Ванька 9 - Сергей Анатольевич Куковякин

Полюбовался я на флягу и чехол на место вернул. Так лучше будет. Незачем её чужим глазам разглядывать.

За размышлениями у меня незаметно пол дня прошли. Иду себе и иду, а товарищи мои что-то совсем сдавать стали. Не климат, похоже, им тут. Бредут, еле ноги переставляют. Вот, кто-то свалился, а друзья-знакомцы ему помогать начали. Подняли, с двух сторон под руки подхватили. Не оставили лежать на песке своего. Наши – своих не бросают.

- Скоро колодец? – подошел я к сержант-майору.

- Скоро… - старший в конвое, как и мы, выглядит уставшим. Африка, это тебе не Париж или Шампань.

Очередной обед всухомятку. Час отдыха и снова вперёд.

Глупо как-то они нас ведут. Ночью бы это было делать лучше…

Ага, лучше. Ночью – темно, ничего не видно. Так можно неизвестно куда забрести…

Чего только я за дорогу не передумал – голова-то, в отличие от ног, не занята.

Только на следующий день добрели мы до своего нового местожительства. Нас так рано не ждали, ничего нам не приготовили – ни еды, ни места размещения…

Мля…

У меня голова от голода кружится и колени от ходьбы подгибаются, а каково же другим? Меня ещё золотые зверьки поддерживают…

Так… Щелястые бараки из необстроганных досок… Просто дворцы какие-то…

Мля…

Ни коек… Ни освещения…

Впрочем, керосиновые лампы через пару дней нашлись. Были они, оказывается, но про них кто-то запамятовал. Ну, что нам они предназначались.

Кормили нас…

Вареная фасоль и пол фунта хлеба. С такого питания у всех в животе бурчало.

После ночи на голой земле, утром к нам явился французский капрал и объявил, что кровати мы сами себе должны сделать – доски имеются. Ткань для матрацев – тоже в наличии. Есть для их набивки и тюки соломы.

Кровати мы сколотили, матрацы изготовили. Кстати, солома оказалась полусгнившая и заплесневевшая, так что с матрацами мы намучались. Но, хоть следующую ночь не на песке спали.

Выданными от щедрот французов лопатами разровняли пол в бараках, вымели мусор…

Из оставшихся досок сбили стеллажи, немного неуклюжие скамьи и столы. Около бараков повесили умывальники.

На этом обустройство было закончено.

Тот же капрал объявил, что завтра мы уже должны приступить к работе. Если я правильно понял – будем копать песок. Рыть какой-то канал. Куда и зачем – не нашего ума дело.

Тут ещё и одна беда пришла – комары. То их не было, а вдруг появились. Огромные, никогда русским человеком не виданные. Объявились они ночью перед днём начала работы. Жужжали беспрестанно, лезли в нос, рот, уши…

Утром все встали не выспавшиеся, искусанные и злые. Нас покормили в очередной раз фасолью, выдали железные лопаты и погнали на рытьё канала.

Идти надо было версты три. Это тоже радости не добавляло. Три туда, три – обратно, итого – шесть. Находишься…

Глава 4 Не весело тут…

Всё не по-людски в этой Африке…

Днём стоит жарища, а ночью – зуб на зуб не попадает. То и другое – плохо. Весь день по жаре мы копаем, а ночью – спим в холоде. Ещё и комары. Такое впечатление, что они только больше становятся.

Воскресенье – выходной. Тут – новая напасть. В церковь надо идти.

Шесть километров – туда, столько же – обратно.

Во главе нашей колонны вышагивает сержант-майор. Такое у него интересное звание.

Благо бы, церковь православная была, так нет…

- Зачем нас только сюда водят? Мы в своего-то Бога после фронта не все верим, а не то, что в чужого… - ворчали солдаты. – На кой чёрт он нам нужен…

Сержант-майор отмалчивался – русского языка он не понимал совершенно.

Нас размещали в задней части церкви, впереди же рассаживались французские колонисты.

Кюре страшно гнусавил, меня от его голоса даже временами передергивало. Органист мастерством не отличался и его музыкальный инструмент издавал что-то душераздирающее. Лучше бы уж совсем не играл – таково было моё мнение.

Французский священнослужитель через слово почтительно поминал Бога. Сидящие на задних скамейках тоже, только руганью. Такие словечки порой проскакивали, что я только головой качал. Во, как война людей меняет…

Через пару недель всем нам такие воскресные походы надоели хуже горькой редьки. Солдаты начали придумывать, как от этой самой церкви избавиться.

Начали с малого. Когда в очередной раз французские колонисты встали со скамей и с опущенными головами зашептали молитвы, задние ряды остались сидеть.

После окончания службы кюре подозвал к себе сержант-майора. О чем-то с ним пошептался. Тот только энергично тряс головой.

- Кюре вами недоволен, - передал мне сказанное ему служителем церкви сержант-майор. – Делает вам замечание.

Я у этого француза теперь выступал в роли переводчика. Не зная русского языка, он с солдатами, если надо было, через меня общался.

Замечания нам было мало. Мы хотели совсем отбояриться от посещения служб.

Сержант-майор был очень удивлен, что замечание кюре нас не расстроило. Чуть глаз у него даже начал подергиваться от наших весёлых лиц.

- Что-то ещё надо придумать, - переговаривались между собой не желающие ходить в церковь. – Одного сидения мало…

Придумали.

В следующее воскресенье, рассевшись на скамьях в церкви, русские солдаты дружно закурили. Кто и совсем не имел этой вредной привычки, тоже стали табачный дым под своды храма пускать.

Ранимая душа кюре такого святотатства не смогла вынести. Я даже подумал, что его удар хватит.

Французские колонисты заохали-заахали, насмерть перепуганный органист перестал свой инструмент мучить, глаза на русских хулиганов выпучил.

Нас тут же выгнали из церкви и наложили строгий вечный запрет на её посещение. Сержант-майор чуть со стыда не сгорел за наше поведение.

Так мы освободили себе для отдыха воскресный день. Надо сказать, очень своевременно. С каждым днём наша работа становилась всё труднее. Первое время было всё проще. Бери на лопату песка больше, кидай его дальше, пока он летит – отдыхай. Когда канал начал углубляться, земля пошла тяжелее, а вскоре дело дошло и до тачек. Приходилось их наполнять накопанным и вывозить на берег строящегося канала.

Тачки были тяжеленные, а кормили нас плохо. Можно сказать – впроголодь. Половина солдат уже уставшими к месту