Иная война (СИ) - Романов Герман Иванович

Правильно, только в том месте, где они вместе обязательно соберутся — на открытии театра, причем об этом было заранее известно. Вот и подсуетились пока неизвестные убийцы — заложили под императорскую ложу тридцать пудов тротила, причем германского производства, проданного в милую сердцу Францию. Зуб за сто, что в Париже об этом даже не догадываются, что их в злодейском и массовом цареубийстве уже крайними сделали, и виновность определили.

Кто же разбираться в горячке будет?!

Александр Викторович недобро ощерился, и закончил классической фразой из той же речи Ивана Васильевича, «поменявшего профессию», только посохом не стукнул, за неимением такового.

— Повинен в смерти!

— Разберемся вначале, что заставило младшего братца пойти на такое злодейство, — с кривой улыбкой на губах произнес император Александр Михайлович. Держался он вполне спокойно, хотя не каждому в жизни удается узнать, что через месяц он бы расстался с жизнь вместе со всей семьей и приглашенными на встречу монархами. Причем гибель была гарантирована — полтонны тротила превратили бы в щебенку императорскую ложу, а заодно и в фарш многих сановников и представителей правящего класса — ведь в театр пришли бы «сливки» общества, по персональным билетам.

— А заодно и всех, кто в заговоре состоит. Ставлю рубль против тысячи, что те, кто в курсе данных приготовлений, в театре не будут — сошлются на внезапный недуг, ибо отклонить твое предложение, Сандро, он не смогут. Кто же решится нанести тебе оскорбление на предупредительное, за целый месяц, приглашение?! И выдадут сами себя — всех за ночь повязать можно одномоментно, а там и допросить с пристрастием!

Фок потер вспотевшие ладони, едва сдерживая клокотавшую внутри ярость. Ладно, на войне его много раз пытались убить, но то враг, он и должен стремиться к этому. Но чтобы вот так хладнокровно подготовить массовое умерщвление, причем зная заранее, что будут женщины и дети, для которых посещение театра в такой момент эпохальное событие, тут полным «отморозком» нужно быть, или британским лордом — для последних это обыденность, русские в их глазах вроде варваров. Да и подобных примеров в их истории достаточно, можно вспомнить знаменитый «пороховой заговор», который празднуют 5 ноября ежегодно как в Англии, так и США. В этот знаменательный день мальчишки выпрашивают монетки у прохожих для «доброго парня Гая Фокса», чтобы прикупить петард, и рвануть их на потеху. Вот такая традиция есть в «старой и доброй» Англии, праздник, что гай Фокс не успел поджечь фитиль и взорвать несколько бочек пороха, который разместили под полом парламента, дожидаясь момента пока король не начнет читать речь перед депутатами.

— Вижу, в тебе жандарм заговорил, первая служба самая запоминающаяся, — подколол Сандро, но был тут же огорошен ответом:

— Если бы не эта служба, то через месяц мы были бы с тобой мертвы, а наши жены и дети изуродованы и истерзаны взрывом. И погибли бы сотни других людей, виновность которых определена принадлежностью к правящему классу. Так что нужно менять отношение так называемого общества к жандармам — и тех, кто даже после этого будет не протягивать руки, увольнять от службы немедленно. Есть враги внешние и внутренние — а подготовка данного цареубийства самый наглядный пример.

Фок закурил папиросу, пальцы чуточку дрожали. Смерти он давно не боялся как таковой — пожил за двоих достаточно, в памяти событий на полтора века накоплено. А за обретенную любовь, на старости собственных лет, в лице молодой маньчжурки, за детей, не только испугался, но и сильно разозлился. Такие вещи спускать нельзя, и все кто одобрит такое преступление не есть люди, а выродки — и к таким все средства будут хороши. В пределах России исключительно по суду, а за границей уже как получится, но дотянуться нужно до всех.

— Знаешь, Сандро, в той жизни я сам был сторонником столь радикальных решений. Но с годами осознал, что созидать после разрушения становится не только трудно и затратно, но и бесцельно порой. Это как разрушить стены с фундаментом, а потом попытаться на их месте возвести здание из гипсовых блоков в качестве опоры. Стоять будет, но только короткое время, потом само разрушится. Эксперимент он и есть эксперимент, его никогда не рассчитывают на столетия. К тому же, если его творцы отрицают преемственность поколений, и пытаются создать образ «нового человека», отрицая взаимосвязь традиций и религии, то дело обречено.

Фок снова закурил папиросу, взглянул на несколько ошарашенное лицо Сандро — тот никак не ожидал такой откровенности. И продолжил негромко говорить, вспоминая пережитое.

— Первое поколение будет не только истово верить в идею, но и готово отдать за нее жизнь. Потому что надеются, что с победой они действительно построят нечто лучшее и доброе. Второе поколение перетерпит все ужасы войны, пройдет через неимоверные трудности, ибо будут сами возводить это новое здание будущего — а созидательный труд ради великой цели всегда объединяет людей.

— Это как первые, самые счастливые месяцы семейной жизни, когда супруги пребывают в счастье и любви?

— Ты хорошо подметил, Сандро. Именно так — когда всем кажется, что сообща любые неурядицы преодолеть можно. А вот третье поколение выросло в этом доме, и смотрит на другие здания, что стоят рядом. А в чужом супу всегда мяса больше, как людям кажется, — Фок усмехнулся, и неожиданно его голос стал твердым и резким:

— Третье поколение не оценит труд первых двух, ибо будет видеть недостатки, а не достоинства. И хочет просто жить в комфорте, перестав возводить лучшие здания — зачем, если так удобно?! Это судьба всех революций, которые еще при этом пожирают собственных детей. Потому не надо ничего разрушать, считая гнилью возведенные пращурами дома, я фигурально выражаюсь. Пусть у нас будут разные эпохи соседствовать в согласии, нужно только окончательно определиться, что нам нужно…

— Вот видишь, Вилли, какие у твоих родственников лорды?! Плевать они хотели на всех нас, если мы на дороге к их мировому господству встали, тут все средства хороши!

Фок посмотрел на кайзера — тот сидел в кресле мрачнее тучи. Какая тут мистификация, если его собственные следователи допрашивали обвиняемых, не стесняясь в средствах. Впрочем, все привлеченные к дознанию не упирались, рассказывали как на духу, когда осознали, что судить их не будут. Есть такие вещи, о которых обществу лучше не знать, гласность неуместна, когда речь идет о государственных секретах. Даже самые «демократичные» страны в таких случаях намертво молчат, это только в отношении других их пропагандистские машины работают во всю мощь.

— Францию заляпали так, чтобы подозрение от себя отвести, — фыркнул Фок, — только зря посла сменили. В том, что прежний дипломат на манер Витворта состряпал это дело, теперь нет никакой загадки. Ведь те члены масонской ложи и заседатели Английского клуба, что не пришли в театр по именному приглашению, оказались вовлеченными в это дурно пахнувшее дело. Так что руки у нас развязаны, истину мы выбили!

— В Лондоне отнекиваются от всего, — голос Сандро зазвенел от ярости, — а посол не доехал…

— Съел что-нибудь и умер болезный, — с ехидством произнес Фок, но тут же серьезным голосом произнес:

— При несостоявшихся покушениях всегда «зачищают» тех, кто готовил теракт. Это аксиома — «рубить концы»! Потому заказчиков нельзя установить точно, нужно просто искать тех, кому выгодно покушение. Мы нашли, подельники разговорились, следы ведут как в Париж, так и в Лондон.

— Умному достаточно!

На латыни произнес Вильгельм, сцепив ладони в «замок». Однако лицо кайзера приняло жестокое выражение — глаза горели яростным огнем. Да оно и понятно — такие вещи прощать никогда нельзя — если твои оппоненты решили тебя «убрать», то нельзя дожидаться следующего покушения. Тут необходимо сыграть на опережение.

— Мой канцлер негласно доведет до премьер-министра, что мы прекрасно поняли суть забав с русскими революционерами, — Вильгельм говорил тихо и негромко. — А я отпишу о том Георгу, он должен понять, что есть вещи, которые лучше не делать ни при каких обстоятельствах. И намекну, что мы оставляем за собой полное право отплатить всем «заказчикам», скажем о них так, сторицей.