сарафан.

Когда мужчина приблизился, она обернулась, глянула искоса.

— Доброе утро, — пробормотал Штас.

Он присел у кромки воды. Посмотрел на дымящийся завтрак у себя в руке.

— Есть хочешь?

Женщина не ответила, и Штаса разобрало зло. Какого черта я вожусь с ней, подумал он и собрался уходить, но тут женщина с громким всплеском поднялась и, покачивая бедрами, двинулась к Штасу. В своем липнущем к телу платье она представляла такое плачевное зрелище, что в пору было прослезиться. Под одеждой едва угадывалась грудь. По бокам остро проступал таз, готовый, казалось, изорвать трущуюся о него ткань в клочья.

Женщина остановилась в двух шагах и протянула яблоко, крупное, с румяным бочком, покрытое восковым налетом, на котором поблескивали капли воды. Контраст между злосчастным человеческим существом и здоровым яблоком был разителен. Есмана передернуло.

Она отступила, уронила яблоко в воду и вдруг ринулась прочь. Не побрела и не поволокла ноги, чего вполне можно было ожидать, а именно бросилась, легко перепрыгивая через камни и небольшие лужи. Штас уронил «кирпич», несколько секунд пялился на удаляющуюся фигуру, затем рванулся следом.

— Стой! — заорал он. — Там обрыв!

Она даже не оглянулась. Ну и черт с тобой, со злостью подумал Штас, но не остановился, а, напротив, поднажал и начал понемногу сокращать расстояние.

Перемахнули через холм. Еще чуть-чуть, и он настигнет ее. Покажет ей… Заставит себя уважать…

И тут женщина исчезла.

Он увидел, как круто скала уходит вниз и метров через двести заканчивается. Под ногами было лишь небо с бегущими по нему облаками. Медленно, как в кошмарном сне, он извернулся, вцепился пальцами в склон и, ломая ногти, сорвался в пропасть.