Александр Громов - Тысяча и один день

Двадцать четыре звена, из них три неполных. Мы еще не подошли к барьеру, а уже несем потери. Зато прямо в наших порядках несутся три десятка ядерных ракет, управляемых смертниками, оставшимися на базе. Они маневрируют, стараясь «воткнуться» в любую открывшуюся брешь так, чтобы не оказаться в опасной близости к чьей-нибудь капсуле, но чем больше проходит времени, тем чаще они опаздывают с маневром – сказывается удаление от Ананке. Одна из них в течение нескольких секунд держится не более чем в километре от меня, затем ее узкое хищное тело, прекрасно видимое простым глазом, нехотя отваливает и начинает удаляться в сторону Безухова.

Рой точек на локаторе. Эскадра уже разошлась километров на четыреста и растянулась в неровный, но все-таки фронт. Можно полюбоваться им, если развернуть картинку на экране и посмотреть сбоку. Две платформы с гамма-лазерами одноразового действия плетутся далеко впереди нас, мы их нагоняем; четыре других отстают, эскадра обогнала их минуту назад. Еще дальше, на самой границе экрана светится одинокая точка – катер Марджори. Надеюсь, ее офицеры не поджарят кого-нибудь из нас, когда начнут полосовать противника гамма-импульсами сквозь наши боевые порядки.

Если катер на месте, значит, все идет по плану, штаб эскадры делает вид, что руководит «Эгидой», и Марджори скорее всего там. Интересно, Шпонька спасся?

А «Незабудки» давно уже нет на экране – большое пятно сразу поехало вбок и скоро пропало. Счастливо вам долететь, ребята, спокойной плазмы…

Приступ острой зависти к их удаче – вот что я сейчас чувствую, но, конечно, не признаюсь в этом никому. А остальные? Скажем, Мустафа Безухов – раскаивается ли он в своем согласии пойти в мое звено, данном под влиянием момента? В звено, которому предстоит не. пугать дьявола издали, а прямо кинуться к нему в глотку?

Наверняка. Но он тоже ничего не скажет, или я в нем ошибся.

А если ошибся, то исправлять ошибку все равно поздно.

Как быстро меняется настроение… Только что был деревяшка деревяшкой. Любопытно знать, психика приговоренных к смерти преступников тоже подвержена таким противолодочным зигзагам?

Наверное.

– Ребята, сбрасываем тягу до десяти процентов. Контакт с барьером через две минуты.

Знакомый хриплый бас Майка Шепердсона, командира первой эскадрильи, самого опытного пилота эскадры, нашего негласного истинного командующего. Пусть штаб на вице-адмиральском катере управляет лазерными платформами, хватит с него и этого.

Он и не вмешивается. Никаких приказов перестроиться в три предусмотренных планом эшелона оттуда не поступает. Спасибо, Мардж!

Перегрузка, десять минут назад уже сниженная до двух «же», исчезает. Расправляются плечи, хочется сладко потянуться. Тяжесть меньше, чем на Земле, но, конечно, много больше, чем на Ананке. И все же приятно.

Майк прав, внеся коррективу. То, что рисовалось воображению во время шушуканья по закоулкам базы, не всегда срабатывает в реальности. Дело не только в том, что при малой тяжести физически (да и психологически) легче швырнуть капсулу в маневр, – дело еще в том, что нам по-прежнему тесно. Стаю мошек, летящую в ветровое стекло, трудно впихнуть в одну волну.

Теперь картина на локаторе меняется: тридцать ракет уходят вперед и уже обгоняют две медленно плетущиеся платформы. Последние пересекут барьер чуть раньше нас.

– Эй, смертнички, раздайся шире! Плюшкин, отодвинься, не путайся под ногами!..

А впереди – пусто. Словно и нет на свете никакого барьера, нет никакого чужого пространства за ним, не существует отмеренной с высочайшей точностью условной сферы радиусом примерно в сотню световых лет с центром у тусклой звездочки в созвездии Геркулеса. Там, за барьером, нет для нас места, как нет места мошке позади ветрового стекла.

И, как мошки, мы не видим непреодолимой преграды.

Мы только знаем, что она – там. Минута.

– Хартрайт, Безухов, держите дистанцию. Излишнее напоминание. И Джо, и Мустафа не нуждаются в раздражающих начальственных окриках. Но лучше уж раздражение, чем страх…

Мустафа отвечает коротким «понял», а Джо выдает мне в ответ непристойную тираду с упоминанием Первоматери. На Земле за одну десятую этой тирады, произнесенную в людном месте, любой эксмен был бы избит патрулем до полусмерти.

– Вижу цель!

Где? Откуда? Только что не было никакой цели…

Ярчайшая вспышка едва ли не предшествует крику. Какое счастье, что наружные экраны визуального наблюдения не в состоянии воспроизвести истинную яркость вспыхнувшего впереди светила, – я бы наверняка ослеп! Но и стократ ослабленная, она больно бьет по глазам.

Еще вспышка. Еще и еще!

Горят, наткнувшись на барьер, запущенные с Ананке ракеты с бесполезной ядерной начинкой. Мухобойка против палицы… Энергия аннигиляции материи просто невероятна. Лучше бы пустили перед эскадрой что-нибудь поменьше и полегче!

Хруст корпуса капсулы заставляет вздрогнуть. Разумеется, это не взрывная волна, которой просто нет, а действие локального нагрева тонкой брони – титан и бериллий приняли на себя лавину квантов чудовищной энергии. По идее, слой поглощающего пластика ослабляет вторичное излучение порядка на три и соответственно уменьшает ионизацию внутри капсулы, но лучше уже сейчас перейти на дыхание из баллона.

Где загубник?!

Уже во рту. Когда это я успел? Не помню, и не нужно мне помнить…

– Свербыгуз! Одиночная цель прямо перед тобой!

Кто-то из пилотов оказался умнее меня, отключив, по-видимому, все экраны, кроме экрана локатора, из-за чего временно не ослеп. Теперь и я начинаю видеть…

Вот он!

Маленькая точка. Совсем маленькая. Либо корабль чужака не крупнее моей капсулы, либо его обшивка плохо отражает радиоволны. Зато прекрасно видны антипротонные плазмоиды, или чем он там плюется – яркие капли, стремительно и безошибочно находящие цель.

Вспышка. Вспышка. Вспышка.

Шквалами огня разлетается по космосу то, что было ракетами. Некоторые еще летят и с большим опозданием пытаются маневрировать, но одна за другой превращаются в подобия солнц, прежде чем обратиться в ничто. Первоматерь Люси, как же быстро!.. Никто не надеялся, что хоть одна ракета достигнет цели, они должны были послужить лишь прикрытием нам, живым пилотам, но, кажется, прикрытие растает раньше, чем мы пересечем барьер…

Десять секунд.

– Нам повезло, ребята, он всего один! – сквозь ужасные помехи орет Щепердсон. – Сделаем его! – И гвалт голосов в ответ. Кажется, и я ору что-то нечленораздельное.

Пять секунд.

Последнее маленькое солнце вспыхивает впереди по курсу и сразу гаснет. Хрустит обшивка. Прикрытия больше не существует.

Спланировали, называется, операцию! Спланировали и перепланировали! Великие стратеги!

Еще две вспышки… Одноразовые платформы!

Ядерный взрыв, служащий для накачки гамма-лазера, похож на аннигиляционную вспышку только визуально и только в первый момент. Ослепительный огненный шар держится много дольше, а на экране локатора, оживающего спустя несколько секунд после электромагнитного удара, надолго остается безобразная расползающаяся клякса. Бортовой гамма-лазер вместе с дистанционно управляемой платформой испаряется за какие-то микросекунды, однако успевает выплюнуть единственный короткий импульс с разрушительной энергетикой. Говорят, что за счет послесвечения ионизованных космических молекул луч гамма-лазера можно увидеть простым глазом – если, конечно, глаз не ослеплен ядерным взрывом. Но где найти такой глаз?

Спасибо, Мардж, тебе и твоим штабным… Хотя бы платформы не пропали зря!

Или все же пропали? Отсюда не видно, поразили гамма-импульсы цель или нет. Даже если да – наивно ожидать, что противник оплавится и развалится на части. Если перестанет на какое-то время плеваться своими плазмоидами – и то хлеб.

Секунда. Мы обгоняем два разгорающихся солнца. Они сейчас белые-белые, но скоро распухнут и побагровеют.

Какой процент нейтронов не сумела задержать обшивка? Сколько бэр получил сейчас каждый из нас? Сколько бы их ни было, главное – впереди.

Судя по всему, я уже за барьером. Странно: никаких ощущений. Ни малейших. Умом понимаю, что ничего иного не стоило и ждать, а что поделаешь? Подсознание, на стереотипах вскормленное, стереотипы же и рождающее, готовилось, оказывается, к тому, что должно было хотя бы встряхнуть, как на ухабе…

На ожившем локаторе – цель. Неподвижная. Не стреляющая. Лакомая.

– Первая эскадрилья – лобовая атака! – грохочет в эфире Шепердсон. – Вторая и третья – фланговая! Тим, ты пока не суйся…

– Понял. Джо, Мустафа, сброс тяги…

– Карамазов, Кац, за мной! – Крик Свербыгуза.

Я во втором эшелоне. Пусть шестьдесят девять капсул в нарушение плана пересекли рубеж практически одновременно, но кидаться на врага всей сворой – не лучший способ победить. Только теперь «Эгида» начинает развиваться почти по плану. Может быть, до абордажа сегодня вообще не дойдет очередь – ядерные боеголовки разнесут чужака в радиоактивную пыль, и операция завершится хотя бы частным успехом?