Юрий Самарин - Осколки

Чем ближе становился серебристый просвет, тем легче давались движения. Прогал на глазах расширялся, разрастался, и когда в серебряных бликах появились золотые нити, Андрей встал и пошел, затем — побежал. Сердце охватило чувство неизъяснимой любви, неги, счастья, хотя было понятно, что эта любовь как бы относится и не относится к нему, она просто есть, существует, и весь бьющий навстречу свет ею напоен. Кто-то прекрасный и милостивый допустил его в поток любви, и самое лучшее — слиться с ним, стать его частью, сохранив сознание и индивидуальность. Пришло чувство, что ему, Андрею, приоткрыли какую-то грандиозную тайну, смысла которой он до конца постичь не может и не может больше находиться в этом водопаде света, так как грязь на руках и ногах почему-то не смывается.

Пес, бежавший рядом, куда-то пропал. Золотисто-алмазный свет рассеялся, и Андрей увидел черную, блестящую дорогу, молодые сосенки, мрачные низкие небеса, исковерканную, сплющенную бордовую «девятку», рядом бело-синий «Рафик» с красным крестом на боку, людей в белых халатах, свое тело…

Длинная игла достала сердце, и оно тяжело заработало, обретая прежний ритм.

— Повезло парню, — услышал Андрей над собой. — Ну, переломало ноги, пару ребер, зато позвоночник цел. Помирать-то к чему?

— Носятся как очумелые, — ответила женщина. — И не сопляк, вроде. Вином не пахнет… Может, хороший, вон, животных любит.

— Красивый у него был пес. Говорят, смерть собаки отводит беду от хозяина.

Андрей попытался открыть глаза, но ничего не получилось.