Ольга Шевлягина - перекрёсток

— Давай еще поиграем? — кажется, он за миг решил внутреннюю борьбу и тут же вернулся к своему прежнему расположению духа.

Она с подозрением посмотрела на него, смешливо прищурившись:

— Ты что задумал, Джеймс Поттер?

— Играть, — сделал он невинное выражение лица, заходя ей за спину и закрывая ее глаза руками. — Итак, налево или направо?

— Направо.

Он слушал ее ответы, но все равно сам корректировал их движение, в противоположную Хогвартсу сторону. И плевать, что они не вернутся в школу (конечно, последнее слово будет за Виолеттой)…

— Итак, прямо или направо? — они стояли перед черным входом здания с небольшой вывеской «Очаг Морриса». — Виолетта, подумай…

— Джеймс, в чем подвох? — она снова попыталась вывернуться из его рук, но он не позволил.

— Решай: прямо или направо.

Они замолчала, потом накрыла его ладонь своей:

— Сам реши, я доверяю твоему решению.

Почувствовала ли она или догадалась? Он не знал, но и задумываться об этом не стал. Джеймс толкнул дверь и провел в нее девушку.

— Осторожно, ступеньки, — предупредил он, все еще страшась открывать глаза Виолетты. Вдруг она тут же развернется и уйдет?

— Джеймс, куда мы идем? — тихо спросила она, когда под ногами заскрипели ступени.

— Увидишь, — прошептал он, доставая ключ и ловко отворяя нужную дверь.

Они вошли, девушка пыталась понять, куда они попали, а Джеймс быстро огляделся, довольный результатом.

В небольшой комнатке не было кровати, только ковер, на котором лежали цветастые подушки и покрывала. На всех поверхностях: столиках, тумбочках, табуретках — стояли свечи. Они загорелись, как только туда вошли ребята. Камин полыхал, наполняя комнату уютом и теплом.

Рука сама упала с лица Виолетты. Он услышал ее легкий вздох.

— Джеймс, где мы? — Виолетта шагнула к высокой вазе с цветами.

— А это важно? — улыбнулся он, доставая из кармана платок Малфоя.

Она робко улыбнулась и сняла с головы берет, потом пошла по комнате, гася почти все свечи, оставляя пламя камина чуть ли не единственным источником света. Он стянул с себя шапку и шарф, расстегнул мантию. Потом шагнул к ней и обнял, прижавшись губами к ее холодному виску.

— Ты необыкновенный, — прошептала Виолетта, ища его губы и обнимая его за шею. — Это чудесно…

Он дернул уголком губ, понимая, что во многом это — заслуга Малфоя. Но о Малфое сейчас думать не хотелось: слишком близка была любимая девушка, слишком горячи были его ладони, легко снявшие с нее мантию и шарф, уже лихорадочно ищущие ее обнаженную спину.

Он видел в ее глазах все то же смущение и был готов отпустить ее, не собираясь смущать ее еще больше, но тут же вспомнил о платке. Протянул руку и повязал его, вызвав лишь удивленный вздох.

— Джим, что ты…

Он не дал ей договорить, жадно целуя в раскрытые губы. Она будто смирилась, отвечая ему и уже смелее снимая с него одежду.

Как же ее много! Они потерялись в его свитере и тихо рассмеялись. В ее волосах запуталась серьга, и он ей помог освободиться, не останавливая нежных поцелуев. Он боялся сделать что-то не так, он все время думал о ней и о ее теле, которое он держал в объятиях…

А потом он уже не думал, больше чувствуя и поступая интуитивно, хотя и был какой-то подсознательный страх. Страх какой-то неуловимый, то ли за нее, то ли за себя, то ли вообще просто страх…

Он пытался фиксировать хоть что-то, но море ощущений не давали не то, что сосредоточиться, — что-то замедлить, остановить, сделать по-другому…

Он помнил, что ей было больно, и в тот момент он снял с нее повязку, чтобы видеть ее глаза. И он их видел, и помнил… Наверное, единственное, что он в тот момент четко помнил и фиксировал: ее глаза.

Сколько это длилось? Наверное, минуты, но он бы поспорил с кем угодно, что вечность. Приятную вечность.

— Люблю тебя, Джеймс, — прошептала она ему на ухо, пряча лицо на его груди и тяжело дыша.

— И я тебя, — ответил он, натягивая на нее одеяло. И плевать, что их хватятся в школе. Плевать на все, потому что вставать сейчас, одеваться и куда-то идти было бы низко и пошло, это бы испортило весь момент, а портить его не хотелось…

Когда он проснулся, то все вчерашние мысли и чувства казались ему каким-то удивительно приятным сном, но он увидел спящую рядом с ним Виолетту и улыбнулся. Потом взглянул на часы и подпрыгнул:

— Ви, почти шесть!

— Утра? — ужаснулась она, тоже вставая. Они наспех оделись и выскользнули из комнаты, постарались как можно тише спуститься вниз и с улыбками, чуть смущенными и сонными, вывалились на улицу.

— Как мы попадем в школу? — Виолетта шла чуть позади, пытаясь надеть берет.

— Тайный проход в подсобке «Сладкого королевства», — улыбнулся Джеймс, оглядываясь. — Открывается в горбу Одноглазой ведьмы… Черт…

— Поттер?!

— Беги, Ви, — он загородил собой девушку, подтолкнув ее в обратном направлении. — В проход и в замок!

Она мгновенно поняла и кинулась обратно в переулок, откуда они вывалились прямо пред ясные очи профессора Фауста. Джеймс покорно вздохнул и стер с лица довольную улыбку.

— Итак, Поттер, что гласит Третий Закон Голпалотта?

— Ты издеваешься?

— Поттер, издевается над тобой Фауст, а я оказываю материальную помощь…

— А иди ты! — в Скорпиуса полетела тряпка, которой Джеймс не очень-то старательно чистил очередную вазу с полки. Полок в этом большом чуланном помещении было полно, и на каждой по десять-пятнадцать сосудов неизвестно какого предназначения. Зато предназначение прилетевшей в слизеринца тряпки было давно известно, тем более Джеймсу.

Малфой ловко бросил тряпку обратно и снова посмотрел в учебник, который лежал у него на коленях:

— Поттер, слушай и запоминай: Третий Закон Голпалотта гласит, что противоядие от смешанного яда будет эквивалентно большей сумме противоядий на каждый отдельный компонент яда.

— Малфой, ты можешь мне еще хоть сто раз это прочитать, — Джеймс обернулся к нему от полки, на которую только что поставил вазу, — от этого я все равно не стану больше понимать и, тем более, не запомню, так что зря стараешься…

— Тебе бы следовало постараться, — заметил Скорпиус, захлопывая учебник и кладя его рядом с собой на стол, на котором он сидел и наблюдал, как Поттер почти прилежно исполняет роль домовика (уже четвертую неделю). — Я, кстати, из чистого добродушия провожу здесь с тобой вечера, чтобы на следующий день у тебя хотя бы половина уроков была сделана…

— Спасибо за заботу, — огрызнулся усталый Поттер, отбрасывая прочь тряпку и с тоской оглядывая пыльные стены и полки. — Ненавижу!

Парень нагнулся, пытаясь расслабить натруженную спину. Скорее бы уже Рождество: Фауст, это бревно бесчувственное, наказал его до бала, при этом еще сняв двести баллов с факультета. И к постоянной усталости и хроническому недосыпанию, поскольку Джеймсу приходилось по ночам заниматься, чтобы совсем уж не отстать от класса из-за отработки каждый вечер, добавились еще и осложненные отношения с гриффиндорцами. Конечно, Поттер понимал их: уже шел конец декабря, а они были на последнем месте, в глубоком минусе — и все из-за него.

— Привыкай, Поттер: за все удовольствия в этой жизни нужно платить тройную цену, — философски и уже не впервые проговорил Малфой, наблюдая за похудевшим, сонным другом.

Вот уж точно упрямец: Фауст, этот Пудель немецкий, добивался имени девушки, с которой был в Хогсмиде Джеймс, и тогда бы Поттеру не пришлось так долго выполнять работу эльфов-домовиков. Но ведь Поттер — гриффиндорец истинный, он не сдает друзей, тем более, девчонок, в которых по уши влюбляется! Вот и пыжится уже четыре недели, становясь тенью отца Гамлета… А ведь еще и на свидания бегать успевает…

Хотя это свидания бегают к нему…

— Привет, Виолетта, — Скорпиус дернул уголком губ, когда посреди чулана нарисовалась рейвенкловка, аккуратно складывающая мантию-невидимку.

— Привет, — она кивнула Малфою и шагнула к уже широко улыбающемуся Поттеру, с которого всю усталость как рукой сняло. Мерлин, что делают с нормальным парнем девушки!

Скорпиус демонстративно отвернулся от этой пылкой сцены, закатывая глаза. Он открыл учебник по Зельеварению и принялся разбираться в Законе, который им с Поттером предстояло сегодня выучить. Но вот Поттер не особо-то стремился.

— Джеймс, тебе помочь? — Виолетта сняла руки с его шеи и достала палочку.

— Только не все, иначе Фауст не поверит.

Малфой понял, что можно поворачиваться, с церемониальной частью покончено. Надо отдать должное рейвенкловке: благополучно избежав наказания за ночь в Хогсмиде, она сторицей платила Поттеру за покрывательство.