Алексей Барон - Люди и ящеры

– Мы сегодня далеко продвинулись в ущелье?

– У мягкотелых столько огнебоев, что схаи не успевают добежать до них живыми, великий. Вчера и сегодня потеряно двадцать семь сотен воинов.

– Я спрашиваю: мы далеко продвинулись, Уэкей?

– Мы совсем не продвинулись.

– Уохофаху! Что, так и собираетесь стоять?

– Нет. Будем обходить ущелье с боков.

– По снегу?

– Еэ. Мы разложим много костров. Сейчас идет заготовка дров.

Уэкей замолчал. Не следовало говорить о том, что он не верит в эту затею. Разведывательные вылазки уже показали, что на снегу мягкотелых не одолеешь. Они меньше мерзнут, двигаются быстрее, не подпускают к себе ближе чем на расстояние выстрела из огнебоя. Возможно, что у мягкотелых не хватит воинов на все горы, где-нибудь прорыв и состоится. Но и в этом случае, как только замерзшие схаи спустятся вниз, мягкотелые успеют перебросить своих всадников в опасное место. И опять все решат огнебои, это опустошительное и неодолимое оружие, от которого не спасают ни щиты, ни доспехи. Даже если пуля не пробивает шлем, воин теряет сознание, а потом надолго становится бесполезным.

Нет, не верил в успех Уэкей. На этот раз мягкотелых не одолеть. Их вообще не одолеть до тех пор, пока схаи не научатся делать огнебои. И малые ручные, и большие, что на колесах. Но глупо терять решимость раньше повелителя, пусть сам приходит к неизбежной мысли. А пока лучше подумать над хорошим оправданием плохой неудачи. Потребуется очень хорошее оправдание для того, чтобы удержать в узде обозленных машишей, одной силы мало. Сила поможет лишь тогда, когда есть повод, цель и оправдание. Поводом послужит само недовольство машишей, целью является сохранение в Схайссах единой власти, но вот оправдания пока нет, а войну заканчивать надо.

– Сколько огнебоев удалось захватить? – спросил Мафусафай.

– Больше шести сотен, великий.

– Мало. Наши кузнецы смогут сделать такие?

– Не совсем. Похуже.

– Пусть будут похуже. Однако огнебои бесполезны без черного порошка. Пленных пытали?

– Еэ, великий.

– Хорошо пытали?

– Очень хорошо.

– Молчат?

– Наоборот, кричат. Мягкотелые не умеют терпеть боль.

– Что говорят?

– Толку нет. Говорят, нужен уголь и еще что-то. А что – не знают. Воины получают уже готовый порошок.

– Разумно, – сказал Су Мафусафай. – Нельзя доверять главный секрет любому воину. Но все равно этот секрет должен быть моим, Уэкей! Черный порошок важнее победы в ущелье. И даже важнее победы в этой войне. Продолжайте пытки.

– Да пытать уже некого, великий.

– Пытайте тех, кого захватите.

– Хог. Только мягкотелые перестали сдаваться в плен. Уже знают, что их ждет.

– Война есть война. Рано или поздно попадутся. Строго накажи не убивать раненых, особенно шишуахам, знаю я этих головорезов. Объяви хорошую награду за каждого пленного. Ты хорошо меня понял, Уэкей?

– Со всех сторон, великий.

– Есть другие новости? – Еэ

– Говори.

– Остатки сивов прижаты к Ледяным горам.

– Еще не уничтожены?

– Нет. Но в Южные пески никто не ушел. Хачичеи уже прислали посольство. Благодарят.

– Хог. Я приму их завтра. Это все?

– Нет, великий. Мягкотелые выпустили белую стрелу. Су Мафусафай повернулся и стал смотреть на Уэкея. Такое случалось не очень часто.

– Мягкотелые? Выпустили белую стрелу?

– Еэ, великий. И уже не одну.

– Белая стрела означает предложение переговоров. Во время войны можно договариваться только о мире. Что затевают эти мягкотелые? Разве мы побили их на снегу?

– Я бы так не сказал, великий.

– Тогда почему они хотят предложить мир?

– Трудно понять. Мы слишком мало знаем мягкотелых.

– А вот они про белую стрелу знают. Много наших видели эти стрелы?

– Многие.

– Значит, не скроешь?

– И не надо, великий. Ты заставил мягкотелых просить мира, а не они тебя. Никому из схаев такое не удавалось. Пусть об этом знают все. Это – слава.

Мафусафай долго смотрел на своего маш-борзая. Потом сказал:

– Ты хорошо превратил поражение в победу. Иди разговаривай с мягкотелым. А я подумаю, что делать с хачичеями.

Они встретились утром на берегу речки Алтын-Эмеле. Чуть ли не минуту молча рассматривали друг друга. Снизу на них смотрели тысячи ящеров, а сверху – пехотинцы восьмой дивизии.

– Меня зовут Мартин Неедлы. Я хее офсамаш. Моими устами говорит верховный машиш Поммерна Бернар Второй

Ящер продолжал молчать. Прямо как комендант Шторцена.

– Будешь ли ты скрывать свое имя, машиш? – спросил Мартин.

Вертикальные зрачки ящера сузились.

– Перед тобой, мягкотелый?

– Тогда скажи.

– Я маш-борзай Сунхариги Уэкей. Моими устами говорит Су Мафусафай, верховный машиш Схайссов.

Мартин хлопнул себя по животу.

– Хог! Твое звание выше. Но наш маш-борзай не говорит на схайссу. А быть вдвоем против тебя одного не позволяет честь. Ты будешь говорить со мной, Сунхариги Уэкей?

– О чем?

– О мире.

– Ты первый об этом сказал, мягкотелый.

– Еэ.

– Тебя это не смущает? – Нет.

– Тогда садись первый.

Это был тонкий момент. Тот, кто садится первым, становится стороной просящей. Мартин усмехнулся. Что ж, пусть потешит свою гордость. Тем более что, согласившись говорить с младшим по чину, маш-борзай тоже делает уступку. Хотя и не столь наглядную. Умен этот Уэкей.

Мартин расстегнул пряжку и отбросил пояс с саблей далеко назад. После этого сел. Вооруженный Уэкей стоял теперь над ним и это видело множество глаз с обеих сторон. Решив, что достаточно унизил врага, Уэкей тоже отбросил пояс и медленно сел.

– Мир заключают тогда, когда это выгодно обеим сторонам, мягкотелый.

– Или тогда, когда никто не может победить.

– Нас гораздо больше.

– Ваша сила убывает, а наша прибывает, – спокойно заметил Мартин

Маш-борзай не стал этого оспаривать. Он выбрал другой довод.

– Вас спасает не сила, а теснота.

– Теснота никуда не денется.

– Зачем тогда просите мира?

– Не просим, а предлагаем.

– Ты первый сел.

– Да. Для того, чтобы разум победил глупость, я пожертвовал гордостью.

– Красиво говоришь. Хорошо, я понял тебя. Но ответь, если вы не боитесь поражения, зачем тогда предлагаете мир?

– Мы не любим убивать.

– Трудно поверить, что вам стало жалко схаев.

– Тогда попробуй поверить в то, что мы сами не любим умирать.

– Хог. В это верю.

– Зачем без пользы истреблять друг друга? Давайте остановимся.

– После того, как вы убили тысячи схаев? Мы обязаны отомстить. Таков обычай.

– Но есть и другой обычай, который вы обязаны соблюдать.

– Великий Мосос! Ты собираешься учить нас соблюдать обычаи?

– Нет. Я хочу дать вам способ остановить войну, не нарушая обычаев.

– Это невозможно.

– Возможно, если позволишь развязать вот этот мешок.

– Мне неинтересно знать, что в мешке у мягкотелого.

– То, что может остановить войну.

– Ваши деньги для нас цены не имеют.

– Там не деньги. Еще раз говорю, там то, что может остановить войну без ущерба для чести схаев. Сейчас это зависит от тебя, маш-борзай Сунхариги Уэкей. Если ты откажешься, погибнут новые тысячи. Возможно, сородичи тебя и не осудят. Но простишь ли ты себя сам? – Ты хитрый жабокряк, мягкотелый! Развязывай. Мартин медленно, чтобы не насторожить ящера, потянул тесемку. Мешок раскрылся.

– Хогитиссу! Это еще что, воин Мартин?

– Цветомиры.

– Великий Мосос! Сколько?

– Сто. Десять десятков.

– И ты требуешь сто дней мира?

– Еэ.

– Это может решить только сам верховный машиш Схайссов.

– О Су Мафусафае будут рассказывать предания. В Схайссах никто не имел столько цветомиров.

С сожалением, которое не смог скрыть, ящер сказал:

– Мы не берем подарков от мягкотелых. Усмехнувшись про себя, Мартин поспешил ему на помощь:

– Все видели, что мира просил я. Так? – Еэ.

– Я сел первым. – Еэ.

– Значит, цветомиры не подарок. Это выкуп за мир. Очень дорогой выкуп. За него погибло много воинов.

Маш-борзай Сунхариги Уэкей встал.

– Ты хорошо подготовился к переговорам, мягкотелый, – сказал он.

Он наклонился и взял мешок.

– Ответ получишь завтра.

– Великий машиш Су Мафусафай согласен на перемирие, мягкотелый. На девяносто восемь дней.

– Почему не на сто?

– Два цветомира были сильно плохие. Завяли.

– О! Претензии по качеству. Но два завявших цветомира могут стоить один день

– Брось торговаться. Через девяносто восемь дней в горах уже будет снег. А вам как раз и нужно дотянуть до снега. Так?

– Трудно от тебя что-то скрыть, машиш.

– Вот и не скрывай, – мимоходом бросил ящер. – А граница должна быть прямо здесь. – Он провел черту между собой и Мартином. – Та часть ущелья, которую мы завоевали, будет Схайссами. Мы не уйдем.

Мартин стукнул себя по животу.

– Я понимаю. Нельзя отдавать то, за что погибли воины. Будет неуважение к мертвым.