Пункт назначения 1978 (СИ) - Громов Виктор

Мои сомнения не остались незамеченными.

– Не обращай внимания, – сказала девчонка беспечно, – мы весной в школьном драмкружке ставили Айвенго.

У меня откровенно отвисла челюсть. Возникло стойкое ощущение, что сейчас меня пытаются надурить. В школе? Айвенго? Хотя… Кто их тут знает. Я очень плохо помнил, что и в какие годы было запрещено. Но эта книга в нашем доме была совершенно точно.

Вика мое смятение приняла за восхищение и поспешила похвалиться:

– Знаешь, кого я там играла?

Я помотал головой. Следующую фразу она произнесла с невероятной гордостью:

– Леди Ровену.

Мне осталось только восхищенно присвистнуть.

Мы шли по берегу. Я – в брюках и рубашке. Вика в своем полотенце. Красивая, загорелая, с голым пузом, дерзкая и уверенная в себе.

Она почти без остановки рассказывала о школьном спектакле. О том, как было весело. О том, как мальчики из выпускного класса построили им декорации. О том, как на трудах всей школой шили костюмы.

Жалела о том, что директор не разрешил привести на сцену живую лошадь. Я фыркнул, пытаясь представить себе в школе коня. Не сдержался и заржал в голос. Вика тоже разразилась задорным хохотом.

Когда мы выдохлись, она вдруг спросила:

– Почему ты не хочешь искупаться?

Признаться, что под брюками у меня отнюдь не плавки, а вполне себе вульгарные семейники, было неловко. Я уже плохо помнил, что сейчас прилично, а что нет. Шокировать девчонку совсем не входило в мои планы. Мне здесь еще неделю предстояло жить.

– Я сегодня уже купался, – соврал я.

– А хочешь, – она вдруг остановилась и схватила меня за руку, – я покажу тебе, как настоящие леди приветствовали настоящих лордов?

– Давай, – я уставился на нее с любопытством. Этого в прошлый раз тоже не было.

Вика отошла в сторону и, усмехаясь во весь рот, присела в элегантном поклоне. Она развела руки, склонила голову, сверкая лукавыми глазищами, и… потеряла полотенце.

– Ой!

От неожиданности она потеряла равновесие, плюхнулась на попку и выдала сквозь смех:

– Ну вот, все испортила.

Я подал ей руку, а, когда девчонка поднялась, притянул к себе и обнял, совершенно не понимая, как поступить дальше. В прошлый раз я ее поцеловал. Глупо, неуверенно. Это был первый в моей жизни поцелуй. В прошлый раз мне прилетела оплеуха. В этот раз Вика отстранилась и серьезно попросила:

– Сэр Олег, если не хотите, чтобы я на вас обиделась, больше никогда так не делайте.

Дома, на кухне приглушенно, но вполне себе азартно переругивались отец с матерью. Я прислушался и усмехнулся. Мать отчитывала отца за скудоумие и желание испортить ей отдых. Отец, как мог, оправдывался. Оба они знали, что буря скоро уляжется, и мать поведет его мириться в спальню.

Так было всегда, сколько себя помню. И, если в детстве у меня нет-нет, да и возникали сомнения, для чего именно они там запираются, то сейчас я знал это точно. Так же было и в тот страшный день, правда, я не понял из-за чего.

Чтобы не нарваться, я тихонько юркнул в нашу с Иркой комнату, улегся на скрипящую кровать, уставившись в беленный потолок. В гостиной орал телек. Сестра снова что-то смотрела. Мне же хотелось побыть одному. Не получилось. Мать почти сразу погнала Ирку спать. А мне пришлось перебазироваться на кухню. Оно и к лучшему.

Все-таки отец большой молодец, что умудрился найти квартиру с двумя спальнями. Сестра уснула сразу, слишком умаялась во время пути. В соседней комнате еще довольно долго возились родители – шушукались, смеялись. Я сидел на кухне и пытался читать книгу. Получалось плохо. Мысли постоянно уносились куда-то в даль. Все хотелось представить, как мы теперь заживем вместе, кем вырастет Ирка, как сложится моя судьба.

В какой-то момент я почувствовал на себе чей-то взгляд. Тяжелый. Оценивающий. Недобрый. Ощущение было таким реальным и жутким, что по коже пробежал мороз, а сердце испуганно сжалось.

Я резко захлопнул книгу и обернулся. Никого. Пусто. Стояла звенящая тишина. Может..? Я обернулся к окну. Нет, и там непроницаемая тьма, такая густая хоть режь ножом. Хотел было встать и выглянуть наружу, но я вдруг устыдился этого порыва. Какого черта? Второй этаж, дом старинный, потолки высоченные, откуда здесь кому взяться?

Ты же взрослый мужик, Олег, не какой-то там сопляк! Я усмехнулся своим глупым страхам и снова взялся за книгу. Ощущение постороннего взгляда не проходило. Казалось, кто-то изучает меня, как забавного жучка, и цели у него недобрые.

Я сидел, уставившись в страницы и ждал, что будет дальше. Поэтому, когда в окно что-то стукнуло, вздрогнул и уронил книгу на пол. Потом последовал еще удар и еще. Совсем негромко. Но в этой звенящей тишине… И меня взяла злость.

– Да что здесь, бляха-муха, происходит?

Я вскочил и ринулся к окну. Все! Хватит! Хватит бояться, хватит ждать неприятностей. Надо жить. Жить и ничего больше! Третьего шанса не будет! Все это я от переполнявших меня эмоций проговорил вслух.

Звук затих.

Какое-то время я еще постоял, опершись руками о подоконник и уткнувшись лбом в прохладное стекло. После сплюнул и вернулся на место. Книгу поднял и положил на стол, открывать не стал. Что толку? Все равно не вижу ни слов, ни букв. Все равно только и жду, что будет дальше.

Стук повторился. На этот раз дробный частый. Я подхватился, уставился в окно и… в сердцах сплюнул. В стекло бился бражник. Огромный, с половину моей ладони. Красивый. Как любой приличный мотылек, он просто рвался на свет. И меня отпустило. Исчезло предчувствие неминуемой беды, ушло ощущение взгляда. Все стало просто и легко. Надо было подождать еще пять дней. На шестой не выпускать из вида Ирку, не дать…

Я страдальчески поморщился и постарался найти для себя обтекаемое определение. Определений таких была целая куча – одно другого краше. Только они совсем не отражали сути. Тогда я психанул и назвал все своими словами.

Не дать ей умереть, не дать, чтобы ее убили… Все! И ты должен, нет, просто обязан с этим справиться. Должен, должен, должен… Я твердил это слово, как мантру, пока не выдохся.

Потом я встал, поймал себя на мысли, что жутко не хочу идти вниз. Воровато огляделся и, пока никто не видит, использовал раковину по прямому назначению, сверху пролил водой и пошел спать, прихватив с собой коробок спичек. Вдруг придется подсветить?

В коридоре злобный взгляд появился вновь. И мне стало по-настоящему страшно. До жути. До дрожи в коленях. Пальцы вцепились в коробок, как в спасительную соломинку.

Спичка никак не хотела зажигаться. Пальцы у меня дрожали, коробок ходил ходуном. Когда огонек вспыхнул, я поднял его над головой, освещая все вокруг. Пусто, черти бы вас побрали, пусто! Хотя, чего я еще ожидал? «Приедем домой, нервишки подлечим», – пообещал я сам себе. А пока надо успокоиться и ждать.

Успокоиться не вышло. Пока дошел до дверей, зажег еще две спички. В комнате прямо на пол скинул одежду, воткнув третью в коробок, затушил огонек, юркнул под простыню и укрылся с головой. Как будто тонкая ткань могла защитить от неизвестности. Смешно! Только мне было совсем не смеха.

Как ни странно, сон навалился на меня почти сразу – чуткий, тревожный, спасительный. И я отключился.

Рядом кто-то стонал. Тихонько. Жалобно. Сон мой разбился об этот звук, как корабль о рифы.

На улице уже начало светать. И взгляд мой легко различил Ирку. Она лежала на спине, вцепившись пальцами в одеяло. Окаменелая, напряженная. Губы ее были сжаты. Ресницы дрожали. На щеке виднелась влажная дорожка. Девочка спала, стонала и плакала.

Я поднялся и присел рядом. Машинально вытер влажную щеку и позвал:

– Ир, а Ир, не плачь. Что случилось?

Мне думалось, что она просто успокоится, повернется на бок и снова уснет, но она вдруг ответила:

– Он на меня смотрит…

И снова мороз по коже. И снова сумасшедший стук сердца. Смотрит? Господи, что же здесь происходит?