Ванька 9 - Сергей Анатольевич Куковякин

Все мы осунулись, похудели, были злы…

Наши жалобы на недостаточное питание никого не интересовали, одеяла нам выдали когда по ночам стало совсем холодно. Наверное, только из-за того, что люди в лагере стали болеть и рытьё канала пошло медленнее.

Вечерами, после работы, в бараках всё чаще и чаще солдаты стали заводить разговоры о том, что надо как-то отсюда правдами и неправдами выбираться.

- Бежать надо, - чаще других высказывалось такое предложение.

- Как бежать? Охрана же…

- Перебить охрану! – горячились самые нетерпеливые.

- Перебить… А, потом, идти куда? Один песок кругом.

- Как пришли!

- А, как пришли?

Тут горячие головы задумывались – дороги никто не помнил. Кругом – пустыня. Населенных пунктов – только одну деревню и видели, но и насчёт её было предупреждение, что местные жители чужаков убивают.

- К морю идти!

Ну, это – верно. Но, в какой стороне это самое море?

- Поймают… Ещё дальше в самую глушь Африки загонят…

Такое тоже было очень вероятно.

Иногда и на меня желающие сбежать поглядывали – я же в почете у бедуинов, вот пусть они нас к морю и выводят. Так-то так, но, где эти бедуины? Раз показались, а больше от них ни слуху, ни духу. Флягу подарила мне Старая Мать Верблюдов и всё.

- Начальнику лагеря надо нож к горлу приставить – пусть к морю выводит! – подвёл итог очередной вечерней беседе один из бывших председателей ротных солдатских комитетов. – Как миленький ножками заперебирает…

Глава 5 Про Манжена и три франка

В последние дни я что-то часто свой японский плен стал вспоминать. Как там в лагере находился.

Сравнивал ещё, там и тут.

Вареную фасоль ем и на ум приходит, что, японцы-то нас лучше кормили. Пусть в фасоли белка и много, но неделями одну фасоль есть…

Ежемесячно деньги нам там выдавали, а тут – даже одним франком не побаловали, даже – половинкой. Ну, тогда император Николай Александрович о своих подданных в плену заботился, а Керенскому до нас и дела нет. По его приказу в Ля-Куртине нас ещё и из пушек расстреливали…

Работать в Японии не заставляли, а сейчас у меня уже все руки в мозолях.

Там я в офицерах ошибочно числился и мог из лагеря свободно выходить. Тут, хоть и пустыня кругом, на вышках солдаты стоят. Лишний шаг из барака сделаешь – пулю словишь. Были уже прецеденты.

В Японии лагерем военнопленных руководил полковник, а здесь у нас всем заправляет капитан Манжен. В Африке он уже давно, не первый год. Манжен – всегда злющий, словно его всю ночь клопы кусали. С клопами у французов – беда. У нас в России такого близко нет.

Японского полковника мы хорошо раз в месяц видели, а Манжен везде свой длинный нос сует, всё ему от всех что-то надо. Французские солдаты его как огня боятся.

Манжен всем не доволен – работаем мы плохо, медленно, много болеем… Лопаты ломаем, тачки портим.

К нам он просто на ровном месте прикапывается.

Что ни неделя – норму выработки увеличивает. Так скоро на канале всю ночь работать будем, там же на его дне и спать.

Да, едим ещё много…

Сколько раз уже он обещал норму выдаваемого довольствия нам срезать.

Сегодня он тоже рядом с каналом бегает как заведенный, то и дело на свои часы поглядывает.

- Ждет кого-то? – Малиновский кивнул на капитана, в тачку мне землю накидывая.

Мы с Родионом меняемся – то я тачку катаю, а он её грузит, то – наоборот. Всё так веселее, хоть какое-то разнообразие.

- Может и ждёт. – я вытер пот со лба.

- Или куда опаздывает… - выдал ещё вариант причины такого поведения капитана Родион.

- На свои похороны, - не очень весело пошутил я.

- Вот бы хорошо, - одобрил мною сказанное Малиновский.

Оказывается, ожидал капитан приезда инженера. Наконец он прибыл на автомобиле и начал оценивать объем выполненных нами работ.

Судя по его лицу, всё ему нравилось, от графика ведения работ мы не отклонялись. Может, даже и опережали его.

Когда уже инженер собирался уезжать, бойкий солдат Оченин, ему сам чёрт не брат, бросил свою лопату и чуть не строевым шагом приблизился к гостю и коменданту лагеря.

- Почему нам за эту каторжную работу денег не платят? – громко и чётко задал солдат вопрос инженеру.

Капитан Манжен и инженер даже в лице изменились. Как ни странно, они поняли вопрос. Впрочем, Манжен частенько крыл нас матом по-русски, может и кроме матьков он шире наш родной язык знал? Про инженера я ничего сказать не могу – раньше я его только издали видел.

Лицо инженера было сейчас крайне удивленным, а у коменданта лагеря – злым-презлым.

Что-то инженер хотел спросить у капитана, но тот крепко схватил его за рукав и потащил к машине, на которой ранее он и приехал. Чуть ли не силой Манжен затолкнул инженера в автомобиль, что-то сказал ему и указал на дорогу.

В общем, можно сказать - взашей его выгнал.

Затем Манжен почти бегом вернулся к Оченину. Тот как стоял, так и стоял.

- Какие деньги? – уже по-русски, но подбирая слова, вызверился на солдата комендант лагеря.

- Простые. По три франка за каждый день работы, - как ни в чём не бывало ответил Оченин.

- Три франка? – рассерженно сдвинул брови высоченный капитан.

Впрочем, русский солдат был его не ниже.

- Три франка.

- Кто сказал?

- Есть добрые люди…

- Кто?

Оченин промолчал. Не выдал сержант-майора. Тому и так часто от капитана попадало за дело и просто так. Последний раз – за нашу проделку в церкви. Не за саму её, а за то, что сержант-майор об этом коменданту лагеря не доложил. Кюре за нас капитану попенял, а он и дел не знает…

Манжен тогда долго орал на своего подчиненного, морда у него была – как помидор. Прикуривать от неё было