Фармацевт (СИ) - Санфиров Александр

При этих словах она нахально ущипнула меня за щеку. От удивления я потерял дар речи и растерянно смотрел на эту пенсионерку.

Зато санитарки дружно засмеялись, когда Анна Тимофеевна вышла из зала.

– Тимофеевна у нас к молодым мальчикам неравнодушна, – пояснила одна из них. – Своих то детей у неё никогда не было, вот она к чужим и пристаёт.

Несколько минут женщины выясняли, кто я такой и откуда взялся. А затем пришлось взяться за работу.

В больнице на восемьсот коек, растворов требуется море. Поэтому дистилляторы работали без перерыва. Санитарки последовали совету провизора и нагрузили работой меня капитально. Вроде бы бутыли наполнялись достаточно медленно, и можно было отдохнуть. Но кто же мне это позволит. Посоветовавшись, женщины решили, что пока я здесь, можно устроить капитальную приборку на складе, где до обеда пришлось ворочать бутыли в пыльных рогожах, коробки с препаратами и прочую дребедень.

Ближе к часу дня меня отпустили на обед. Выходил я из аптеки через ожидальню – комнату выдачи лекарств и растворов. Народу там собралась – тьма и все эти медсестры и санитарки проводили меня вопросительными взглядами.

– Понятно, – мысленно вздохнул я. – Сегодня вся больница будет в курсе, что в аптеке появился новый работник.

В буфете, как всегда, стояла толпа народа. А очередь явно была формальностью, потому, что вновь подходившие сотрудники без стеснения вставали к своим коллегам.

Я собрался, было уйти, как вдруг меня подозвала Анна Тимофеевна, та стояла второй в очереди перед кассой, но когда она пропустила меня вперед, в оживленно болтающей очереди на секунду наступило озадаченное молчание.

Уселись мы с ней за один столик. Ели мы молча, но когда я собрал посуду, чтобы унести в мойку, Анна Тимофеевна сообщила:

– На сегодня твоя работа в блоке дистилляции завершена. Жду тебя в ассистентской.

– Интересно, чего ей надо? Неужели будет снова пытать меня по поводу мази? – думал я, шагая по тенистой тополиной аллее к зданию аптеки.

Когда зашел в ассистентскую первым делом увидел блестящую лысину Соломона Израилевича, сидевшего за столом рядом с Анной Тимофеевной.

– Ага, вот и наш герой явился, – прокомментировал он мое появление. – Проходи, присаживайся рядом со мной.

Я примостился рядом с ним, усевшись на вращающийся лабораторный табурет.

– Смотри, – Коган показал мне стеклянную плошку, с коричневатой густой массой. – Это основа для ректальных свечей. Урологическое отделение заказало нам свечи с фурадонином, у них тяжелый больной поступил с абсцессом предстательной железы, лечащий врач надеется, что свечи помогут.

– Соломон Израилевич, вы серьезно сейчас говорите, или шутите, – удивился я. – Больному надо массивные дозы антибиотиков внутривенно вводить, там же до сепсиса недалеко. А вы хотите его свечками лечить.

– Ну, это не я хочу, а лечащий врач, – сообщил Коган. – Дело в том, что у больного аллергия на пенициллин, а стрептомицин, которые ему начали колоть, как мертвому припарки.

Он наклонился ко мне и заговорщицки произнес.

– Мне приятель из Москвы прислал несколько упаковок гентамицина. С заведующим урологией мы и согласовали изменение рецепта. Может, слышал о таком лекарстве?

– Слышал, конечно, – буркнул я. – Антибиотик, производное аминогликозидов. Эффективен, как против грамположительных, так и грамотрицательных бактерий. Вроде бы года три или четыре, как его начали производить в Соединенных Штатах. Хорошие у вас связи Соломон Израилевич.

– Видали, Анна Тимофеевна, какая у нас молодежь образованная, – восхитился Коган.

Семенова с любопытством посмотрела на меня.

– Виктор, откуда такие сведения?

Я пожал плечами.

– В Ланцете прочитал, еще в прошлом году.

– Да ты полон талантов, наш юный друг, владеешь английским языком, значит, – задумчиво протянул Коган. – Ну, что же, я что-то подобное и подозревал.

Видишь ли, мы с Анной Тимофеевной посоветовались и решили в процесс создания этих свечей включить и тебя.

Конечно, суппозиторную основу сделал лично я, сильно сомневаюсь, что у тебя она с первого раза получилась, а гентамицина у меня не густо.

Но выкатать суппозитории для тебя трудности не составит.

Сейчас Анна Тимофеевна покажет тебе, как надо работать с пилюльной машинкой и ты займешься этим делом.

– Похоже, меня раскрыли, несмотря на всю мою шифровку. Старый провизор что-то заподозрил и теперь хочет убедиться в своих подозрениях, – думал я. – Что же делать, если я оставлю все, как есть, больной, скорее всего, отдаст богу душу. Если же усилю свойства антибиотика, Коган точно поймет, в чем дело.

Раздумывал я недолго.

– Вы уверены, что у меня все получится? – я глянул на Соломона Израилевича.

– Уверен, – отозвался тот. Он не видел, какие взгляды на него в это время кидала Анна Тимофеевна. Похоже, она считала, что её руководитель немного не в себе. Но вступать с ним в пререкания не спешила.

Достав из ящика стола пилюльную машинку, она приступила к демонстрации выкатывания не ней ректальных суппозиториев. Я же внимательно следил за её движениями, чтобы не налажать, когда займусь этим делом сам.

Выкатав несколько свечек, Анна Тимофеевна передвинула пилюльную машинку ко мне.

– Ну, что же, я вас пока оставлю, – Коган с трудом поднялся со стула. – Работайте товарищи.

Семенова тоже встала и вышла из кабинета, оставив меня в полном одиночестве.

– Ну, до видеонаблюдения здесь техника еще не дошла, – подумал я. – Так, что работаем.

Действительно, выкатать свечи никакого труда не представило. Завернув каждую свечку в вощеную бумажку, я сложил их в коробочку. Лишь после этого закрыв её рукой, мысленно представил абсцедирующую предстательную железу.

Ладонь на мгновение вспыхнула жаром, и сразу же закружилась голова.

По реакции на усиление действия лекарства я уже давно научился определять его эффективность. Судя по недомоганию, суппозитории получились то, что надо.

Минут через десять в ассистентскую зашли оба провизора.

Коган бесцеремонно открыл коробочку со свечами и достал одну из них.

Выложив её на белую фильтровальную бумагу, положил рядом свечку, выкатанную Анной Тимофеевной. После чего победно посмотрел на меня.

Я молчал, а что тут говорить. Разница между свечами была видна невооруженным глазом.

А Коган, между тем, доставал предметные стекла, чтобы рассмотреть состав свечей под микроскопом.

Я молча наблюдал, как он мазнул свечкой по одному стеклышку, накрыл его покровным, установил его под держатель, и уткнулся глазом в окуляр.

– Аня, представляешь, я оказался прав, – бубнил провизор, не отрываясь от микроскопа. – Структура вещества, практически такая же, как и в прошлый раз. Хотя состав совершенно другой.

– Блин! В какой еще прошлый раз, – озадаченно думал я. – Никак у них на примете еще один чудотворец имеется?

Но тут Соломон Израилевич повернулся ко мне и, вынув из кармана халата небольшой пакетик, развернул прямо перед моим носом.

Мда, я конечно, не Шерлок Холмс, но логически мыслить умею. Нетрудно догадаться, что каким-то образом свечи, модифицированные мной для мамы, оказались в руках заведующего больничной аптекой. Но как он ухитрился связать их со мной, пока было неясно.

Коган в неведении держать меня не стал.

– Твоя работа? – спросил он и, улыбнувшись, продолжил. – Твоя, твоя, не отпирайся.

Я о тебе в первый раз услышал, когда ты мазь для какой-то беременной сделал. Но тогда всерьез к этому не отнесся, счел просто выдумкой.

Но когда через несколько дней ко мне в руки попали эти свечи, было уже не до смеха.

В упаковке тогда оставалось пять штук. Одну мы забрали на исследования, а остальные использовали по назначению.

Как думаешь, помогли они больным?

– Понятия не имею, о чем вы вообще говорите, Соломон Израилевич, – я недоуменно качнул головой. – Какие-то свечи, откуда вы их только выкопали?