Виталий Абоян - Ипостась

Он еще раз прошел через всю квартиру, но живых больше не оставалось. Только Кхайе, все так же сидевшая на полу в машинном зале.

Разогретый выстрелами ствол указывал точно в макушку девчонке. Она сидела, поджав под себя ноги и опустив голову. Она не желала смотреть на него. А может быть, просто боялась. Ее он тоже должен убить, она тоже внутри этой злосчастной квартиры.

Впервые с того момента, как он прочел строчки пришедшего на «балалайку» сообщения, Окоёмов задумался. Задумался по-настоящему – он не хотел убивать Кхайе.

Вот видишь, зачем она с тобой спала...

Ему не требовались никакие оправдания или объяснения в его работе. В той самой работе, которой его научили. Он и ему подобные не только тренировались, их еще и готовили. Трудно объяснить, к чему. Но, как им рассказывали, после того, как выполнят свой долг, они получат возможность стать на ступень выше, приблизиться к тому, ради чего вообще все затевалось.

Из них не делали генавров, их мышцы не подвергались никаким модификациям, в их тела не вживлялись особенные гаджеты. Суть состояла не в изменении тела. Им пытались изменить сознание. Вытравить все человеческое? Вряд ли. Человеческого внутри того, кто назвал себя Василием Окоёмовым, оставалось больше, чем он сам мог представить до сегодняшнего дня. Да и вообще особых изменений в собственном сознании, не считая появляющейся время от времени дурноты и неясных расплывчатых галлюцинаций, доставшихся в наследство от «джьяду гумра», он не замечал.

Но он верил в то, что человек – не венец творения. Это всего лишь один из шагов, ведущих куда-то вверх по лестнице, к вершинам эволюции. И он был готов способствовать этому движению.

Он не знал, чем может быть полезна технология Часовщика для развития человека, как организма. Ни малейшего намека на биологию. Но его статус не позволял даже думать о глобальных вопросах, это было участью совсем иных сфер и людей. Тех, кто получил право называться иначе и, наверное, утратил право называться человеком. Окоёмов не пытался задуматься, он выполнял. Потому что верил, потому что не испытывал сомнений в правильности выбранного ими пути. Он прекрасно знал их возможности и не пытался осмыслить их решения.

Он думал, что только страх может изгнать из сердца веру, поселившись там вместо нее. Такое уже было, на корабле, и страх до сих пор был с ним, он никуда не делся. Разве что...

И ты все еще сомневаешься, что она спала с тобой, потому что хотела, а не считала нужным?

Разве что их отношения... нет, отношениями это назвать очень сложно, их мимолетная близость, их чувства... Да о каких чувствах речь?!

Нет, чувства – это слишком.

Но ведь несколько дней, с того самого момента, как Кхайе впервые стала близка ему, с той ночи, которую они провели вместе в самодельном шалаше в лесу, недалеко от дороги, Окоёмов забыл о страхе. И ему больше ни разу не снилась волна цунами. Кошмар исчез благодаря Кхайе. А не благодаря тому, что его нашли – вера не помогла. А столь ли она крепка, как раньше, или... Кто тебе дороже и во что ты теперь веришь?

Не сходи с ума, ты прекрасно знаешь, что тебе нужно делать. Просто спусти курок, если тебе не нравится, можешь даже смотреть в другую сторону: ствол и так уже направлен куда следует.

– Стреляй, чего ждешь? – процедила сквозь сжатые губы девушка.

В ее голосе было столько желчи, что боец невольно содрогнулся. Палец, лежащий на спусковом крючке, никак не желал двигаться.

– А ведь всего десять минут назад это ты держала меня на мушке. Или ты уже забыла?

Злость закипела внутри Окоёмова. Его учили не поддаваться эмоциям, он прошел первую ступень, но... Это из-за волны или все же из-за девчонки? Вся миллионнолетняя Эволюция шла насмарку, летела в тартарары из-за какой-то плюгавенькой девчонки!

– Я не собиралась тебя убивать, я хотела помочь.

– Насильно мил не будешь, – сказал Василий по-русски. Он уже знал, что Кхайе прекрасно понимает многие языки благодаря отличному программному обеспечению своей «балалайки».

– Я думала, ты...

Черт бы их всех побрал! Окоёмов окончательно запутался в том, кто что думал. Она думала, он думал, они думали... Все вокруг думали за него, а у него, можно подумать, нет права на мысли!

В тишине, воцарившейся вокруг, внутри «дыродела» отчетливо прозвенела пружина – еще несколько микрон, и боек сорвется с места, отправив тяжелую пулю в лоб Кхайе со скоростью, втрое превосходящей звук.

– Я не... – пробормотал Окоёмов.

Он действительно отвернулся, зажмурив глаза! Что он такое, черт возьми, делает?!

Ты о чем – о зажмуренных глазах или о том, что все-таки собрался убить ее?

В темноте, за плотно сомкнутыми веками, возникли слова. Очередное послание, услужливо выведенное на глазной наноэкран «балалайкой». «Девушку не трогать», – значилось в нем.

Уголки губ Окоёмова едва заметно поползли вверх в жалком подобии улыбки. Он даже сам не понял, что собирался улыбнуться.

А ведь они могли и не успеть...

Он собирался выдохнуть с облегчением и опустить «дыродел», поставив его на предохранитель. Но ничего из запланированных действий выполнить не успел: раздался резкий хлопок, и в груди больно кольнуло, а Кхайе, на которую он снова смотрел – такая милая и беззащитная Кхайе, такая нежная и своя, – подернулась мутной пеленой и исчезла в непроницаемой тьме.

Люди привыкли все мерить шагами. Это потому, что природа не наделила их колесами от рождения. И хотя разум много тысяч лет назад подарил возможность использовать вращающийся круг для плавного и быстрого перемещения, мерилом продвижения по лестнице судьбы так и остались древние как мир шаги.

Истертый пыльный бетон тихо шуршал под ногами. Двигаться бесшумно не получалось – мелкая пыль терлась по твердой серой поверхности, издавая характерное поскрипывание. Ничего, это не страшно, патронов хватит на всех. Если закончатся в пистолете, есть еще целая россыпь в рюкзаке, уже заправленная по обоймам. Восемнадцатая очень трепетно относилась к оружию. Еще с большим трепетом она верила в одну истину: главное – не допустить начала боя; бой – это хаос, к нему можно готовиться, но все предугадать не получится, как тут ни старайся. Пришел, увидел, победил. Римляне сто раз были правы – кто-нибудь может найти в известной фразе слово «повоевал»? То-то и оно.

Женщина остановилась между пролетами лестницы. Высоко, под самым потолком, здесь было окно. Прямоугольная дыра со ржавыми прутьями металлической решетки. Стекол, похоже, не было никогда – нет даже следов от рам или хотя бы петель. Сквозь прямоугольник равномерным голубым врывалось небо. Где-то выше и справа пряталось солнце – само светило не увидишь, но ощущалось, что оттуда идет нестерпимый жар.

Из-за маленького прямоугольника окна, перечеркнутого четырьмя ржавыми прутьями, веяло свободой. Такой близкой и такой недосягаемой.

Кажется, спустись на пару этажей и обрети ее. Все небо, все нещадно палящее солнце, вся пыль и суета большого города – все твое, бери и пользуйся. Только это не было свободой. Лишь иллюзия, лишенная явных атрибутов неволи. Например, ржавой решетки.

Чтобы получить свободу, нужно идти вверх. Только путь наверх есть удел настоящего человека. Только уверенность в собственной правоте и твердая рука смогут помочь удержаться на верной дороге.

Сколько еще трупов необходимо, чтобы ее дорога, ведущая к другой, лучшей жизни, достигла цели? Пять, десять, двадцать? Или этот путь бесконечен?

У-Вэй, как сказал монах, нет необходимости делать шаг в сторону. Значит, так и нужно – продолжать строить дорогу из чужих жизней, уложенных уходящим за горизонт штабелем? Только куда приведет эта тропа? У всех конец один. Не ошибешься, предсказав любому человеку, что он умрет. Можно промахнуться только в выборе дня, но не в самом исходе.

Нужно избавиться от лишних мыслей. Мысли мешают действовать, сбивают прицел.

«Дыродел» пролаял скороговоркой, трижды выплюнув свинцовую смерть. Те трое, с полицейскими лицами, остались на грязном бетоне лестничного пролета. Словно отдохнуть прилегли.

Три новых трупа. В перспективе еще как минимум двое. И все, путь к свободе открыт.

У-Вэй, помнишь?

А вдруг она свернула не в ту сторону давно, много лет назад? Так давно, что теперь и не вспомнить, где то шоссе, что ведет к истинной цели. Можно ли вернуться к далекой развилке сразу, не топая километры по собственным следам, подкрашенным красным?

У-Вэй – не делать лишнего, и пусть свершится предначертанное.

Но ведь путь к свободе так близок!

А ты уверена, что это и есть свобода?

Свободу можно получить просто так. После того как Лейтенант ушел, бросив «номерной» отряд умирать в джунглях, у восемнадцатой свободы было хоть отбавляй. Когда она рыскала по лесу в поисках непонятно как попавшего туда ломщика, она была свободна. Ее никто не держал, никто не указывал, что делать и куда идти. Только два леопарда и несколько десятков крыс – вот все конкуренты вооруженного автоматом человека.