Александр Зорич - Боевая машина любви

Но Эгин в чужих комментариях не нуждался. Он и сам видел: это Милас Геттианикт и с ним двое чернокафтанников. Те самые, с которыми он подрался утром в «Щучьей поживе».

– Сказать, что вам повезло – ничего не сказать, – быстро проговорил Милас. – А, Есмар… Здравствуй. Быстро одевайся.

Эгин кивком подтвердил распоряжение Миласа. Он чувствовал, что от нечего делать к ним эта троица не вломилась бы.

Есмар выкарабкался из-под стола и убежал в свою спальню.

– Если бы вы не сменили гостиницу, – продолжал Милас, – то вас, скорее всего, уже не было в живых. Сейчас мы едем в Нижний Город. Там нас ждет лодья. Опарок сегодня разойдется перед рассветом. Отплываем на плотину. И – уезжаем прочь из Ита.

– Нет! – во весь голос закричал Есмар. Он прискакал к ним на одной ноге, уже продетой в штанину. – Никакой плотины! Я знаю, как достать кольчугу Итской Девы.

– Погоди, – Эгин жестом остановил Есмара. – В самом деле, Милас, к чему такая спешка?

– У нас война с «жемчужниками». Теперь – настоящая война. И, похоже, мы ее проигрываем. Четверо из нашего клана были убиты сегодня вечером.

– Но ведь городская стража на вашей стороне?

– Чересчур сложный вопрос, чтобы ответить в двух словах. Городская стража – на стороне закона. Но сегодня днем неопознанная персона-призрак проникла в Волшебный театр. «Жемчужники», агенты которых, разумеется, там тоже были, немедленно обвинили в этом проникновении нас. Дескать, мы сносились с тем призраком неким надъестественным образом. По итским законам это тягчайшее преступление. У каждой магии – свои дозволенные границы, знаете ли… К сожалению, я был там, а потому фальсифицировать улики им не составило труда.

– Не вижу связи, – Эгин почувствовал, что краснеет.

– Да пожри Хуммер эти связи! – неожиданно вспылил Милас. – Идемте скорее. Есмар, оденешься ты наконец!?

Две огромных трехосных фуры пробирались сквозь мглу предрассветного города. «Царский цех отбросоразвозчиков» – такая надпись на архаическом наречии Ита украшала борта обеих фур. С надписью посредством двух змеящихся голубых лент был соединен цеховой герб: перекрещенные лопата и факел в белом поле на левой половине щита и бобер в красном поле на правой половине щита.

Тонкий слой мусора скрывал под собой вполне комфортабельный салон, освещенный двумя колбами с личинками ската-водолета. Каждая тварь заменяла полсотни горных светляков, как гордо пояснил Милас.

Кто едет во второй фуре Эгин не знал. В первой помимо него находились Есмар, Милас и два давешних ряженых чернокафтанника. Они сидели на больших сундуках, о содержимом которых Милас отозвался неопределенно: «Вещички».

На козлах восседали еще двое членов клана, правивших лошадьми. Оба, разумеется, были выряжены мусорщиками.

Эгин не видел смысла врать. Если из-за их появления в Ите действительно погибли люди, поставившие своей целью освобождение города от магических оков, значит они с Есмаром теперь имеют определенные обязательства перед кланом Миласа. И если только в их силах чем-то помочь клану – они обязаны помогать.

– Ну и дела, – пробормотал Милас, дослушав Эгина. – Так вы и впрямь не знаете, как умудрились призрачно проникнуть в Волшебный театр?

– Нет. И даже не догадываюсь.

– Это вас отчасти извиняет, – буркнул Милас и на некоторое время замолчал.

– Кстати, господа, я прошу не держать на меня зла за ту бесцеремонность, с которой я распрощался с вами в «Щучьей поживе», – обратился Эгин к чернокафтанникам. – Но я был просто обязан вырвать Есмара из лап колдуна. Опасного, как я думал.

– Ничего, бывает, – махнул рукой тот, на лбу которого темнела сочная ссадина. – Мы просто хотели вас задержать на некоторое время, чтобы вы не путались у Есмара под ногами.

«Вот так. Я-то все время полагал, что это Есмар у меня под ногами путается. Оказывается – наоборот», – подумал Эгин.

Милас тем временем принял решение.

– Мы могли бы, пожалуй, поверить сновидению Есмара и задержаться на полчаса на итском плесе, чтобы разрешить ему попытать счастья в последний раз, перед бегством. Однако я, как и вы, понятия не имею, что делать с этим круглым монстром, о котором говорит ваш слуга.

– Есмар мне друг, а не слуга, – твердо сказал Эгин.

Фура внезапно остановилась.

– Чшшш, – прошипел Милас, прикладывая палец к губам.

Сквозь тишину, сквозь подбитые войлоком глухие стены фуры донесся тихий посвист.

– Хвала Зергведу, – заключил Милас. – Приехали. Можно выходить.

Здесь клубился Опарок. Эгин, впервые очутившийся в колдовском тумане, сразу же ощутил, как виски сдавило мягким, но тугим и широким обручем. Словно бы час назад вокруг его головы повязали полосу мокрой бараньей кожи и вот теперь она начала высыхать.

Сундуки с «вещичками» оказались ой какими тяжелыми. Во второй фуре никаких сундуков не было. Зато из нее выбрались аж восемь человек: мужчина, три женщины, девочка и три мальчика.

Выглядели они очень несчастными. Личико девочки было заплаканным, мальчики хмурились и исподлобья поглядывали на Есмара. Эгин подумал, что это, скорее всего, такие же, как и Есмар, соискатели кольчуги. Видимо, дети членов клана.

Все это напоминало эвакуацию из Ваи в миниатюре. Не хватало только преследующей по пятам нежити. Или она была, да только пока ничем себя не проявляла.

Фуры стояли в глухом тупике. Над головой нависали не то скалы, не то балконы третьего-четвертого этажа – Эгин так и не разглядел. Пахло тухлой рыбой. Где-то далеко слышалась частая капель. Безвдохновенно завывала собака.

Милас открыл дверь, обшитую бронзой с зелеными потеками. Они втянулись в узкий лаз.

В правой руке Милас держал меч, в левой – колбу-светильник. Другие светильники достались женщинам. Эгин на пару с чернокафтанником, лоб которого был украшен ссадиной, волок один из сундуков Миласа.

Оказалось, что воды в туннеле местами по колено. Эгина все время не покидали мысли о разных мелких, но опасных гадинах, которые могут гнездиться в этом уютном местечке. Но он помалкивал, резонно полагая, что его спутники – люди опытные. О серьезной угрозе предупредят загодя, о мнимой – и не вспомнят.

Приблизительно через сто шагов они уперлись в еще одну дверь. Милас отпер ее и она открылась не вполне обычным способом – а именно, откинулась вперед, как носовая сходня конно-грузовой барки.

Они вышли на изолированный участок набережной. Теперь за их спиной возвышалась стена заброшенного бастиона времен владыки Геолма. Восточный край набережной обрывался прямо в озеро.

Эгин сообразил, что знает это место. Именно сюда приплыли они с Миласом прошлой ночью после боя возле будки сборщика дорожной пошлины. Но вместо того, чтобы воспользоваться лазом, через который они прошли только что, Милас и Эгин тогда поднялись по узкой каменной лестнице на западном краю набережной.

По странной прихоти природы отсюда Опарок уже успел уйти. Дышалось здесь ощутимо легче, чем в лазе. К тому же, исчезла головная боль.

Их действительно ожидала вместительная лодья с крутыми, горделиво задранными бортами. На носовой площадке перетаптывались двое спасателей-на-водах с восьмилоктевыми алебардами.

Компанию двум алебардистам составляла деревянная ростральная дева. В отличие от магдорнских и варанских кораблей, носы которых обычно украшались бюстами, эта фигура была полноростной.

Дева, точнее девочка, была выполнена в натуральную величину, как и статуи на набережной.

«Ай да молодцы спасатели! Это, значит, если случайно пресловутая кольчуга подвернется под руку – так враз на деву и наденут. Удобно!» Эгин покосился на Есмара.

Тот, кажется, тоже оценил расчетливость спасателей. По крайней мере, он все время бросал на изваяние оценивающие взгляды и загадочно ухмылялся.

Спасатели спустили деревянную лестницу из двух жердей и редких перекладин.

Первыми на борт лодьи отправили женщин и детей. Затем начали думать, как погрузить сундуки.

Борта были слишком высокими и крутыми, чтобы поднять громоздкую рухлядь на руках. Грузовой стрелы на лодье, конечно, не было.

– Братья, а доски какой-нибудь у вас не будет? – спросил Милас.

– Доски-и… Не-е, ни к чему она нам, – протянули на лодье задумчиво. – А на кой ляд тебе вообще эти сундуки сдались?

– Действительно, Милас, – пробормотал Эгин. – Что вы, Шилол подери, тащите? Дедушкины рукописи?

– Если бы. С рукописями я был бы уже богатеем. В Харрене это модно – иметь пару подлинных свитков самого Эриагота.

– Так что же там тогда?

– Оружие. Доспехи. Сырье для снадобий. Дары местного моря, хм. Казна клана.

– Да небось еще и музыкальные улитки из Волшебного театра… – пробормотал Эгин под нос. – Позиция первая…

– Точно. В подарок.

– Любимой женщине?

– Можете так считать.

«…Вся убийственная галиматья записана здесь… Без нее и без ключевого источника жизненных вибраций улитки превращаются всего лишь в ядовитое кушанье… Если бы ритуал проводился не над трупом человека, а над молодой цветущей грушей, и если бы на игле была другая запись, мы услышали бы сладгоколосое пение хора харренских мальчиков…» – эти слова Миласа, сказанные над телом сборщика дорожной пошлины, вспыхнули перед мысленным взором Эгина одним цельным, нерасчленимым образом.