Роберт Хайнлайн - Тоннель в небо

– Ты опять огорчила маму, дорогая. Большая часть твоего рассказа мало соответствует свету мира.

– Меня спросили, я ответила.

– Ну, хорошо…

Элен улыбнулась.

– Не пора ли вернуться к окну? Кажется, все кончили есть.

– Ну что ж, если хочешь. Хотя торопиться некуда.

Элен повернулась к Роду:

– Не ретироваться ли тебе, парень? Я хочу поговорить со стариками.

– Вот ничего себе, сестра: ты действуешь, а я …

– Пока, Бадди. Увидимся позднее.

Род ушел, чувствуя себя оскорбленным.

Он все еще составлял список оборудования, когда в его комнату вошла сестра.

– Привет, козлик.

– А, привет, сестра.

– Что ты делаешь? Готовишься к экзамену?

– Что-то вроде этого.

– Не возражаешь, если я присяду? – Она расчистила себе место на кровати и улеглась. – Ну, давай продолжим.

Род поглядел на нее:

– Значит ли это, что отец не возражает?

– Да. Я капала ему на мозги, пока он не увидел свет истины. Но, как я сказала, давай продолжим. Я хочу кое-что сказать тебе, младшенький.

– О чем же?

– Во-первых, вот что. Наши родители совсем не так глупы, как ты, возможно, думаешь. Напротив, они далеко не глупы.

– Я никогда не говорил, что они глупы.

Отвечая, Род огорченно подумал о некоторых своих мыслях.

– Нет. Но я слышала все за обедом и поняла. Отец слушал невнимательно. Но, Бадди, возможно, тебе никогда не приходило в голову, какая трудная должность – быть родителем, может быть, труднейшая из всех, особенно, когда у тебя нет к этому таланта, как у нашего отца. Он сознавал это и добровольно пытался исправить свои ошибки. В большинстве случаев это ему удавалось. А теперь тебе следует знать вот что: отец близок к смерти.

– Что? – пораженно воскликнул Род. – Я не знал, что он болен.

– Ты и не должен был знать. Но тебе придется уступить отцу: все же у тебя остается выход. Отец опасно болен и умрет через несколько недель, если не будет найдено чудодейственное средство. Но вряд ли что-нибудь найдется. Поэтому уступи.

Она прямо объяснила ситуацию: мистер Уокер страдал наследственной болезнью, из-за которой медленно приближался к смерти, болезнь неизлечима обычными медицинскими средствами, возможно, он протянет еще несколько недель или месяцев, но обязательно вскоре умрет.

Род обхватил голову руками и сжал ее. Отец умрет… а он даже не замечал. От него скрывали, как от ребенка, а он оказался слишком глупым, что бы заметить что-нибудь.

Сестра тронула его за плечо:

– Перестань. Нет ничего хуже, чем казнить себя, зная, что ничем не можешь помочь. Все равно мы должны что-то сделать.

– Что? Ты ведь сказала, что ничего нельзя сделать.

– Старики готовятся совершить «прыжок Рамсботема» в масштабе пятьсот к одному – двадцать лет за две недели. Они заключили контракт с «Энтропии Инкорпорейтед».

Отец ушел из «Дженерал Синтетикс» и привел в порядок все свои дела: они скажут миру «прощай» в следующую среду – вот почему отец был расстроен твоим сообщением о том, что ты будешь отсутствовать в это время. Ты ему дорог, как зеница ока, – бог знает почему…

Род постарался осмыслить услышанное: это была такая неожиданность! Прыжок во времени… конечно! Это позволит отцу остаться живым через двадцать лет. Но…

– Сестра, но это ему ничего не даст! Хотя… конечно, эти двадцать лет для него займут всего две недели… и отец все так же будет болен. Я знаю, о чем говорю: то же самое сделали для прадедушки Хэнка Робинса, и он все равно умер, как только его извлекли из стасиса. Хэнк рассказывал мне.

Капитан Уокер пожала плечами:

– Возможно, это и бесполезно. Но лечащий врач отца, доктор Хэнсли, сказал, что убежден: случай отца не безнадежен… через двадцать лет… Я ничего не знаю о развитии медицины в области нарушения обмена веществ, но доктор Хэнсли сказал, что они на верном пути и что через двадцать лет отца смогут вылечить так же легко, как сейчас приживляют ногу.

– Ты на самом деле так думаешь?

– Откуда мне знать? В подобных случаях нужно нанимать лучшего специалиста и следовать его советам. Если мы не сделаем этого, отец умрет. Поэтому мы идем на это.

– Конечно, конечно, это нужно сделать.

Она пристально посмотрела на него и добавила:

– Хорошо. Хочешь ли ты поговорить с ним?

– Что? – он вздрогнул. – Зачем? Они что, ждут меня?

– Нет. Я убедила их, что лучше все от тебя скрывать, пока все не произойдет. Затем я должна была все рассказать тебе. Теперь поступай как хочешь. Можешь притвориться, что ничего не знаешь, и продолжать готовиться к своему экзамену на выживание. В таком случае лучше уйди не попрощавшись, как кошка.

Мысли Рода путались. Не попрощаться казалось ему неестественным, неблагодарным по отношению к семейным чувствам – но перспектива прощания была еще более невыносимой.

– Что ты сказала о кошке?

– Приветствуя тебя, кошка проделывает массу действий: мурлычет, трется о ноги, потягивается. Но, уходя, она никогда не оглядывается.

– Ну…

– Я советую тебе уйти так, – добавила она. – Тем более, что они делают это для своих целей, а не для твоих.

– Но отец может…

– Конечно, он должен попытаться. – Она подумала, что огромная плата за прыжок во времени оставит Рода практически без средств; решила, что эту сторону проблемы лучше не обсуждать. – Но мама не последует за ним.

– Но она должна идти с ним!

– Почему? Она может оставить тебя одного на двадцать лет, чтобы пробыть с отцом две недели. Или наоборот: чтобы не делать тебя сиротой, она станет вдовой на двадцать лет.

– Это не очень хорошо для мамы, – ответил медленно Род.

– Я не осуждаю ее. Она сделала правильный выбор. Они оба испытывают чувство вины перед тобой…

– Передо мной?

– Да, перед тобой. Я не преувеличиваю. Если ты будешь настаивать на прощании, чувство вины заставит их искать самооправдание, они начнут добиваться справедливости любой ценой, и всем будет очень плохо. Я не хочу этого! Вы все – моя семья.

– Да, наверное, тебе виднее.

– Я не сильна ни в логике эмоций, ни в военном руководстве, но я знаю: человек – не разумное животное, он лишь организованное животное. А теперь давай обсудим твои планы на будущее.

Она просмотрела подготовленные им записи и мягко сказала:

– Род, я никогда не видела такой груды снаряжения. Ты не сможешь двинуться с места. На кого ты похож? На Твиддлдума, готовящегося к сражению, или на Белого Короля?

– Хорошо, я постараюсь сократить список, – смущенно ответил он.

– Надеюсь, ты сделаешь это.

– Да, сестра, какое огнестрельное оружие мне лучше всего захватить с собой?

– Что? Какого дьявола тебе нужно оружие?

– Конечно, для защиты. Хищники и дикари. «Дьякон» Мэтсон определенно сказал, что нас ждет встреча с ужасными животными.

– Сомневаюсь, чтобы он посоветовал тебе взять оружие. Я знаю, он практичный человек. Глядя на все это, малыш, можно забыть, что ты кролик, старающийся спастись от лисы… Как будто ты лиса.

– Что ты имеешь в виду?

– Твоя единственная задача – выжить. Не показать свою храбрость, не бороться, не побеждать дикарей – только продолжать дышать. В одном случае из ста оружие может спасти тебе жизнь: в остальных девяноста девяти случаях оно будет искушать тебя на безрассудный поступок. О, конечно, Мэтсон взял бы оружие, и я взяла бы. Но мы стреляные воробьи: мы знаем, когда применять оружие. Подумай над этим. Во время этого испытания ты можешь столкнуться с воинственными юными наглецами. Если один из них расстреляет тебя, то уже не будет иметь значения, есть ли у тебя оружие – ты будешь мертв. Если у тебя будет оружие, это сделает тебя самоуверенным и ты не позаботишься о надежном убежище. Зато если у тебя не будет оружия, ты всегда будешь помнить, что ты кролик. И будешь заботиться о своей безопасности.

– А ты брала оружие на свой экзамен по выживанию в одиночестве?

– Да. И потеряла его в первый же день. Это спасло мне жизнь.

– Как?

– Потому что, потеряв оружие, я старалась избежать встречи с грифонами Бессмера, а не подстрелить их. Ты слышал о грифонах Бессмера?

– Да, на Спайе Пятой.

– Спайе Четвертой. Я не знаю, насколько глубоко вы, нынешние козлята, изучаете космическую зоологию – познакомившись с невежественными новобранцами-полицейскими, я пришла к выводу, что новомодное «функциональное образование» упразднило учебу в угоду штамповке стандартных личностей. Да, я даже встретила девушку, которая хотела… впрочем, не в этом дело. Дело в том, что этих грифонов нельзя назвать подлинно живыми организмами. Их нервная система децентрализована, так же как и их органы обмена веществ. Убить их можно, только превратив в рубленый шницель. Выстрелы для них как щекотка. Но я не знала этого, и если бы у меня было ружье, я бы попыталась его использовать. Но так как у меня его не было, грифон загнал меня на дерево и продержал там три дня: пребывание на дереве было полезным для моей фигуры, и, кроме того, у меня было много времени для размышлений о философии, этике и путях самосохранения.