Роберт Шекли - Завещание Джеффри

Я, конечно, не понимал причины нервного поведения человека, но этого, впрочем, и не требовалось. Безусловно, мое появление внесло неожиданный разлад в его картину мира, точно так же, как само наличие этого существа — в мою. И все же основной вопрос оставался нерешенным. Как объяснить эту новую реальность тем, кто меня сюда послал? Чем больше я думал, тем больше начинал подозревать, что, по крайней мере в данном конкретном случае, общение с людьми пойдет значительно легче, чем с моими собственными собратьями.

Я вызвал Первого.

— Нахожусь у места посадки, — доложил я. — Существа на борту корабля не из числа фуили.

Ответа не последовало. Либо мое сообщение было просто записано, либо же Первый усомнился в моей психической полноценности.

Человек по имени Барри неохотно отошел от лестницы, когда вниз спустился его товарищ; третий член экипажа оставался внутри аппарата. Человек-Барри обратился с длинным монологом к спустившемуся. Отрывистая речь действовала на меня раздражающе, и я уменьшил громкость приема. Наконец вновь прибывший повернулся, указал на себя и голосом более высоким и менее неприятным произнес:

— Кэтрин.

— Джефапроникитафреказанзис, — повторил я.

На этот раз, по-моему, они поняли. Оба двинулись ко мне и на полпути остановились. «Джефапрони…» — начал тот, кого звали Кэтрин. И запнулся. (Похоже, консонанты давались им с трудом.) А потом продолжил ликующе:

— Знаю! Я буду звать тебя Джеффри!

Я хотел рассердиться. Обращение каким бы то ни было уменьшительным именем — тяжкое оскорбление, караемое судом и последующей компенсацией. Но вряд ли можно винить людей за ограниченность развития органов речи; они скорее достойны жалости, нежели осуждения.

Ограниченность…

Тогда-то и возник зародыш идеи.

Джеффри пришел к представлению о людях как о «разумных животных» в такой же степени для защиты своих соотечественников от катастрофического шока, как и для того, чтобы иметь повод привести двух из трех прилетевших странных созданий на Станцию фуили. Гордость заставляет меня признать, что это начало не назовешь удачным с точки зрения нас, людей; но очевидно, что у Джеффри выбора практически не было. То, что он выжил после потрясения, еще не гарантировало благополучного исхода для его народа в целом. Слишком глубоко коренилась вера в уникальность фуили; ее не воспитывали — ее наследовали как органическую часть психики. Представьте извращенность мышления, которое допускает существование животных, строящих космические корабли, и, возможно, вам будет легче оценить глубину этой веры. К счастью, новое поколение фуили уже не страшится признать людей друзьями. В этом смысле Джеффри, безусловно, опередил свое время.

Через три дня Барри и Кэтрин полетели со мной на Станцию, человек по имени Курт остался на корабле. Как было условлено, нас ждал пустой наземный экипаж, и я сразу же отвез гостей к отведенному им зданию. На людей произвели впечатление размеры Станции, ее солидность. Они недоумевали, что не обнаружили ничего с орбиты. Я указал на мерцающую дымку, полусферой нависшую над Станцией.

— Песок обволакивает защитное поле, — объяснил я на их языке. — Смягчает очертания. Сверху незаметно.

— То есть это не маскировка?

— Разумеется! От кого нам маскироваться? Легкости, с какой я говорил, удивляться не следует.

Человеческий язык примитивен, и менее чем за два дня я с помощью Компьютерного Ядра без труда ознакомился со значением большинства слов. К сожалению, вряд ли люди смогут овладеть речью фуили. И дело не только в том, что гортань человека к ней не приспособлена и его ухо несовершенно; ум новорожденного человека абсолютно чист, все приходится постигать с нуля, он лишен возможности питаться из резервуара инстинктивного знания, которым располагает каждый молодой фуили, едва ступивший в эту последовательность.

Первый пришел, когда мы разгрузились. Люди (цикл их сна и бодрствования лишь немного больше нашего) устроили себе спальные места в маленьком алькове, поблизости расположили контейнеры с пищей. Хотя для поддержания жизни нам требуются в общем схожие условия, было решено ждать результатов комплексных анализов, прежде чем разрешить людям попробовать что-либо из продуктов питания фуили. Первый должен был определить режим: изолировать ли незнакомцев полностью или открыть им доступ к Станции и ее персоналу. В значительной степени это зависело от Первого, от его дара убеждения. Хотя сам он принял созданный мной образ людей как «животных, использующих орудия», не было никакой уверенности, что все остальные смогут принять эту не столь дикую, но тем не менее возмущающую рассудок идею и остаться в здравом уме.

Я знал, что перед тем, как зайти, Аверпонекатупенавизис предварительно наблюдал некоторое время за людьми. И все же в его поведении сквозила напряженность: войдя, он остановился в дальнем конце помещения, устремив взгляд скорее на меня, чем на гостей. Первый уже знал об их ограниченных речевых способностях, так что не оскорбился, услышав уменьшительное имя Аври. Он также был знаком со всей информацией, которую я ввел в Компьютерное Ядро, и мог общаться с людьми самостоятельно. Однако во время разговора с ними глаза его были прикованы ко мне.

— Меня называют Первым, потому что я первый среди равных, — ответил он на вопрос. — Мой долг — указывать путь.

У фуили странная иерархическая система. Хотя существует Элита — наследственный правящий класс, куда входит менее одного процента населения, — нет ничего похожего на формальные выборы лидера, как мы это понимаем. Зато есть некий «инстинкт»: в любой ситуации, затрагивающей группу, общую волю выражать через кого-то одного. Безусловно, у фуили поразительно развито чувство эмпатии, и порой оно достигает даже нас, людей.

Тяжело было всем, и все же людям, думаю, было несколько легче. Люди всегда допускали возможность наличия во Вселенной иного Разума, так что они были скорее возбуждены, чем растеряны. А для нас, фуили, само существование человеческого рода грозило кошмарным психологическим кризисом. На плечи Аверпонекатупенавизиса легло свинцовое бремя, и он был вынужден нести его в одиночку, без чьей-либо поддержки, по естественному праву Первого. Наблюдая и слушая, я со своей стороны скромно пытался помочь ему, но практически безрезультатно. Усталость и невероятные события предшествующих дней, решил я, сказались на моих эмпатических способностях. И все же душой я был с Аверпонекатупенавизисом.

— Как называется ваша планета?