Тени грядущего - Дмитрий Ромов

— Прежде всего, я хочу, чтобы вы осознали всю глубину бездны, разверзнувшейся под вами. Вы падаете, Брагин. И вас уже не спасти. Но ваших близких спасти ещё можно. Подумайте об этом.

Он встаёт и уходит. А я думаю. Сука! Как он и сказал, думаю о своих близких. Целый день думаю. Два раза мне приносят еду, не слишком обильную, но вполне приличную. Я ем и думаю. Иду в душ и думаю, лежу на диване и думаю.

Больше ничего и делать-то нельзя. Здесь нет ни книг, ни телевизора, ни радиоприёмника. Я даже лёжа ночью в постели, не сплю, а думаю. Да только ничего придумать не могу.

Вернее, единственное, что приходит мне в голову… Хотя, нет, в голову мне чего только не приходит, но наиболее правдоподобной кажется версия о чемоданчике с компроматом на видных деятелей. В общем, похоже, я жив, пока в тайнике спрятан чемодан Поварёнка.

Следующий день проходит точно так же. Снова Кирилл Кириллович стыдит меня и предлагает подумать о родных и близких. Козёл! Я только о них и думаю, если честно. Ну, хотя бы колоть меня прекратили и на том спасибо…

Наконец, на третий день мы, кажется, переходим к тому, что вероятно и является главной причиной нашей встречи.

— Нам известно, — чуть нахмурившись, говорит Кирилл Кириллович, — что у вас есть вещи, вам не принадлежащие.

— У большинства людей есть такие, — хмыкаю я, — если, конечно, не брать монахов-нестяжателей.

Он долго и пристально смотрит мне в глаза. Задолбал со своими играми, психолог, блин, недоразвитый.

— Давайте перейдём ближе к делу, — предлагаю я. — У вас, конечно, здесь неплохо, уютно и все дела. Еда, опять же, хоть и скудная, но по расписанию. Тем не менее, я бы хотел поскорее убраться отсюда.

— Что же, — чуть улыбается он, — в этой точке наши желания сходятся. И это, надо отметить, отрадно. Отдайте нам то, что принадлежит нам, и тут же получите своё. То есть свободу.

— Свободу и уголовные дела по сфабрикованным обвинениям? — киваю я на папочки, которые он так с собой и таскает.

— Об этом можно будет поговорить, — пожимает он плечами.

Во как, поговорить. То есть он мне даже пообещает, что не будет преследовать по закону. Ну-ну, просто всё что угодно, только отдай чемодан. Прекрасная идея. Ищи, как говорится, дурака за четыре сольдо.

— Так что вам надо? Мою бессмертную душу, товарищ Мефистофель?

— Ваша душа, — пренебрежительно кривит он губы, — и так принадлежит упоминаемому покупателю. Он её бесплатно, судя по всему, получил. По вашей же собственной инициативе.

— А вы всё больше начинаете напоминать инквизитора, святой отец. Не глядите так, а то вы словно на дыбу меня примеряете.

— У нас много, чего имеется, — усмехается он. — Есть приспособления, даже намного эффективнее, чем эта ваша дыба.

— Кто бы сомневался. Говорите уже, чего хотите.

— Я рад вашему нетерпению, — кивает он.

— Иезуит.

— Попрошу вас, — его голос делается самодовольным. — Я ведь при исполнении.

На тебе, дружок, не написано ни звание, ни ведомство, так что откуда мне знать, при исполнении ты или нет.

— Ну, так скажете уже или как?

— Видите эти папки? — показывает он на папки, где по его словам собраны все материалы на меня.

— Вижу, конечно, вы их мне третий день демонстрируете поглаживаете лапками своими, как муха, честное слово.

— Не нужно дерзить, — качает он головой.

— Ладно.

— Это намёк.

— Весьма тонкий, — хмыкаю я. — Даже и понять не могу, на что именно.

— Вот и хорошо, — кивает он, — что вы понимаете. Рад, что догадались и нам не придётся торчать здесь месяц, а то и год.

— Ух-ты.

— Отдайте чемодан, полученный от Кухарчука, и пойдёте спокойно домой, к своей невесте, а то она заждалась уже, вероятно.

А у окна стоял мой чемоданчик

А у окна стоял мой чемоданчик

А у окна стоял, а у окна стоял

А у окна стоял мой чемоданчик

— Вероятно, — соглашаюсь я. — Да только нет у меня никакого чемодана. С сумкой путешествую. И с невестой мы расстались.

Чекист понимающе и сочувствующе кивает. Мудила.

— Напрасно вы, Егор Андреевич, такой стиль диалога выбираете, — говорит он. — Вы же понимаете, у нас методы ведения бесед действительно разные имеются. Допустим, вы лично по какой-то совершенно непонятной мне причине не боитесь боли. Впрочем, сомневаюсь. Но не важно, в любом случае, найдутся люди, которых вы захотите от этой боли избавить, понимаете? Какие-нибудь нежные создания. Так что давайте говорить конструктивно.

— Давайте.

— Это, в первую очередь, к вам относится.

— Хорошо, — киваю я.

— Вот, и отлично. Сообщите адрес, по которому находится чемодан и, после того, как он окажется у нас, мы вас отправим домой.

Ага, в гробу на колёсиках, наверное. Я смотрю на него, а он смотрит на меня. М-да… Реально ситуация крайне неприятная, и взгляд у хмыря этого тоже неприятный. Как у гиены, ожидающей, когда я совсем выбьюсь из сил, чтобы подойти и у ещё живого начать выжирать горячие потроха.

— Зовите старшего, — наконец, киваю я.

— Старшего? — удивляется он.

— Ну, да, старшего. Самого старшего.

— Самого старшего, — повторяет он. — Кого это?

Я ничего не отвечаю и, откинувшись на спинку стула, поворачиваюсь к зеркалу. Повисает пауза.

— С вами веду переговоры я, — наконец пробуждается Кирилл Кириллович, словно всё это время ждал долго идущий сигнал из космоса.

— Но как-то не особо мы за три дня продвинулись, — пожимаю я плечами. — Зовите. Устроим прорыв.

Он делает несколько заходов и, наконец, оставляет эти попытки. Поднимается и уходит. А я принимаюсь за растяжку, поскольку другие занятия мне сейчас недоступны. Очищаю мысли и проветриваю голову, отвлекаюсь и тянусь, тянусь…

Вдруг снова открывается дверь и в комнату возвращается Кирилл Кириллович с двумя здоровыми чуваками.

— Егор Андреевич, сядьте на стул, пожалуйста.

Я неохотно поднимаюсь и сажусь к столу. Здоровяки хватают меня за руки, прижимают их к столу, а Кириллыч достаёт наручники и продев их сквозь крепкую скобу на столе, защёлкивает на моих запястьях. А я-то думал, зачем тут эта скоба, ёлки-палки.

— Вы голливудских боевиков