Брутальная Старушка - Мужчина ее мечты

Под ее обличительным взглядом орк словно заледенел, и только судорожно ходящий кадык выдавал бурю, гремящую у него душе. А я…я умоляла ее пощадить Мужчину моей жизни, но она не знала жалости, и ее слова резали его по живому:

— Но вот чего я никогда не прощу твоему отцу, так это того, что он отдал меня своему брату. Как ненужную игрушку, как старый башмак, как надоевшую любовницу. Я не вещь, орк, и никому не позволю решать за меня, с кем мне быть. И не смей мне говорить, что он хотел как лучше! И я не хочу знать, как он раскаивается! Тогда он сделал выбор за нас двоих, я его приняла и пережила. А он….он повел себя как глупый мальчишка, сначала оторвавший у бабочки крылья, а потом горько плачущий, что она не может летать. Вот поэтому я не хотела его видеть и говорить с ним. Мужчина, по трусости отказавшийся от своей женщины, не достоин моего прощения. И еще, спроси у своего отца, как бы он жил, прими я предложение его брата. Смирился бы он или совершил братоубийство? Потребуй у него ответа, Орк-что-хочет-моей-смерти, а потом выноси свой приговор!

Я видела, как ему больно…как тяжело слушать правду…как мне хотелось облегчить его ношу и переложить тяжесть на свои плечи, но вторая, ранее не известная мне часть души, не позволила этого сделать:

— И в бедах твоей матери виновен Иршерд, а не я. Вернее, они оба виновны. Про него я все сказала, а твоя мама…она никогда не любила отца. И она не имела права оставлять тебя. Она слабая женщина

— Да как ты смеешь так говорить о моей матери! — хлесткая фраза не хуже пощёчины обжигает меня, но я не привыкла отступать.

— Твой выход, сестра, — тихо прошелестело в голове, и незнакомка пропустила меня вперёд.

— Смею! — кричу в ответ, — и едва слышно добавляю — если бы я любила…

Но он не дает мне договорить:

— Да что ты можешь знать о любви! Ты, проходящая по чужим жизням, как ураган, оставляя за собой одно разрушение! Что ты можешь знать об этом?

В ответ на это у меня внутри что-то лопнуло. Горячее, обжигающее, поднимающиеся из самых глубин души и сметающие все на своем пути. Голос спокоен, разум холоден, сердце…сердце рвется на части и кричит в такие жестокие глаза:

— Смею! Слышишь меня, Тот-кто-ищет-виновных! Если бы я любила, то перевернула бы небо и землю, но добилась ответа! Это только с мертвыми нельзя бороться, их место в сердце живым никогда не занять, а со всеми остальными можно биться за счастье! — мой голос набатом гремит среди спящего леса. С отчаяньем загнанного зверя я пытаюсь достучаться до заледеневшего от многолетней обиды сердца:

— Я бы никогда не позволила своему мужчине растрачивать свою жизнь на воспоминания о прошлом! И тем более ни за что не позволила отнять у меня сына. Я бы нашла способ забрать своего ребенка и скрылась, да так, что меня бы никто не нашел. И поверь, мой сын никогда бы не чувствовал себя обделенным материнской любовью и не вырос в озлобленного мужчину, перекладывающего вину родителей на чужие плечи! И ты можешь разрезать меня на куски, но от этого ничего не изменится, моя смерть не вернет тебе мать и не заставит отца жить настоящим. Мне жаль тебя, орк, ты живешь в ненависти, ничего не замечая вокруг.

— Не смей меня жалеть! — ревет мой обвинитель, и я вижу, как в его руке появляется кинжал.

Но страха нет, в конце концов, я уже умирала, зато есть бесшабашность, пузырьками шампанского вдруг заигравшая в крови. Как хмельная, подхожу мужчине, кладу ему руки на плечи и, пьянея от собственной смелости, шепчу в упрямо сжатые губы:

— Ты снился мне каждую ночь, и это тебя я искала в безликой толпе.

Он дернулся, как от удара, а я, прижавшись щекой к его груди, прошептала:

— Запомни, ничто и никогда не происходит просто так. Судьбой было записано, что мы встретимся, и та встреча душной ночью в Акконе была лишь прологом к этой. Я люблю тебя, орк, я твоя женщина, и этого не изменить. А ты. ты обречен любить меня. Мы созданы друг для друга. И я не боюсь это сказать, и рано или поздно ты признаешь мою правду.

Слышу, как от этих слов забилось его сердце. Поднимаю взгляд и вижу, как глаза цвета изумруда темнеют, слышу его судорожный вздох и обреченное:

— Что ты со мной делаешь, Избранная…

А дальше…Поцелуй, обжигающий нервы…мой хриплый стон…тяжелое дыханье…бешеный стук сердец…рвущаяся под руками одежда…холод травы и пылающие тела…качающиеся в небе луны…и осознание — так правильно, так должно быть…И его властное: Запомни мое имя — Оршер.

И мое еле слышное:

— Я попробую…

Ежась от утренней прохлады, я сидела у подернувшегося пеплом костра и смотрела на спящего мужчину. Даже во сне, на его лбу залегала суровая складка, а сам он был похож на притаившегося хищника. Такой близкий и такой чужой. Назначенный мне судьбой, но который никогда не будет со мной. Я до рези в глазах вглядываюсь в любимое лицо, стараясь запомнить каждую черточку навсегда. Слез нет, я не имею права на них. Это потом будут истерики, боль, летящая в стену посуда, бессонные ночи, а сейчас…сейчас я хочу украсть у судьбы еще несколько минут счастья. Не хочу думать, как буду жить без него, не хочу знать, что ждет нас впереди. Гоню от себя мысли, что через несколько часов превращусь в старуху-ростовщицу, перебирающую как закладные записки, минуты нашей близости.

Собираю волю в кулак. Пора уходить, иначе я не смогу сделать то, что должна. Запрещаю себе прикоснуться последний раз к любимому. Подхватываю валяющийся на земле кинжал и ухожу, ни разу не оглянувшись. Я иду вперед, продираясь сквозь заросли, а там за спиной остался тот, кто стал для меня всем. Наконец, деревья расходятся, и я выхожу на опушку леса. Достаю из-за пояса кинжал и с каким-то остервенением провожу им по запястью. Кровь лениво бежит, собираясь в тягучие капли, которые не торопятся падать на землю. Мне кажется, будто время застыло, а мне нужно спешить…

Прошла целая вечность, прежде чем рядом со мной появился Владыка. Что-то ломается во мне, я бросаюсь к нему на грудь и прошу:

— Дракон, миленький, забери меня отсюда, пожалуйста.

Он, ни слова не говоря, обнимает меня, и в кольце его рук я наконец- то позволила себе заплакать.

Мам, пап и мои дорогие бабушки и дедушки! У меня для вас радостная новость — я беременна.

Через 10 минут после бурных проявлений восторгов:

— Даша, а кто отец?

— Странный вопрос, мама, мужчина, конечно. Или ты думаешь, меня ветром надуло?

Когда ты ему скажешь?

— Никогда.

— Но он имеет право знать!

— Да? И откуда у него возникло это право?

— Он будущий отец…

— Отец тот, кто вырастил, а он так, яйценосец-донор.

— Но ты же не даешь ему шанса быть рядом с тобой!

— Всем давать — переломится кровать.

— Подумай о ребёнке! Что ты ему скажешь, когда он спросит: "А где мой папа?"

— Скажу, что он был лётчиком-испытателем.

— Прекрати, хоть в такой момент ты можешь быть серьёзной? Зачем себя обманываешь, ведь ты же понимаешь, что он тот, кто тебе нужен?

— Ты и в прошлый раз говорил, что я нашла идеального мужика, ну, и что из этого вышло?

— Я и сейчас это повторю, и тот, и этот были твоей половиной, а ты второй раз воротишь свой нос. Ну ладно, первый раз ты вбила себе в голову, что тебя бросили, но в этот раз ты сама предпочла бегство. Хоть сейчас ты можешь сказать мне, почему ушла в то утро?

— Ненавижу утро. Ты просыпаешься и начинаешь суетиться, нести всякую чушь, отчего выглядишь, как полная идиотка. Неловко предлагаешь выпить кофе, а сама мечтаешь, чтобы он поскорее ушел. Обоим стыдно за вчерашнее, ты теребишь пояс халата, не зная, куда деть свои руки, он смущается, путается в своих штанах, чертыхается под нос и долго шарит глазами по полу в поисках носков, стесняясь посмотреть в глаза. Потом залпом выпивает чашку растворимой бурды, мнется у выхода, отводя глаза, говорит дежурное: "Я тебе позвоню", и чуть не бегом покидает квартиру. И оба облегчённо вздыхают, когда за ним закрывается дверь.

— Так говорят о случайном любовнике, а не о своём Мужчине. Ты хоть представляешь, что с ним было, когда он понял, что тебя нет рядом?

— А что, было бы лучше, если бы он открыл глаза и увидел рядом ту, которую ненавидел всю свою сознательную жизнь и обвинял в том, что из-за нее у его самых близких людей не сложилась судьба?

— Но вы же поговорили!

— Но ему нужно время осознать это!

— Скажи, что ты просто струсила!

— Да, я струсила, потому что больше всего на свете я боялась увидеть в его глазах презрение к самому себе! Ты думаешь, одна ночь может перечеркнуть все годы его жизни?

— Нет.

— Тогда зачем ты терзаешь меня этим бессмысленным разговором?

— Я хочу, чтобы вы были вместе!

— Мы никогда не будем вместе.

— Почему?