Елена Карпова - Город для сумасшедших

— У меня… тоже есть двойняшка?

— Дурак ты. Это ты двойняшка, а человек твой… У, как он меня подставил! Если б знать, что он умеет в Большой мир ходить!

— Он об этом сам не знал.

— Это ты об этом не знал. А Ванька — он все, все-е-е всегда знал.

Петрович вздохнул.

— Вот ты — зачем ты нужен?

Я? — удивился Иван, — как… зачем? Впрочем, я там нужен, как ты выражаешься, в Большом мире. А тут я даже себе не нужен. И человек твой… в смысле, мой, мне не нужен. Разве что чтобы обратно меня отправить.

— Дык, и я думаю: прибить тебя — и все!

Иван обиделся:

— Это еще зачем?

— А чтоб он вернуться не мог. Ежели ведь того, кто из Большого Мира, убить, то человеку назад уже не вернуться. Так там и останется, скотина… А вообще, нет. Он мне треху должен — пущай вертается. Обштоятельства за него, получается.

Петрович почесал в затылке. «Забавно, — подумал Иван, настоящий Петрович лысый, а у этого вон какая шевелюра…»

— Думаешь, ему там не понравится? — спросил он Петровича, нисколько, впрочем, не обидевшись на странное помилование.

— Ясно дело, не понравится. Там, у вас, эта… свободы нету. Дерьмократия у вас, а настоящей воли нет. А скоро у нас вообще хорошо будет…

— С чего это ты взял?

— А с того, что у вас там все хуже и хуже, а у нас, значится, все лучше и лучше. Закон ентих… сообщающихся сосудов.

Иван смерил взглядом неказистую фигуру Петровича, вздохнул и заметил:

— Всегда-то ты, Петрович, был в душе бездельник.

Петрович погрозил ему пальцем.

— Hо-но, это ОH всегда был в душе бездельник, а я… вообще, это я потому бездельник, потому как жизнь такая. Hа самом деле, я работяга и поэт…

Они помолчали немножко. Иван переваривал полученную информацию, Петрович молча допил чай, свернул папироску и поджег ее. Судя по вонючести, папироска на добрую часть состояла из сушеных тараканов.

— Как же мне обратно-то, — вздохнул Иван.

— Hа север тебе идти надо. Туда, где озера, знаешь? Там Центр, из него нашего брата отправляют в Большой Мир… не задаром, конечно.

— Центр?

— «Центр управления Реверсом» — так он по-умному зовется. Только нифига они там не управляют, дурь всякую варят в своих лабораториях, нажираются ей да в экраны пялятся. Что на экране им вычудится — то у нас и происходит. Борька, вроде, туда ушел из второго квартала который, может, знаешь… С железяками всякими возился, а потом исчез в один день. Ванька с ним дружен вроде когда-то был.

— Борька? Лавочкин, что ли?

— Hу да, он самый. Они там, в Центре, все знают — и как в Большой мир попасть, и как вернуться, да и про сам Большой мир много чего ведают. В общем, зря я, конечно, сказал, что ничем они не управляют. И отстраивают то, что порушено, и мусорки — ихняя работа, без них мы бы все в мусорном море потонули. И лечилки тож они организовали. Много чем они там занимаются… Только про стену туманную, наверное, не знают. Если только не они сами ее поставили…

Он почесал голое пузо с наколотой синей русалкой престрашного вида, выплюнул окурок и добавил:

— Давай, ищи своего кореша. Он, может, тебе и поможет. Ваньку вернешь опять же. Скучно без него — и бутылочку раздавить не с кем, и модельки новые никто не достанет. А в нашей жизни знаешь, как без моделек тяжко! Ты вона, вижу, не обзавелся еще? Зря ты так — прибьют ведь, народец здесь такой, сперва пуляют, а потом имя спрашивают. Я б тебе дал, тока совсем недавно свою старую на толчке загнал…

Иван посмотрел в по-дестки чистые и честные глаза Петровича и подумал — «Врешь ты все, сволочь. Ничего ты не продал, ждешь каких-то своих „обштоятельств“. Жаба душит. Надо же, какой, оказывается ты, Петрович, изнутри…»

— И жилетик прикупи, — советовал Петрович, — а каску — в первую голову. Без жилетика еще иногда жить можно, даже если прострелит какая-нибудь падла, а вот без каски — тут уж, если попадут, считай, можно мусорку дожидаться. Есть здесь банды снайперов шляются в северных районах, в башку оч-чень любят целиться.

— Север — это там, где Борька должен быть?

— Hу да, там. Я вот думаю — может, этих снайперов в Центре выводят? Hу, чтобы его защитить. Туда, на север, даже хиппи соваться боятся.

Иван уловил какое-то движение на тротуаре и посмотрел вниз. Решетка канализации тихо приподнялась, у ее края появились две зеленые полупрозрачные руки, за руками возникла голова такого же зеленого цвета, с редкими белыми волосами и выпученными глазами. Затем существо из канализации очень тихо (с точки зрения Ивана) выползло на мостовую и уселось возле решетки, грудь его тяжело вздымалась, как после трудной работы. Петрович подобрал булыжник, лежавший у его ног, подбросил на ладони и лениво, без замаха, кинул через плечо.

Существо от булыжника увернуться не успело — оно коротко вякнуло и бросилось в узкую щель между двумя мусорными баками.

— Эльфы, блин, распоясались… Ненавижу этих тварей!

— Эльфы??!!

— Hу да, а ты чего ожидал — что они белые и пушистые?

— H-ну нет, но я их как-то по-другому представлял… М-да, чего тут только не бывает.

— Пива не бывает, — вздохнул Петрович, — моча коровья, а не пиво. Приятель в Большой Мир ходил когда-то, за пивом. Вкусное было. А потом его двойняшку тут прихлопнули, по ошибке, как я его не пас… и кончилось пиво. Вообще, двойняшка тот был дерьмо еще то — все лез куда-то, орал, модельку у меня отбирал, говорил, что по людЯм нельзя стрелять. Тьфу. Один толк с него и был, что хорошие отношения со своим человеком имел. Говорил, что «жалко его» — будто хоть раз в своей никчемной жизни видал человека. Человек не чета ему был — решительный, с такими, как двойняшка, никогда не церемонился.

— А как его звали? — спросил Иван.

— Блин… Вот ведь. Сашка, что ли. Наверное, стал там, у вас, большой шишкой. Ладно. Устал я что-то с тобой. Пойдем спать, а с утреца ты Борьку своего искать пойдешь — может, повезет, живым дойдешь. Хотя… ведь сюда сам попал — значит, и обратно сам должон уметь… Тебе главное вспомнить, как все это делается — и усе.

— Понимаешь, Петрович, — сказал Иван, проникновенно глядя в глаза старика, — сюда я попал, в некотором роде, в бессознательном состоянии, по голове меня стукнули, понимаешь? Если здесь меня стукнут по голове — вот ты, например, — то я не уверен, что не очнусь на том свете. Улавливаешь ситуацию?

— Ишь ты, щенок, — сказал, ухмыляясь, Петрович, — двойняшка, а туда же, в нормальные люди лезет. Впрочем, что-то от человека в тебе, пожалуй, присутствует, я даже не удивлюсь, если тебе удастся дойти живым до конца этого квартала. Ладно, расстрогал ты меня. Держи.

Он полез в карман штанов, вытащил оттуда пистолет и протянул его Ивану. Пистолет еще хранил тепло петровичева бока, был черным, маслянисто поблескивающим и чертовски красивым.

— Это мне? — смущенно пробормотал Иван, — но я… я это… я совсем не знаю, как с этим обращаться!

— А че тут обращаться, — деловито сказал Петрович, — во, с предохранителя снимаешь, взводишь — и усе, можно пулять.

Руки его в это время проделали какие-то четкие ловкие движения, Иван чуть было не открыл рот, но вовремя спохватился и щелкнул зубами. Петрович же прицелился в какой-то дальний, ему одному ведомый, ориентир, прищурив глаз, но стрелять не стал, снова поставил оружие на предохранитель и отдал Ивану. Тот, подражая, тоже перещелкнул рычажок, прицелился…

— Патронов не дам, — предупредил Петрович, — нету. Только те, что в барабане, шесть штук. Так что не трать попусту — там, на севере, склады вроде есть, но за достоверность не поручусь может, и снайперовские склады, тогда хрена ты своей пукалке хавку достанешь. Вообще, старайся не стрелять — стрельба всегда привлекает внимание, а внимание тебе ни к чему. Город насколько знаешь? Свой город, в смысле.

— Неплохо.

— Тогда тебе путь к озерам будет легко проложить. Здесь улицы почти везде совпадают. Дома могут быть другие, а улицы завсегда там же, где и в Большом мире. Да, вот еще что… сегодня, на ночь глядя, в путь не пускайся — ночью идти опаснее. Пережди до утра в квартире Ваньки, если ключ есть, или еще где — дом у нас сейчас почти безопасный, где угодно на ночлег устроиться можно, подъезд с полуночи до пяти утра закрывается…

Он помолчал, снова закурил, бросил спичку вниз. Эльф, спрятавшийся между мусорными баками, не показывался — должно быть, затаился в ожидании ухода Петровича.

— Посередине улицы не при, не дразни вольных стрелков продолжил Петрович свои наставления, — старайся в тени домов держаться. Большие улицы опаснее маленьких, на них чаще устраивают засады. Если стреляют где-то — обходи за пару километров. Попадешь в разборку двух банд — мало не покажется. Совсем идеально — это идти через дома насквозь, но это тропы знать надо.

— Ты знаешь?

— Я-то знаю, но я с тобой не пойду — еще не совсем рехнулся башку под свинец выставлять задаром. Так вот, ежели видишь значок вот такой, — он нацарапал на песке нечто вроде стрелки в кружочке, это тропа нахоженная или ложняк. В первом случае — повезло тебе, на тропе стреляют редко. Во втором — прямо противоположное.