Тимофей Печёрин - Найдется все

— Переворот-то еще можно было назвать бескровным, — комментировала снимки Илона Макси, — но вот само правление Бармалы — едва ли. Особенно в первые годы. Предлог он, конечно, нашел благовидный. Навести в стране порядок, приструнить свирепых дикарей, которые не всегда штаны надеть умеют. Только вот действовал диктатор круто. Зизов массово выселяли из городов, сгоняли с мало-мальски плодородных земель ну и, конечно же, убивали. Разными, доступными человеку, способами.

Очередной снимок, не иначе, демонстрировал один из таких способов. Целая толпа худых полуголых людей стояла, вжавшись в сетчатую ограду с проведенной поверху колючей проволокой. Взрослые прижимали к себе детей… и ко всем этим несчастным уже тянулись, рвались собаки. Целая свора здоровенных псов с разинутыми зубастыми пастями.

— Когда в ООН забили тревогу, — продолжила Илона Макси свой рассказ, — Бармала был вынужден немного сдать назад. Прекратить террор против зизов. Или, по крайней мере, ослабить. Однако годом позже вспыхнула эпидемия. Нумбезийская лихорадка — под таким названием эта болезнь вошла в историю.

— Неспроста это, — не то вопросительно, не то утвердительно проговорил Попришкин, и его собеседница согласно кивнула.

— Разумеется, — затем последовали ее слова, — я больше скажу: не обошлось тут без бактериологического оружия. Его режиму Бармалы, не иначе, продала одна из тех стран, которые официально за все хорошее, против всего плохого, а права человека провозглашают высшей ценностью. Продажу провели, разумеется, через десятые руки, но соль не в этом. А в том, что гибли от нумбезийской лихорадки главным образом зизы. Власти сделали для этого все возможное. Неугодную народность окончательно загнали в резервацию, официально названную «карантинной зоной». Где миллионы людей до сих пор вынуждены существовать в антисанитарных условиях, без благ цивилизации и, конечно, медицинской помощи.

— Ну, — на этом месте Валера не удержался от того, чтобы хоть робко, но возразить, — с ваших слов я понял, что примерно этого они и добивались. Жить, как жили дикие предки. И никакого тлетворного влияния цивилизации.

— Человеческая душа — потемки, — так, по-философски, ответил на его вопрос Илья Минин и развел руками, — достичь цели — не всегда то же самое, что достичь счастья. Вы вот, уважаемый клиент, стремитесь к популярности и власти. Будете ли вы счастливы, получив власть? Я не уверен. А популярность вас точно не осчастливила. В противном случае не пришлось бы вас буквально выдирать из цепких лап правосудия.

— Да вы сами все это устроили, — проворчал Попришкин, — подставили… как это… подвели меня под монастырь.

Минин пожал плечами, а Илона Макси бросила на коллегу гневный взгляд. Говори мол, да не заговаривайся. А то уж не вздумал ли отваживать от нас клиента?

Затем рыжеволосая сотрудница фонда Стофеля вновь повернулась к Валере.

— Все так, но вот умирать в муках… об этом среди зизов не мечтали даже самые отмороженные противники прогресса и сторонники возвращения к истокам. Тем более, что лекари с их снадобьями и племенные шаманы, взывавшие к духам о помощи, с эпидемией справлялись плохо. Так что пришлось и самим зизам, и Бармале — под нажимом ООН — принять помощь мирового сообщества и Международного Красного Креста. Целая гуманитарная операция проводилась. Под названием «Добрый доктор».

Очередная фотография на экране айпада демонстрировала зрелище палаточного лагеря. На фоне которого люди в белых халатах осматривали тощих чернокожих мужчин и женщин, голых детишек с выступающими ребрами. На следующем снимке пара врачей хлопотала над лежащим на железной койке зизом, чье лицо исказилось в мученической гримасе. В руке одного из людей в белых халатах был шприц.

— Лихорадку тогда удалось победить, — подытожила Илона Макси, — но цели своей диктатор Бармала добился. Зизы вытеснены с глаз долой, политических противников среди нумбов не осталось. Власть прочна, армия преданна. А главное: истина об эпидемии, о подлинных ее причинах так до конца осталась не установленной. Бармала сделал все, чтоб воспрепятствовать международному расследованию. И вышел сухим из воды.

— Понятно, — Попришкин прибег к этому словечку, используемому, если человеку не столько все понятно, сколько не шибко интересно услышанное, — а что теперь? Как там дела в этой вашей Нумбези? Ведь, как понимаю, Бармала не дожил до наших дней.

— Это так, — было ему ответом, — однако после смерти диктатора власть досталась его сыну. Пьеру Хамузу Бармале… его еще прозвали Пети Бармала.

Со следующего снимка, на сей раз оказавшегося цветным, на Попришкина и Илону Макси смотрел еще сравнительно молодой человек, похожий больше не на правителя, а на рэпера родом из какого-нибудь Гарлема или Бруклина. Ядовито-зеленый расстегнутый пиджак, под ним — ярко-бардовая рубаха, опять-таки расстегнутая, но лишь на две верхних пуговицы. На груди висели три золотых цепи разной длины и толщины. Причем к самой большой цепи крепился медальон в форме символа доллара. На голове красовалась широкополая шляпа под цвет пиджака. А вот волос из-под шляпы не выбивалось. По всей видимости, был Пьер Хамузу Бармала столь же лыс, как и его папаша. Наследственное, не иначе.

Хотя глаза диктаторского отпрыска были скрыты солнцезащитными очками, Валера Попришкин интуитивно ощущал и был уверен на все сто, что взгляд его — одновременно самодовольный, презрительный и наглый. Как у всякого мажора независимо от родного языка и цвета кожи. Или вообще любого из прямоходящих приматов, дорвавшегося до легких денег.

Образ довершала трость, из которой в кадр попала только верхняя часть с набалдашником. На одном из пальцев руки Бармалы-младшего, лежащей на набалдашнике, поблескивало кольцо с изумрудом.

— Этот человек, — как бы между делом сообщила Илона Макси, — после смерти отца не просто провозгласил себя новым президентом, но победил на выборах — честных и признанных мировым сообществом. Только что с исходом на редкость предсказуемым. Среди нумбов свою роль сыграл авторитет отца Пьера Хамузу. Зизы же просто не удосужились прийти на избирательные участки. По причине отсутствия таковых в шаговой доступности.

На наше счастье, Пьер Хамузу Бармала не столько занят государственными делами, сколько развлекается на Гавайях, Кипре, Флориде и других курортах для богатых туристов. Так что большую часть времени он проводит за пределами Нумбези — во-первых. А во-вторых, развлечения правителя дорого обходятся государственной казне. Не говоря уж о том, как казна эта похудела, когда в первую годовщину своего избрания Бармала-младший «осчастливил» подданных новым президентским дворцом.

На последних словах Илона Макси пролистнула фотографию Пьера Хамузу Бармалы, перейдя к следующему снимку. Изображавшему, собственно, вышеупомянутый дворец. Вернее, уродливое сооружение, жутчайшую мешанину архитектурных стилей. Отчасти жилище диктатора походило на Тадж-Махал, отчасти — на древнегреческий храм. А также на замок средневековой Европы. Еще по бокам к дворцу пристроились две башни, похожие на китайские пагоды.

— В общем, свергнуть Пети Бармалу будет несложно, — заключила Илона Макси, — даже нумбы от него не в восторге, придумав ему еще одно прозвище. Гранблат, переводится как-то вроде «Большой Таракан». От этих паразитов, как понимаете, страдают и в этих краях.

— Так или иначе, погибать, защищая такого правителя, уже и нумбы вряд ли захотят, — добавил ее коллега.

— То есть… мне предстоит этого Бармалу свергнуть? — сообразил наконец Попришкин.

— Не вам, — сказал как отрезал Илья Минин, — а зизам. В порядке народного волеизъявления… одной из форм оного, которая, кстати, международным правом вполне допускается. Но при поддержке нашего фонда. Ну и при вашем участии, разумеется. Вы ведь хотели власти? Будет вам власть. Только сперва кресло правителя должно освободиться.

— И вот в чем загвоздка… как, впрочем, и лазейка для нас, — пояснила Илона Макси, — нынешние зизы запуганы и забиты. Они прозябают в своей резервации, голодают… но к переменам не больно-то стремятся. Как будто привыкли к такому существованию. Однако их можно расшевелить, если использовать местные легенды в наших целях.

Так вот, по одной из легенд однажды из крупнейшего в стране озера Хато должно вылезти чудовище… вроде огромного крокодила или дракона. Оно проглотит солнце, отчего мир погрузится во тьму и пучину страданий. Все живое будет умирать, пока не придет Зверь из лесов далекого севера. Не придет, не победит чудовище из озера и не вырвет солнце из его пасти.

— Северный зверь? Не Полярный Лис, случайно? — спросил Попришкин, делясь с сотрудниками фонда своими ассоциациями, — типа Полярный Лис придет…