Алексей Удалов - Дар страны Мидос

Сейчас же дать еще хочу последнюю возможность чадам моим самим одуматься.

Вы, мидяне, грешны двукратно, что сразу разумными будучи, многие из вас толкали землян к погибели. Пользуясь данным вам знанием, вторглись вы в существа человеческие, уподобив людей тварям неразумным.

Теперь выбор вам даю.

Либо останется все, как сталось.

Либо верну я назад день последний на Земле. Время дам исправить ошибку вашу. Вы же тогда, во искупление грехов своих, людям полностью уподобитесь. Утратите вы все знания и способности врожденные, и жить будете не дольше детей Адамовых. Те, кто ныне живет, хоть и вышли за этот предел, впредь стариться как люди земные будут и умрут скоро. И условия жизни вашей более не будут для вас щадящими: будет вас жечь светило и обжигать хлад земной.

Тяжело мне это обращение, ибо люблю я вас всех, чад моих. Но отдавшихся злу покараю неприятием своим. Ибо не для зла я создал Мир. А неприятие мое есть самая печальная участь для любой души.

Теперь оборачивайте лист или нет.

Вы сущности свободные.

Выбирайте.»

Макар очнулся в большом смятении. Он не мог понять: видел он, или слышал это, но каждое слово накрепко затвердело в памяти. Откуда это?

Бережной даже не сразу начал осознавать, где он находится.

Огляделся. Тьфу ты! Опять в больничной палате. Да что ж такое… А-а, он же летел с Ланой в самолете. На Бермуды. Там еще что-то при посадке случилось…

Он подвигался на кровати. Все, вроде, цело. Нет — грудь перебинтована, потрогал — больно. И еще голова перебинтована.

Приподнялся на локте. Палата была двухместная, у окна лежал толстый мужик с загипсованной ногой, подвешенной на тросах.

Мужик оскалился.

— Хелло, Мак! Очнулся?

Макар кивнул.

— Откуда ты меня знаешь?

Сосед рассмеялся.

— Ну ты и бредить горазд! Два дня тут лежишь и все какие-то сказки рассказываешь! Сначала болтал не по-нашему, я тебе что-то сказал, и ты стал болтать по-английски. Какой-то янус-мидус-левиус — целый комикс напридумывал! Мне даже интересно стало. Я тебя спрашиваю — ты мне отвечаешь! Я даже вникать стал. Я-то раньше от скуки помирал, а ты тут такую байку замутил.

— Где Лана? — спросил Бережной.

— Во-во! Все Лану звал.

— Где она?

— Да нету никакой Ланы! Ты, парень, видать, здорово стукнулся.

— Как нет? — испугался Макар и резко сел на кровати. В груди от боли вдруг как пилой проехались, палата закачалась перед глазами, он опять лег. — Что случилось? — спросил он. — Самолет же уцелел?

— Самолет? Наверно уцелел, — ответил загипсованный. — Я слышал, тебя сюда прямо из аэропорта привезли, на операцию. А потом из реанимации ко мне в палату подселили.

— Из какого аэропорта… — не понял Бережной, — мы же прямо на поле сели. Едва дотянули до Бермуд.

Мужик уставился на него.

— Опять, что ли, бредишь? Очнулся ведь. Какие Бермуды? Ты где? Ты в Майами, друг!

— Какие Майами… — вконец запутался Бережной, даже заболела голова. — Мы летели на частном самолете на Бермуды. Я сам видел остров…

— Э-э, парень… что-то у тебя серьезное. Ты находишься в Майами и, насколько я знаю, сняли тебя с рейсового «Боинга».

— Ничего не понимаю… — прошептал Макар.

Это что ж — все приснилось, что ли? Не может быть.

— Медсестра! — заорал он, чувствуя, как в висках, отдаваясь в глаза, застучала боль. — Медсестра!

— Ты чего орешь? — недовольно буркнул сосед.

— Медсестра! — не унимался Бережной.

Торопливо забежала в палату молодая женщина в зеленом халате. Взглянув на Макара, она только сказала: «Лежите спокойно, сейчас я позову доктора», и вышла.

Врач, человек с уставшим лицом и глубокими философскими морщинами на лбу, жестом успокоил Макара, осмотрел его, пощупал пульс, спросил самочувствие, удовлетворенно кивнул.

— Доктор, я в Майами? Как я сюда попал? — спросил Бережной.

— К нам вас привезли из аэропорта. Какой-то человек. Он оставил свою визитку. Молли, принесите, пожалуйста — там, на столе… Он совсем недавно звонил.

— А девушка? Девушка была со мной?

— Нет, девушки не было. Только этот довольно солидный молодой человек. Он ваш соотечественник.

«Кто еще такой?» — подумал Макар.

Медсестра прочитала:

— Leonid Loginov, Insurance Company.

Заметив на лице пациента недоумение, доктор спросил:

— Вы что — не знаете его? Это он оплатил ваше лечение. Позвонить ему?

— Позвоните, — согласился Бережной.

Леонид Логинов был в палате через десять минут.

Он был постарше Макара, но еще молод, одет в дорогой черный костюм, аккуратно коротко подстрижен — менеджер руководящего звена.

Он мягко улыбнулся и сказал по-русски:

— Здравствуйте, Макар Денисович. Как ваше самочувствие?

— Нормально, спасибо.

— Меня зовут Леонид, наши общие знакомые просили меня позаботиться о вас. Как только вы поправитесь, вы сможете вернуться домой.

— Да… Какие общие знакомые? — спросил Макар.

— Ну, например, ваша жена.

— Какая жена? — изумился Макар, вообще переставший что-то понимать.

— Лана Бережная.

— Что-о!? — вопль вырвался из его груди. И там опять полоснула пила.

Сосед, не понимавший разговора, аж подпрыгнул на кровати.

Сказка, которой он уже почти лишился, во многом страшная, но в чем-то очень дорогая ему, эта сказка продолжалась.

— Где она?

— С ней все в порядке. Скоро вы сможете увидеть ее.

— А, вы… кто? — спросил Бережной.

— Друг.

Через две недели Макар встретил Лану на лужайке небольшого особняка в пригороде Атланты. Девушка в бейсболке выглядела вылитой американкой, подпавшей под страховой случай — левое предплечье вместе с кистью было в гипсе.

Прижав ее к себе, ощутив тепло, вдохнув ее запах, Макар поплыл. Этот маленький человек с волнистыми волосами назывался счастьем.

— Лана Бережная, — смакуя, произнес Макар.

Она подняла на него глаза. Как бы оправдываясь, сказала:

— У меня же никогда не было фамилии. Решила назвать твою. Для них я твоя жена.

— А фактически?

— А фактически — ты мне не делал предложения.

— Так я тебе его делаю, Лана!

— Вот прямо так?

— Да.

Она удовлетворенно хмыкнула.

— Ну ладно… Я подумаю…

Они были одни на лужайке — хозяева особняка тактично ушли в дом, дав супругам излить чувства наедине.

Когда Макар спросил, как же они, летя на Бермуды, оказались в Майами, Лана осторожно покосилась на окна дома.

— Тебе же, когда самолет клюнул в землю, осколок ребра вошел в сердце, — сказала она.