Почтальон (СИ) - Никонов Андрей

Мигулич бросился к ширме, опрокинул её, открыл люк — тот вёл вниз, за сцену ресторана.

— Поймали кого-нибудь?

— Так не было никого, — Гуслин набросил на Фому наручники, для верности ещё и ноги сковал, — сейчас всех посетителей проверяют.

— А Леднёва?

— Что Леднёва?

— Она наверху была.

— Нет, — Мигулич высунул голову в люк, — певичка была внизу, она ушла уже, что толку её держать, если за ней хвост.

Травин посмотрел на Фому, тот злобно щерился.

В ресторане народу поубавилось, милиция проверяла документы у посетителей, кое-кто пытался протестовать, двое лежали на полу, со скованными за спиной руками. Черницкая с сожалением смотрела на лежащее на тарелке пирожное, держась за живот.

— Что так долго? — недовольно спросила она, — вон, десерт принесли, а я уже наелась. Хочешь?

— Нет, вечер окончен, — Травин огляделся, официантов видно не было, или они просто боялись подойти к мужчине с кровящей повязкой на щеке, — похоже, мы тут бесплатно поели.

Черницкая укоризненно на него посмотрела, Сергей вздохнул, бросил на стол червонец, придавил почти пустым графином.

— Что теперь?

— А теперь едем ко мне, — громко, так, чтобы все слышали, заявила докторша. — И больше ни ногой в это болото смердячье.

К докторше Травин не поехал, а та особо не настаивала. Он высадил женщину у калитки, рассказал ей коротко, почему считает, что сбежавшим мужчиной была Леднёва, и отправился домой. Лиза уже спала, правда, когда Сергей зашёл, глаза открыла, но тут же, убедившись, что свои пришли, снова закрыла и через минуту засопела. Травин тоже улёгся и почти сразу уснул, но выспаться ему не дали.

Ещё не было шести, как в окно постучали. Сергей поднялся, вытащив из-под подушки майнлихер, махнул Лизе рукой, чтобы та не высовывалась. Та послушно кивнула, но смотрела с интересом. Травин распахнул дверь, на пороге стоял боец в форме ГПУ.

— Велено доставить, — сказал он, не заходя в дом.

Сергей натянул брюки, накинул пиджак, посмотрел в зеркало, лицо было помятым и небритым, глаза — красными. У калитки ждала машина, когда Травин сел на заднее сиденье, там уже расположилась Черницкая. Форд заехал внутрь Окольного города, свернул на Гоголевскую улицу, и остановился почти в конце, возле белого двухэтажного здания в глубине двора, у подъезда, приметного цилиндрическими сводами. Это здание Травин знал, последним дореволюционным владельцем его было Псковское археологическое общество, а предпоследним — Лапин, отец Вари. Дом был выстроен капитально и явно не для жилых целей, полы из кирпича, уложенного ёлочкой, железные кованые двери, толстые стены со сводчатыми окнами создавали неуют.

Их с Черницкой под конвоем провели в большую комнату, обставленную казённой мебелью. Докторша ёжилась, кутаясь в лёгкое пальто, выглядела она не лучше Травина, когда её вели сюда, казалась испуганной, но стоило конвойным выйти, как тут же изменилась, стала куда увереннее.

— Я уже жалею, что связался с вами, — сказал Сергей.

— Поздно, — докторша уселась рядом, подхватила его под руку, прижалась, — что мнёшься, обними барышню, согрей, нам тут ждать ещё.

Ждать пришлось минут двадцать, наконец в комнате появился Меркулов, он уселся за длинный стол, хлопнул картонкой с бумагами. По лицу было видно, что особист крайне недоволен.

— В этой папке, — сказал он, — лежит бумага, по которой я тебя, гражданин Травин, могу расстрелять хоть сейчас. Знаешь, за что?

— Нет, — Сергей пожал плечами, зевнул, спать хотелось неимоверно.

— За саботаж. Сведения из тебя чуть ли не калёным железом приходится вытягивать. И с чего ты взял, что сбежавший человек — Леднёва?

Травин задумался. Было в хозяине Фомы что-то знакомое, но вот что именно, понять он не мог, на ум только Леднёва приходила.

— А кто же ещё? Она актриса, могла грим наложить, а что мужчину изображает — это я в спектакле видел. Живёт на одном этаже с ворами, и не в курсе их дел? Нескладно получается. Её ведь задерали?

— Нет, — Меркулов сморщился, словно лимон съел, — в комнате нашли грим, женскую одежду и чемодан, но Леднёва сидела у себя в квартире. Там тоже есть ход вниз, на первый этаж, только не в кладовую, а в гримёрку, говорит, в той комнате она переодевалась иногда, вещи хранила, если хозяева разрешали, а о чемодане и слыхом не слыхивала. К тому же он пустой. Нашли ещё один ход, прямо из кухни в небольшой подвал, а оттуда на улицу, вот по нему кто-то точно сбежал.

Травин не стал говорить, что с такими ресурсами, как у ГПУ, можно заранее план дома достать, Меркулов это наверняка и сам знал.

— Что с Моглино? — спросил тот.

— Всё, что я знаю, так это что Грунис получила предписание на проверку сейфа, и у неё послезавтра в подвале должно лежать примерно триста пятьдесят тысяч рублей. В кредитсоюзе вы уже побывали?

— Да, — Меркулов достал бумажный червонец, швырнул на стол, — на двести восемьдесят тысяч фальшивок, и не только там. Ещё «Металлист», все деньги на выкуп облигаций, и фабрика «Шпагат», выручка за весь апрель. Всего почти на миллион.

— Значит, всё же фальшивки?

— Когда знаешь, что искать, найдёшь, в одном месте дефект присутствует, причём сразу так и не увидишь, а мы нашли. И уж если о Леднёвых говорить, предположим, они тут заводилы, откуда бумагу взяли?

— Не знаю, — Травин развёл руками. — В архивах надо смотреть, кто отвечал за ассигнации.

— Вот тут заковыка, — Меркулов тихо хлопнул ладонью по столу, — отвечал Коммерческий банк, а вместо него сейчас газета в этом доме сидит, все архивы передали в суд, и они там сгорели в двадцать втором году, концов не найти, а каждого подозревать мы не можем. Точнее говоря, можем, но уж больно их много получается. Вот, смотри, я тут накидал всю эту преступную кодлу.

Меркулов вытащил из папки расчерченный лист, пододвинул Сергею. Тот уставился на кружочки и стрелочки, очень они напоминали ту схему, что он сам нарисовал. кое-кого там, правда, не было. Зато был человек из адмотдела, помеченный не фамилией, а аж четырьмя знаками вопроса, и он соединялся с Юткевичем.

— Липкина Зоя, с почты, — сказал Травин, — спит с Лакобой.

Меркулов переспрашивать не стал, написал на листе фамилию Зои рядом с Екимовой, прочертил стрелку к Лакобе.

— Липкина ведь у тебя иностранной корреспонденцией занималась?

— Да.

— Это многое объясняет. Теперь всё?

— Нет, — Сергей покачал головой, — Мухина вы всё-таки допросили. Подозреваете его?

— Знаем мы теперь твоего Мухина как облупленного, — начальник особого отдела вздохнул. — Грешки за ним водятся, но не те, чтобы в контрреволюцию играть, даже скорее наоборот. Интересный человек, беседовал я с ним намедни, так он о тебе такое порассказал, хоть в рамку и на стену вешай. Ну и о себе многое. И дом мы его обыскали, тихо, пока его не было, и сожительницу проверили, любопытная персона, но безобидная. Мы уж думали, она связана как-то, отец её следователем был в то время и мог архив припрятать, но не тянет Варвара Алексеевна на Софью Блювштейн.

— Значит, не виноваты они?

— То, что Мухин твой в афере участвовал, мы ему простим, иначе весь город сажать придётся, но впредь пусть в тёмные делишки не влипает, ты уж ему передай. И вот ещё, интересный кадр — Липкина, вроде и поймать её не на чем, — Меркулов поджал губы, — как её взять? То, что она с сожителем своей подруги кувыркалась, к делу не пришьёшь, а если что с почты уносила, теперь не доказать. Сможешь её разговорить?

— Мне она ничего не скажет, но есть, — Травин улыбнулся, — отличная идея, как выбить из Зои Лвовны признание, если это они с Лакобой или радиолюбителем Глашу прикончили. Кое-кто подсказал.

Глава 19.

На почте царил кавардак. Во вторник к обеду прибыло письмо из окрбанка, с признаками фальшивых червонцев, и кассиры, оставив для посетителей одно открытое окно, с лупами просматривали все наличные деньги. На всякий случай откладывали все банкноты, вызывающие подозрение, Семён себе места не находил.