Польская линия - Евгений Васильевич Шалашов

– Владимир Иванович, сколько вам лет? – поинтересовался Зуев, хотя знал мой возраст. – Двадцать один, двадцать два? По европейским меркам вы юноша, а сумели занять настолько высокий пост. А что произойдет с вами через пять лет, через десять? Я не удивлюсь, если вы станете заместителем Председателя ВЧК или займете высокую должность в правительстве.

– То есть вы хотите осуществить мою вербовку впрок, до тех времен, когда я займу надлежащий пост? – усмехнулся я.

Русско-польский англоман поморщился, словно я заговорил о чем-то непристойном, о чем не принято говорить в обществе джентльменов.

– Ну какая же здесь вербовка? Во все времена разведчики всего мира помогали друг другу совершенно бескорыстно. Зачем рисковать жизнью, свободой, если можно получить информацию от своего коллеги, поделиться с ним своей? И ваше доброе отношение нам пригодится уже сейчас. Вы же фактический хозяин Архангельской губернии. Кольский полуостров – кладовая полезных ископаемых. Россия не в состоянии добывать там ни железо, ни никель, а нам бы не хотелось, чтобы Совнарком отдал добычу марганца или железа французам или немцам. Ваше доброе слово сказанное в нужное время и в нужном месте будет оценено надлежащим образом.

Я слушал речь Платона Ильича, время от времени кивал, а когда понял, что библиотекарь закончил, поинтересовался:

– Господин Зуев, а вы сами-то верите в возможность моей вербовки?

– Я? – хмыкнул мой бывший работодатель. Помедлив несколько секунд, усмехнулся. – Я, Владимир Иванович, ни на минуту не сомневался, что вы не станете с нами сотрудничать. Простите, но я знаю вас лучше, чем мое руководство. Вы, как и многие русские большевики, из породы фанатиков.

На «фанатика» я обижаться не стал. И впрямь, работать не за деньги, а за идею, мало кто может.

– Если понимаете, так какого…?

Я не закончил фразу, но Зуев меня понял.

– Спрашиваете, так и какого черта старый дурак поперся из Лондона в Варшаву, потом в Минск, не убежал при наступлении красных? Касательно встречи с вами у меня есть личный интерес. Вернее, просьба. Если вы ее выполните, то не нанесете ущерба вашему делу, не станете предателем. Вы слышали об Уильяме Тиндейле?

– Насколько помню, это английский Лютер? Кажется, реформатор, которого сожгли?

– Не совсем так, но близко, – усмехнулся Зуев. – Уильям Тиндейл был переводчиком Ветхого и Нового заветов. В тысяча пятьсот двадцать шестом году он издал английский перевод Библии, сожженный по приказу архиепископа. Позднее Тиндейл напечатал еще сорок редакций Библии, но самым ценным является именно первый.

– Хотите сказать, что вы умудрились раздобыть первоиздание Тиндейла и спрятали его в библиотеке? – догадался я. – И сколько оно сейчас может стоить?

– Даже рядовое издание – десятое, или сороковое стоит тысячи фунтов. Первоиздание – а по мнению ученых, их осталось не более пяти экземпляров, может стоить сто тысяч фунтов, если не больше.

Я даже не стал пытаться переводить фунты стерлингов тысяча девятьсот двадцатого года в их современный эквивалент. Много. Да и какая разница?

– У вас есть ценная книга, и вы собираетесь попросить меня о помощи, – сказал я. – Только с чего вы взяли, что я стану вам помогать? А если и стану, какой мне от этого прок? Для меня разумнее передать книгу государству.

– У меня нет выбора, – признался Зуев. – Мне самому не попасть в Архангельск, а без меня вам не отыскать тайник. Хотите, взамен Библии я отдам вам агентурную сеть в Петрограде?

Конечно хочу. Но вот имею ли право разбрасываться обещаниями? Сто тысяч фунтов…

– А если я вас просто обману? Заполучу фамилии и адреса английских агентов, а книгу передам государству? – поинтересовался я. Пожав плечами, добавил: – И мне придется решать вопрос о возвращении вашей книги со своим руководством.

Платон Ильич задумался. Потом махнул рукой.

– Владимир Иванович, я всегда считал вас человеком порядочным, умевшим держать свое слово. Но если обманете вы или ваше руководство… Я старый книжник. Уж пусть лучше книга окажется в советской библиотеке, чем ее съедят черви в тайнике.