Младший научный сотрудник 3 (СИ) - Тамбовский Сергей

— Алло, — сказал я в трубку, а она ответила мне знакомым голосом, — привет, узнал?

— Вообще-то не очень, — решил я не форсировать события.

— Вика это, Вика, — с нажимом было сказано мне.

— Аааа, привет, — не нашёл других слов я. — Как жизнь?

— Поговорить надо, — ответила она, не заметив моего вопроса. — Желательно прям щас.

— Ну давай, — вздохнул я, лучше уж расставить все точки и обрубить все хвосты сразу, чем растягивать это удовольствие на длительный период. — Где?

— Выходи во двор, я сейчас туда подтянусь, — сказала она и повесила трубку.

— Я на минутку, — сказал я Нине, — с дружбанами один вопросик надо перетереть.

— Что-то у твоих дружбанов очень женский голос, — подозрительно прищурилась она.

— Тебе показалось — просто высокий и ломается, — отговорился я и немедленно вымелся из квартиры.

Во дворе по-прежнему было пустынно и пыльно, ветер гонял какие-то обрывки газет возле гаражей, а больше ничего заслуживающего внимания тут не было. Я сел на лавочку под грибочком (слава богу, что окна моей квартиры в другую сторону выходили) и начал ждать… Вика подошла минут через пять от той же самой остановки двенадцатого трамвая и села рядом со мной.

— Ну говори, — буркнул я, — что хотела-то.

— Если коротко, то я на тебя сильно обиделась, — сообщила она и замолчала.

— Бывает, — философски заметил я, — не подошли друг другу характерами и разошлись, как корабли в море… левыми бортами.

— Гад ты, Петюня, — перешла она ко второй части, — и гнида. И больше никто.

— Согласен, — не стал возражать я, всё равно же это бесполезно в такой ситуации. — Гнида и гад. У тебя всё?

— Нет, — лицо её пошло какими-то красными пятнами, я даже испугаться успел за неё, — помнишь, я тебе про Димона говорила…

Упоминание имени нашего дворового хулигана меня не слишком порадовало, но я кивнул и подтвердил:

— Помню, конечно, что ты с ним в одном классе училась.

— Так вот, с сегодняшнего дня, Петя, ходи и оглядывайся, нет ли кого у тебя за спиной… вот на этом у меня точно всё.

И она гордо встала, расправила юбку и так же гордо, с выпрямленной спиной, умаршировала по направлению к остановке. А я подумал, что гнида-то в этой ситуации получаюсь не я, а кто-то другой. Вернулся домой, Нина сразу спросила:

— Ну чего, разобрался там с друганами?

— Разобрался, — вздохнул я, — по полной программе разобрался.

— По первой или по второй? — переспросила она.

— В смысле? — затупил я.

— Ну программ-то у нас всего две штуки в телевизоре, — пояснила она.

— Три вообще-то, — въехал я в её аналогии, — ещё учебная. Вот по ней, родимой, всё и прошло, по учебной программе.

А далее у нас был ужин при свечах (я и пару свечек нашел на верхнем ярусе нашего шифоньера), с шампанским и макаронами по-флотски. Их Ниночка и сварганила в своём переднике, а больше, сказала, я ничего и не умею. Соврал, выходит, Аскольд насчет её профессиональных кулинарных навыков. Ну а совсем потом был ураганный секс на разложенном диване-раскладушке, а перед этим совместный душ, где сначала она как следует вымыла меня, а затем уж и мой черёд настал.

А уже в полной темноте, в сентябре же ночь начинается достаточно рано, её пробило на откровенность, когда она докурила сигарету… я кстати тоже слегка подвинул свои принципы и закурил вместе с ней.

— Ты мне сразу понравился, — сказала она, глядя в непроглядную тьму за окном, — с того раза, когда мы вместе в колхоз ехали на автобусе.

— Да что ты говоришь, — искренне изумился я, — а по тебе это сказать очень сложно было.

— Просто я умею сдерживать свои эмоции, — спокойно ответила она, — жизнь научила.

— Знаешь, я не буду оригинальным, — ответил я, — и скажу, что ты мне тоже понравилась сразу же… как и 90 процентам мужского пола нашего института.

— А оставшиеся 10 процентов чего? — сразу ухватилась она за эту мою оговорку.

— Давай про них не будем, — поморщился я, — давай лучше про тебя.

— Давай, — легко согласилась она, — женщины любят комплименты, так что вываливай, все, что там у тебя накопилось.

Я вздохнул и в следующие десять минут завалил её комплиментами до самых грудей, третьего размера и весьма совершенной формы. Напоследок вспомнил про одежду:

— И комбинезоны твои это классная фишка, придают шарма и обаяния, так что дальше некуда. Ни у кого такого нет, а у тебя есть — естественное конкурентное преимущество называется.

— А что, бывают искусственные преимущества? — спросила она, хлопая глазами.

— Да сколько угодно, — уверенным тоном отвечал я, — на ту же Олечку посмотри.

Тему Оли она поднимать не захотела, а вместо этого бухнула свою главную мысль:

— Знаешь что… я бы за тебя замуж пошла, если бы ты мне предложил…

— Это предложение? — только и смог выдавить из себя я.

— Ага, рационализаторское, — весело вспомнила она эпизод из «Служебного романа».

— Так выходи, чего уж там, — махнул рукой я, — только вот квартирный вопрос решить бы до этого…

— Есть у меня одна мысль насчёт этого вопроса, — тихо ответила она, и в последующие полчаса посвящала меня в детали своих глубоких мыслей.

На работу мы вместе поехали, всё на том же 60-м автобусе, чего уж теперь от народа скрывать-то. Я искренне надеялся, что мы разойдемся во времени и пространстве с Викой, но напрасно — попали мы в один и тот же автобус, ладно ещё, что в разных концах ехали. Надо с этим делом что-то решать, совсем не улыбаются мне ежедневные свидания с бывшей. Ладно хоть, что работаем в разных корпусах.

А перед самым обеденным перерывом меня возле выхода на Луначарского подкараулил — вот кто бы вы думали? Не угадали, это была девочка Олечка всё в тех же своих неизбывных кружавчиках во всю верхнюю половину тела.

— Петя, — сказала она мне, отведя за рукав в сторону, — разговор есть.

— О чём, — искренне изумился я, — нам с тобой говорить-то сейчас?

— Отойдём в сторонку, там всё и узнаешь, — ответила она с каменным выражением лица.

Мы и отошли налево, там где заканчивалась психушка и начиналась улица с дореволюционным названием «Провиантская».

— Наумыч очень ревнив и мстителен, — заметил я по дорог, — я бы лично на твоем месте ограничил общение со мной в связи с этим прискорбным фактом.

— А ты не учи меня жить, — огрызнулась она.

— Достаточно отошли? — спросил я, — давай говори, что хотела-то, а то у меня и другие дела имеются.

Она посмотрела по сторонам и вывалила на меня всё наболевшее:

— Я беременна, — сообщила она с потерянным каким-то видом.

— На меня намекаешь? — спросил я, предчувствуя большую и сложную подставу.

— А на кого ж ещё — кто меня по лесам и полям в траве валял, Пушкин?

— И какое у тебя предложение есть на этот предмет? — осторожно поинтересовался я. — Ты же вроде как с нашим начальником спишь теперь, я-то при каких делах?

— Срок беременности полтора месяца, — сообщила она мне, — а с Наумычем я всего неделю общаюсь.

— И? — продолжил я, — договаривай уже до конца.

— Денег давай, тогда ничего наружу не выплывет, — озвучила она свои хотелки.

— Сколько? — перешёл я на деловые рельсы.

— Тыщу — ты вроде столько заработал в колхозе, так что искать тебе их не придётся.

— Я подумаю до завтра, — пообещал ей я, — а сейчас извини, срочные вопросы надо решать, — и я сбежал от бывшей любимой женщины с максимально возможной скоростью.

Что-то запутался ты в своих бабах, сказало мне моё второе я из какого-то удалённого уголка мозга. Сколько их у тебя сейчас, четыре штуки, если не ошибаюсь? Не ошибаешься, огрызнулся я, такая вот четырехугольная геометрическая фигура выходит, квадрат блин… Малевича блин… чёрный-пречёрный блин.

1983 год, Робинзоны в океане

Ираклий дёрнул ручку радио(надеюсь)рубки вниз, и она, эта дверь, распахнулась со страшным и противным скрипом. И нашему обзору открылось помещение, где с одного боку почти доверху стояли какие-то радиоэлектронные приборы. Некоторые даже были включены и моргали своими индикаторами.