Диана Удовиченко - Клинок инквизиции

В ответ на его призыв над краями ямы стало медленно подниматься нечто. Сначала казалось, это просто огромные земляные глыбы, но потом земля начала высыхать, трескаться, отваливаться, открывая взгляду серый камень. Окутанные зеленым светом, зазубренные, искореженные стены вырастали из воронки, проклевывались, делались все выше. Вскоре сквозь проломы стали видны широкие лестницы, полуразрушенные залы, на стенах которых виднелись высеченные фигуры загадочных божеств – с человеческими телами и головами животных, и монументальные каменные алтари со стоками для крови.

Люди, оставшиеся в живых – и горожане, и ближние, – замерли, наблюдая за удивительным явлением.

Наконец древний храм, словно уродливый гриб после дождя, поднялся полностью, заняв собою всю площадь, угрожающе навис над ратушей – она выглядела маленькой и хрупкой по сравнению этой громадой.

– Вельзевул, Вельзевул, Вельзевул! – ликовал Шпренгер.

Ему отвечал нестройный хор голосов – выжившие равенсбуржцы падали на колени, молитвенно складывая руки, кланяясь храму. Лица их менялись – сила, которая так долго и подспудно действовала на жителей города, наконец вырвалась на свободу. Больше на площади не было людей – бесновались уродливые ведьмы и колдуны с полузвериными мордами. Лишь немногие сохранили человеческий облик, новому божеству не поклонились единицы. На них бросались измененные существа, рвали на части, жрали дымящуюся плоть, глотали кровь, вознося славу своему богу. Насытившись, ползли на коленях к поднявшимся из земли руинам.

Посреди храма возвышалась огромная статуя – мускулистый мужчина с головой быка. В мощных руках он сжимал копье, направленное к земле. Пол вокруг него был устлан человеческими останками – теми, что рухнули вместе с помостом, и старыми, побелевшими, хрупкими от времени. Судя по размерам костей и черепов, все они принадлежали детям.

Мушиный рой обрушился с неба, опустился на статую, за ним последовал второй, третий. Насекомые облепили изваяние плотным жужжащим покрывалом, так что не стало видно камня. Мухи продолжали спускаться, окутывая истукана все новыми и новыми слоями, наполняя храм. Вскоре статуя превратилась в гудящее, непрерывно шевелящееся облако из черных тел. Оно покачивалось, меняло форму, лишь иногда силуэтом отдаленно напоминая божество.

– Он сейчас оживет, – прошептал Шпренгер. – Невинную кровь для повелителя!

Существо, в котором можно было узнать Инститориса лишь по доминиканскому одеянию, медленно опустилось на колени, ткнулось лбом в камень ступеней и застыло – то ли потеряло сознание, то ли молилось новому богу.

Вот он, настоящий оборотень. Что ж, его догадка оказалась правильной: это инквизитор убивал девушек, принося жертву своему демону. Сестру Марию убил именно он: Настя говорила, что Шпренгер приезжал в монастырь с расследованием. Скорее всего, пригрозил, что подвергнет девушку пыткам, если она ночью не выйдет за ворота. Тогда же он присмотрел и саму Настю.

И лишь последние жертвоприношения Шпренгер доверил фанатично преданному монаху. Видимо, занят был подготовкой ритуала, да еще и хотел сбить со следа Клинка с его командой. Вот почему вервольфа стало проще выследить: вместо сверхъестественного существа действовал человек. Вот почему последние девушки не были придушены, брату Готфриду нравилось, что они чувствуют боль. И вот почему смерть цыганки выпадает из схемы рисунка, отличается от остальных – это не было жертвоприношением. Скорее всего, брата Готфрида, склонного к садизму, просто привлекла красота девушки, он не сдержался, изнасиловал ее и замаскировал под «почерк» вервольфа. Так что Сенкевич отомстил за свою женщину тому, кому следовало.

И вот она, причина изменений в жителях Равенсбурга. Храм отравлял этот город, как неисправный ядерный реактор. От его «излучения» люди, имевшие хоть небольшие способности к ведовству, становились колдунами, остальные просто сходили с ума. Почему это затронуло не всех? Дан полагал, что «излучение» воздействовало на психику. Недаром ведь многие жаловались, что слышат голоса, отдающие приказы. По статистике, всего около десяти процентов людей не поддаются внушению. Самые стойкие сохранили разум, у каждого при этом своя защита: Андреас, например, слишком самовлюблен, чтобы прислушиваться к каким-то там шепотам, Энгель слишком циничен, Ганса хранила искренняя вера, а его самого, наоборот, здоровый скептицизм.

Дан продрался сквозь толпу перед ратушей, независимо кивнул двум стражникам на входе. Те, увлеченные зрелищем, рассеянно отступили, давая дорогу. Как и рассчитывал Дан, сработала привычка – еще недавно Клинку инквизиции был открыт доступ повсюду. Следом за Даном скользнул Энгель с длинным мешком за плечами. Едва они переступили через порог, стражники опомнились:

– Стой! – И ринулись за нарушителями.

Дан с Энгелем встретили их в два клинка, расправившись с охраной, оттащили трупы под лестницу.

– Удачи, – кивнул Энгель, вручая железный крючок-отмычку. – Делай все, как учил. А я наверх.

– Не промахнись, – напутствовал Дан.

Сам он пошел к комнате Инститориса. Коридоры ратуши были пусты – все слуги, стражники, ближние собрались на площади. Только под дверью отца Генриха стояли два охранника. Издали заметив Дана, они взялись за мечи:

– Стой! Сюда нельзя!

Дан не стал объясняться, сделал резкий выпад, метя в сердце одному из стражников, одновременно врезал ногой в пах второму. Первый блокировал удар, атаковал в ответ. Дан легко скользнул вбок, противник по инерции сделал шаг вперед, открыв правое плечо. Дан нанес резкий рубящий удар, стражник заорал, выронил меч, и тут же в его грудь вонзился клинок. Второй, отдышавшись, враскоряку пошел на Дана. Тот выдернул меч из груди умирающего, резко обернулся. Перекинул меч в левую руку, сделал неожиданный выпад, метясь в правый бок. Стражник, не ожидавший такого трюка, едва успел парировать удар. Клинки ушли в сторону. Сделав шаг вперед, Дан ударил противника под дых. Охранник согнулся, меч Дана рубанул его по шее.

Расправившись со стражей, Дан достал отмычку, принялся копаться в скважине замка. Уроки Энгеля не прошли даром – с третьей попытки дверь отперлась. Хотя фомка была бы удобнее, мельком подумал он, входя в комнату Инститориса. Застоявшийся воздух вонял потом и немытым телом. На столе лежали мелко исписанные пергаменты – будущая великая книга отца Генриха, рядом на лавке были разложены плетки и розги, целый набор. Дан поморщился, оглядел стены. На одной висел вышитый гобелен, изображавший Тайную вечерю – тонкая монастырская работа. Дан безжалостно отодрал его. Как и ожидалось, под гобеленом обнаружилась маленькая дверца. Снова пошла в ход отмычка. Замок оказался сложным, с каким-то секретом. Дан тихо матерился, но упорно продолжал ковырять.

В замке щелкнул ключ, двое слуг втащили в комнату бочку с горячей водой, третий нес на вытянутых руках новую белоснежную рубаху. Следом шла пожилая женщина с небольшим дорожным сундучком. Замыкал шествие Настин похититель – человек в маске.

– Вымойся, – приказал он, снимая с нее цепи.

Она послушно разделась, залезла в бочку. Человек кивнул старухе, та поставила сундук на пол, откинула крышку: внутри лежали полотняные мешочки, теснились флаконы, склянки и маленькие, запечатанные воском горшочки. В комнате запахло травой и благовониями.

– Приступай, – тяжело уронил человек.

Женщина распечатала несколько флаконов, вылила содержимое в воду, потом достала из мешочка пук сухой травы, принялась тереть им плечи и грудь Насти. Осторожно, почти благоговейно касаясь, вымыла волосы какой-то душистой жидкостью, умастила их ароматным маслом.

Растерев все тело едва ли не до скрипа, подняла Настю, помогла выбраться, промокнула чистым полотном. Уложила на кровать, маленькими щипчиками стала выдергивать волоски на теле.

Вот и эпиляция наконец, подумала Настя. Интересно, интимную прическу делать будут? Обошлось без этого. Старуха лишь намазала ей лобок еще каким-то резко пахнущим зельем. Поверить не могу, что это все для какого-то каменного идола, размышляла Настя. Готовить, словно для гарема султана Брунея – и банально прирезать на алтаре. Идиотизм…

Что ее прирежут, она уже не сомневалась, все же читала кое-что о колдовских ритуалах. Эх, надо было трахнуться тогда с Данилкой, может, ее бы не выбрали…

– Одевайся, – холодно проговорил человек в маске.

Колдунья опустила на Настю прохладную, идеально отглаженную рубаху, расправила складки на груди, отошла, полюбовалась. Достала гребень, медленно, перебирая каждую прядку, прочесала волосы, потом надела на голову венок из белых цветов с одуряющим запахом. Настя немедленно скинула сомнительный головной убор. С укоризной погрозив пальцем, старуха подняла его и водрузила на место. Настя снова избавилась от венка, только на этот раз демонстративно переломила его пополам.