Вираж бытия (СИ) - Ланцов Михаил Алексеевич

– Очень надеюсь на вашу помощь и бдительность. Сам же прошу отпуска хотя бы на пару дней. Выспаться. Ели на ногах стою.

Возражение не последовало.

Поэтому Дзержинский отошел в сторону и прислонился к стенке. Садиться не стал, опасаясь заснуть. Он не шутил про усталость.

Вместо него вышел Фрунзе.

– Феликс Эдмундович поднял важную и острую тему. – начал нарком. – Я ее продолжу. Только с военной стороны. Как вам известно, в городе Бизерта стоит черноморская эскадра. Некогда принадлежащая Российской Империи. Ныне на нее претендуем мы. Однако сенат Франции заблокировал ее передачу. Причина проста – долги.

– Какие еще долги?! – возмутился Троцкий.

– Черноморская эскадра – формально это собственность Империи, а не Союза. Чтобы мы смогли законно на нее претендовать, нам надлежит признать себя правопреемником державы. А значит – признать долги, что цари брали и как-то решить вопрос с национализацией. Такова позиция Франции.

– Так может плюнуть на эти корабли?

– Я что-то не вижу, чтобы наши верфи их лепили как горячие пирожки, – криво усмехнулся Фрунзе. – Так-то да. Почти все, что там стоит в целом либо устарело, либо спроектировано под ныне не актуальные задачи. Но у нас нет и этого. У нас вообще с флотом все очень плохо. В разы, скорее даже на порядки хуже, чем с армией. И то, что есть, в ужасающем состоянии. Как в плане материальной части, так и выучки личного состава. Причем, я хочу заметить, некая элитарность у моряков в полный рост. На словах и в виде самомнения. На деле то – пшик.

– И к чему вы этот вопрос сейчас подняли? – осторожно спросил Сталин.

– К тому, что вы очень верно и прозорливо говорили, предлагая строить социализм в отдельно взятой стране. Мировая революция буксует. И сколько бы денег мы в нее не вложили – капиталисты вложат больше в наших противников. Попытки Коминтерна сгорают впустую. Одна за другой. И рабочие в западных странах не спешат протягивать нам руки. А значит, я мыслю, мы оказались в ситуации 1918 года. Когда Владимир Ильич пошел на заключение Брестского мира. Временного. Насквозь суррогатного. Но мира. Позволявшего выиграть нам время.

– Причем тут Брестский мир? – нахмурился Троцкий.

– Первая французская республики погибла во многом из-за того, что пугала всех вокруг. Из-за чего ее в итоге заклевали. Даже несмотря на тотальную мобилизацию ресурсов Франции и то, что там номинально была восстановлена монархия. Не помогло. Забили, как грабители ногами в подворотне. Чтобы не повторять ее ошибок, я предлагаю повторить прием с Брестским миром. И заключить мир с капиталистами запада. Временный, безусловно. Показав, что мы удовлетворены достигнутым. Что мы насытились. Помните, как Бисмарк в свое время говорил? А все для того, чтобы Германия успела подготовиться к новой, большой драке.

– И в чем будет заключаться этот мир? – поинтересовался Сталин.

– В том, что Союз официально провозгласит курс на построение социализма в отдельно взятой стране. Объявит себя правопреемником и наследником Российской Империи. И займется на какое-то время внутренними делами. Их ведь масса и они остры. Тут и контрреволюция, что поселилась в наших рядах, и организованные преступные группировки, именуемые в обыкновении мафией, и слабая экономика, и ничтожное образование, и так далее. И когда мы окажемся готовы, то выбрав подходящий момент – продолжим свое наступление.

– Признание правопреемственности от Империи вынудит нас взять на себя и ее долги. – произнес Бухарин. – Вы ведь о них говорили?

– Именно. И о суммах, которые должно возмещать при национализации. Иначе, опираясь на международное право, это не национализация, а грабеж. Но, и это важно, та же Франция очень активно поддерживала наших врагов в годы Гражданской войны. Поэтому мы можем выкатить им встречный иск. Большой. И предложить произвести взаимозачет долговых обязательств.

– А они на этой пойдут? – удивился Бухарин.

– Чтобы пошли, мы должны им предложить некую «сладкую морковку». Выгодные концессии и инвестиции. Понятно, по нашим законам и в строго очерченных рамках, но они должны быть для них выгодны.

– Не жирно ли будет?

– Товарищ Сталин, жирно. Положа руку на сердце, я бы им вообще ничего не давал. Даже старого башмака. Но у нас нет необходимых производств и подходящей квалификации рабочих и инженерно-технических кадров. А для того, чтобы мировой пролетариат стал к нам тянуться сам, мы должны не только все это получить, но и максимально поднять уровень жизни простых людей. Не на страницах газет, а на практике. Простые рабочие должны начать понимать, чем мы лучше капиталистов. То есть, нам нужно построить мощнейшую в мире экономику, не разоряя простых людей. Рабочих и особенно крестьян. Чтобы с каждым годом они становились нашими сначала сторонниками, а потом и просто – нашими.

– Таким шагом, товарищ Фрунзе, мы станем удалятся от социализма. – недовольно произнес Сталин.

– Да. Все верно. Но – это временное отступление. Как тогда – при подписании Брестского мира. Лет на 5-10, край 15. Пока мы достаточно не окрепнем, чтобы быть в состоянии отстаивать свои интересы. Сейчас же такой мир станет возможностью продавать наши товары иным державам. Выручать за них валюту и закупать промышленное оборудование и прочее необходимое, без чего нам быстро развиваться не получится. Но главное – мы должны надеть маску безопасности. Запад должен перестать нас бояться.

– Товарищи, – встав, произнес Дзержинский. – Я хочу дополнить Михаила Васильевича. Если мы решим заключать этот новый мир, новое перемирие, то Коминтерн должен изменить характер своей деятельности. Вместо попыток организации восстаний ему должно будет вести пропаганду успехов Союза, заниматься комплексной разведкой и переманивать к нам представителей технической интеллигенции и культуры. Вы, наверное, слышали о приглашении Николы Теслы. Мировое светило. И это должно стать первой каплей дождя.

– Скажу больше. – поспешно заметил Фрунзе, когда Феликс замолчал. – США сейчас в поле газет и чаяний народных воспринимается как некий «остров свободы». Своего рода «земля обетованная», где каждый сможет выковать свое счастье. А что мешает нам стать еще одним «островом свободы»? Тем более, что законы у нас во многом прогрессивные. И для того, чтобы их довести совсем до ума, потребуется минимум усилий. А эффект, я уверен, будет колоссальный.

– Эффект чего? – скривился Сталин.

– Эффект в усыплении бдительности врага. Пока мы готовимся к нападению он должен расслабится. Потерять к нам интерес. Сцепиться со своими старыми противниками в традиционной схватке за ресурсы и земли. И дать нам шанс. Шанс на победу.

– Вы романтик Михаил Васильевич, – тяжело вздохнув, произнес Сталин.

– Товарищи, давайте проголосуем. Кто считает, что нам нужно сейчас пойти на перемирие с капиталистами? Временное перемирие. Для того, чтобы их потом раздавить словно паровым катком. Прошу. Поднимите руки.

Несколько секунд тишины.

Первым поднял руку Дзержинский. Вторым – Бухарин. Третьим – Сталин. Ну а дальше и остальные члены ЦК. Не единогласно, но около 90 % голосов.

Фрунзе улыбнулся и поблагодарил за понимание.

Расчет оказался верен. Это перемирие хоть и было Сталину не по нутру, да еще в таком формате, но играло ему на руку. Ведь идея построить социализм в отдельной взятой стране связана с банальностью – с желанием разыграть ту тугую колоду партийных функционеров, которую он набрал себе.

Михаил Васильевич слышал там, в прошлой жизни, довольно одиозные возгласы о том, будто бы коммунисты были государственниками. И что они сразу пытались возродить и спасти разваливающуюся Империю, не то, что «эти белогвардейцы». Но это было чушью чуть более чем полностью.

Коммунизм подразумевает построение бесклассового общества вне государства как системы. В теории. И красные начали хоть что-то делать в плане государственного строительства только после того, как стало понятно – мировая революция вот прямо сейчас не получится. Так и родился СССР – вынужденное, временное решение с массой фундаментальных противоречий, заложенных при его строительстве.