Роберт Шекли - Завещание Джеффри

— Как называется ваша планета?

— Земля.

— Люди там доминирующая раса?

— Да.

— Как давно вы вышли в космос?

Человек по имени Барри назвал цифру, и я перевел ее на наше исчисление.

— Около трехсот лет назад.

— Но это всего лишь… — Аверпонекатупенавизис повернулся ко мне: — Джефапроникитафреказанзис, три столетия — все равно что вчера. Может ли семя за день превратиться в лес?

— Спросите, когда они построили первый межзвездный корабль, — предложил я. Это было жестоко, но, по моему глубокому убеждению, необходимо.

— Пятьдесят лет назад, — последовал ответ человека по имени Кэтрин.

Аверпонекатупенавизис возбужденно вытолкал меня в соседнее помещение. Его лицо выражало сильнейшее волнение, смешанное с растерянностью, руки дрожали.

— Не могу поверить собственным ушам! И все же существа эти говорят правду, я знаю!

— Вы уверены?

Он посмотрел на меня с удивлением:

— Разумеется! Я ощущаю это безошибочно.

— Но они совсем другие! — возразил я. — Их чувства, их мысли… — голос отказал мне, когда я понял, какой чудовищной ценой удалось мне приспособиться к людям.

Аверпонекатупенавизис был обеспокоен. Беспокойство сквозило в его речи и облике, выражалось в том, как он сжимал челюсти, поднимал руки. Но самых главных признаков-тех, что незримо передаются от мозга к мозгу, — не было. Последние слова подтвердили мои самые страшные опасения.

— Джефапроникитафреказанзис, я тебя не воспринимаю, тебя словно нет. Что случилось с тобой?

Я солгал. Впервые в жизни я умышленно сказал неправду, и это дорого мне стоило. Но над ним уже довлела такая тяжесть проблем, какую ни одному Первому еще не приходилось нести, и вряд ли у Аверпонекатупенавизиса оставались силы на большее. В любом случае я внезапно оказался в уникальном положении: единственный фуили, который мог скрыть ложь, — одновременно проклятье и, вероятно, полезная способность.

— Все нормально, — ответил я. — Очевидно, мы оба просто устали.

И вновь я будто раздвоился, холодно взвешивая варианты. Я подготовил Аври, и он не сломался. Как не сломается — теперь сомнений не оставалось — любой предварительно подготовленный фуили. Но кто знал, как поведут себя люди, если их официально объявят «неполноценными»? По-своему, нескладно, я объяснил — и, думаю, они поняли, — почему необходимо представить их Первому в качестве «разумных животных». Но примут ли они постоянные отношения, построенные на превосходстве фуили? Этого я не знал. У меня сложилось впечатление, что мы балансируем на некой критической грани и выбор между двумя очень разными образами грядущего зависит сейчас скорее от людей, чем от фуили.

Поэтому я почувствовал огромное облегчение, когда Аверпонекатупенавизис, предвосхищая основную проблему, сказал решительно:

— Надо информировать остальных. Но сделать это мягко, так же как привел меня к знанию ты. — Он коснулся моего плеча: — Я благодарен за твою осторожность, Джефапроникитафреказанзис.

Я наклонил голову:

— Это тяжкое знание.

— Очень. И я поражен — как сумел ты пережить такое, не изменившись? Ведь тебя никто не готовил к тому, что ты нашел.

— Не знаю, — ответил я, удивляясь легкости, с какой научился лгать. — Возможно, так было суждено.

Принимая во внимание несколько мистическую натуру Аверпонекатупенавизиса, естественно было ожидать, что он задумчиво кивнет.

— Я соберу наших коллег и подготовлю их. Некоторые могли уже издалека увидеть гостей, и лучше им узнать правду, пока их воображение еще не разыгралось. Ты с людьми останешься здесь до моего особого указания.

Я молча кивнул и вернулся к гостям. Не владея их языком в достаточной степени, чтобы проявить тонкость, я решил прибегнуть к аналогии.

— Вы дышите нашим воздухом. Это трудно?

— Жить можно, — ответил человек по имени Барри. — Но у него неприятный запах.

Логично. Совершенно нелепо предполагать, что атмосфера Земли абсолютно идентична атмосфере Фуили. А непривычное для органов чувств — неприятно. Я указал на металлические цилиндры среди привезенных людьми запасов.

— Зачем они?

— На крайний случай. А в общем мы надеемся, что со временем привыкнем… — его лицо сморщилось, — к вашим газам.

— Потому что это необходимо?

Он кивнул. Я уже перестал удивляться схожести нашей мимики: например, кивок в знак согласия, покачивание головы — в знак отрицания, а когда уголки рта-прорези поднимались вверх, это, безусловно, обозначало улыбку. Хотя своеобразный кашель, который люди называли «смех», мои коллеги скорее всего сочтут доказательством их принадлежности к животным.

— Если вы и вам подобные хотите пребывать на этой планете, нужно принять другие неприятные, но необходимые вещи.

— Какие?

— Самое главное — признать превосходство фуили. Но также смириться с ограничением вашей численности и деятельности здесь и с постоянным статусом объекта наших научных исследований.

Они смотрели прямо на меня. Я знал, что плохо еще владею языком, с трудом выговариваю многие звуки. Но конечно, они поняли суть моей мысли, пусть не в деталях, и покраснение открытых участков кожи явилось, вероятно, признаком их обиды.

— Почему? — спросил наконец человек по имени Барри. — Что дает вам право…

Человек по имени Кэтрин оборвал его резким словом.

Я попытался объяснить. То, что я говорил, основывалось на моих представлениях о людях — новых и оттого неясных даже для меня.

— Фуили — древний народ. Многое из того, что мы собой представляем, мы наследуем в момент рождения, а не приобретаем, подобно вам, в процессе обучения. А потому нам свойственны определенные взгляды, которые нельзя изменить без риска потерять рассудок. Возможно, вы, люди, и есть такие, какими себя видите, но для фуили этого не может быть.

— Простите, если я ошибаюсь, но, по-моему, лично вы, Джеффри, не считаете нас много ниже себя, — заметил человек по имени Кэтрин. — Разве это не противоречит вами сказанному?

Как ни было больно, я должен был ответить. — Противоречия нет. Вы имеете дело с сумасшедшим фуили.

Они переглянулись.

— Не понимаю, — растерянно произнес человек по имени Барри. — Мне вы кажетесь вполне здравомыслящим.

Объяснить это при моих скудных знаниях их языка было все равно, что описать феномен зрения тому, кто лишен глаз.

— У нас есть особое чувство, вроде… — Я запнулся и, не найдя слов, продолжил: — Вообразите способность различать горячее и холодное, не прибегая к количественным оценкам. Или способность отличать видимый спектр от радиодиапазона.