Дон Алехандро и его башня (СИ) - Видум Инди

Ваза без того буйства шизофренических красок, что я видел на ней в последний раз, выглядела куда симпатичнее. Форма у нее сама по себе была довольно гармоничной. Уверен, даже если бы ее просто покрасить равномерно в белый или любой другой цвет, то она выглядела бы элегантно. Но Исабель собралась превратить это продукт гончарного дела в предмет искусства, потому что рисунок, нанесенный на большую часть вазы пока еще только карандашом, выглядел необыкновенно стильно. По тем местам, где краска уже лежала, становилось понятно, что после окончания работы ваза будет выглядеть так, что, если ее выставить на аукцион, мы озолотимся. И не потому, что раскрашивала дочь герцога…

Я рассыпал похвалы вполне искренние, но стоило мне чуть отвлечься от самой вазы, как взгляд сразу упал на красители. Это же как раз то, что мне нужно…

— Донна Болуарте, можно будет взять немного желтого пигмента?

— Разумеется, дон Контрерас, — удивленно ответила она. — А зачем вам?

— Есть одна идея, — уклончиво ответил я. — Если получится, вы увидите сами, потому что работать буду здесь.

И освещение здесь нормально тоже в первую очередь поставлю, потому что сложные алхимические производства требуют постоянного контроля, в том числе и визуального.

— Мне-то ты скажешь, что задумал? — заинтересовался ками.

— Сделать чары менее энергоемкими. То есть подкрасить плафон, а не свет, который из него выходит — пояснил я. — Обычные чары свечения используют энергии мало, но дают неприятный мертвенный цвет. А если его пропустить через плафон с желтым пигментом, результат может нас порадовать.

— А может и не порадовать.

— Не попробую — не узнаю.

— А красить ты как собрался?

— Вплавлю в стекло.

— Там не вплавлять, там перемешивать надо. И при этом, чтобы форма не терялась. Это не такое простое дело…

Но было видно, что Шарик уже заинтересовался не меньше, чем я, притом что никто из нас не знал, какие именно плафоны заказал Оливарес. Может, там красить — только портить?

Тем не менее пигмента я отсыпал в маленькую баночку с притертой крышкой, чтобы он уж наверняка меня дождался, и пошел смотреть, что там доставил с почты Хуан-Педро-Антонио, которому необычайно повезло, что донна Ортис де Сарате выбрала именно это время, чтобы приехать качать права. А так он даже не понял, что смерть прошла совсем рядом, потому что разговор Оливареса и Серхио был совсем не шуточным.

— Нужно завершить зачарование забора, — встретил меня внизу ворчанием Оливарес. — Другой вопрос, имеет ли это смысл? Похоже, нам надо отсюда убираться.

— Донна Ортис де Сарате слуге не поверила.

— Может, не поверила, может, поверила. У этой донны в голове корпия вместо мозгов, никогда не знаешь, что оттуда вылезет. Но за башней она будет следить еще пристальней.

— Куда уж пристальней? И так каждый день наведывается. А иногда даже ночью.

— А будет отслеживать все: и кто приезжает, и куда письма отправляют, и сколько продуктов закупается. Ты же понимаешь, что на меня одного нельзя списать все, что ешь ты и донна Болуарте.

— Не так уж много мы едим.

— Много, не много… Пять человек едят больше трех почти в два раза. Это не может долго оставаться незамеченным. Карраскилья не торопится сообщать о том, что нас ждут в столице, поэтому нам нужно рассмотреть варианты, куда мы могли бы временно перебраться.

Что характерно, свой дом Оливарес не предлагал, а у него наверняка недвижимость была не только в столице. Похоже, считал проживание там не менее опасным, чем тут.

— Думаете, затянется надолго?

Не могу сказать, что меня такой вариант расстраивал — король мне заранее не нравился, как наверняка и я ему, так что чем позже мы встретимся, тем лучше. К сожалению, вариант не встречаться вообще был не слишком хорош, потому что предполагал, что меня все же решат пустить в расход. Ради блага государства, разумеется.

— Не знаю. Его Величество хочет восстановиться до состояния, при котором будет не стыдно показаться в народ. Целители над этим работают, но ничего не мешало вызвать тебя заранее, — пояснил свою неуверенность Оливарес. — Здесь мне неуютно. Дахена слишком близко расположена к границе, а на нас уже нападали.

— Тогда действительно имеет смысл зачаровать забор, дон Уго. Никто лучше вас этого не сделает, — льстиво сказал я, подхватил ящик с плафонами и потащил в лабораторию.

Оливарес лишь злобно пропыхтел мне вслед нечто невнятное.

Из лаборатории можно было с удобствами наблюдать, как Оливарес ковыляет вокруг ограды, что-то бормоча себе под нос. Со стороны казалось, что это ругань и проклятья, но в чародейском зрении было видно, как под его руками расцветали охранные чары и оседали на металл и камень.

— При всем своем сволочизме Оливарес неплохо разбирается в деле, — одобрил разворачивающееся действие Шарик. — Виден опыт и нестандартный подход. Слабость компенсируется изворотливостью, поэтому результат весьма занимателен.

— То есть его методы тебе не знакомы?

— Не совсем так. Дон Леон использовал совсем другие принципы, но он не был ограничен в силе чар и не был столь искусен в проклятьях. При наличии последнего не исключаю, что дон Леон использовал бы и такую методику защиты. Впрочем, в последнее время ему хватало своей. В тайном убежище добраться до него врагам было невозможно.

— Жаль, что с о смертью дона Леона его убежище схлопнулось.

— Если бы оно схлопнулось, балбесина, мы бы с тобой сейчас здесь не разговаривали, а давным-давно предстали бы перед Всевышним.

Шарик выглядел на редкость агрессивно: встопорщенный, размахивающий передними лапами и шипящий для постороннего наблюдателя нечто невразумительное. Я подозревал, что это были ядреные ругательства из языка ками, но перевода Шарик не делал ни разу, приходилось догадываться по контексту.

— Я имел в виду, что со смертью создателя со временем рассеиваются чары, поддерживавшее это убежище, — пояснил я, удивленный горячностью ками.

— Вовсе нет, при определенном уровне энергии убежище консервируется.

— Зачем? — удивился я. — Какой в этом смысл, если туда никто не может попасть?

— С чего ты взял, что не может? — недовольно заскрежетал жвалами Шарик. — Наследник может попасть через определенное время, достаточное, чтобы смерть создателя посчиталась необратимой.

— То есть я мог бы туда проникнуть, еще будучи в Сангреларе? — вкрадчиво уточнил я, понимая, почему злится ками. За двести лет любая смерть посчитается неотвратимой.

— Да! — рявкнул Шарик. — Согласен, балбесина я. Но сообразил я это только сейчас, когда ты заговорил о возможности схлопнуться для убежища. Я его давно считал потерянным для себя, и вообще я за эти двести лет много о чем напрочь забыл. Радуйся, что не забыл про тебя и чары.

— Я радуюсь, спасибо.

— Радуется он, — проворчал ками. — Поди, тому, что появилась причина ткнуть меня в мои недостатки?

— Откуда у тебя недостатки? Небольшие проблемы с памятью таковыми не являются. Насколько я понимаю, вход в убежище дона Леона может быть открыт из любой точки?

— Теоретически. Но для этого ты сначала в него должен попасть. А попасть ты можешь только из той точки, где оно последний раз открывалось.

Услышанное мне активно не понравилось.

— А ее сейчас вообще реально определить? Я тогда только кусты запомнил, в которые ты шмыгнул, а они за двести лет могли замениться как деревьями, так и полянкой.

— По месту смотреть надо. Но тебе оно все равно не столь актуально, как тогда, потому что ты без пяти минут признанный наследник Мибии.

— Но там может быть что-то интересное…

Шарик обреченно махнул лапой.

— Дону Леону мало чего удалось сохранить из наследства Мурильо. Основное у него было в голове, а это уже не вытащишь. Лаборатория у тебя лучше, чем там, библиотека маленькая, и тебе оттуда мало что будет доступно. Я не намекаю, что ты тупой…