Александр Сивинских - Проходящий сквозь стены

Жерар смотрел на меня во все глаза. В его диковатом взгляде явственно читалось: «Ну что же ты врешь, подлец! Как сивый мерин все равно. Ни стыда, ни совести».

— Я человек мягкий, животных люблю до обмороков, ну и уговорил баронессу помиловать песика, пообещав забрать с собой. Она так обрадовалась, что совершенно подобрела и даже на радостях предложила мне заменить ее покусанного друга. Хотя бы на недельку. Тогда Гоген уж точно станет моим. Аи diable la Gogen[21], вместе с его эскизами, когда речь зашла о любви.

— А ты что?.. — чуточку напряженно спросила куколка моя Аннушка.

Я отметил это «ты», это напряжение и поздравил себя. Успех достигнут, и успех несомненный.

— Отказался, понятно. Терпеть не могу постимпрессионизма, — успокоил я ее. — Таким вот путем Жорик и сделался моим. Вместе с родословной, медалями и напутственными словами баронессы Наталии де Шовиньяк, урожденной Рукавицыной, приводить которые в вашем, Анечка, обществе я ни за что не рискну.

— Браво, браво, — раздался над моим ухом женский голос. Голос переполняли начальственные интонации, и, черт возьми, он показался мне отчего-то знакомым. Аннушка поспешно отодвинулась от меня и побледнела. Я повернул голову, и… кровь бросилась мне в лицо. Уши вспыхнули. Голос принадлежал поджарой ярко-рыжей красотке средних лет, одетой в строгий брючный костюм. С недавнего времени красотка эта была известна мне — и известна, как никакая другая.

Щучка повторила «браво», поаплодировала одними пальчиками и сказала сухо:

— Анна Антоновна, вернитесь к своим обязанностям. — Аннушка мигом исчезла. — А вы, дружок, — она посмотрела прямо мне в глаза, и я вмиг покрылся мурашками, — обладаете, как видно, поистине разносторонними талантами. Меня весьма заинтересовал ваш рассказ. Не желаете ли продолжить его в моем кабинете?

— В вашем кабинете? — смятенно пробормотал я.

— О, это рядом. Всего несколько шагов. Дело в том, что этот миленький бутик принадлежит мне. Идемте.

— Я вижу, вам стало жарко. (Я действительно взопрел.) В кабинете я смогу предложить прохладительные напитки и, само собой, кондиционирование. Думаю, оно окажется нам весьма кстати…

— Да уж, конечно. С ее-то темпераментом.

Она стрельнула по сторонам глазами, раздула ноздри и страстно прошептала:

— Знаю, знаю, о чем вы сейчас подумали. У, дерзкий! Дерзкий!! Но не обольщайтесь, гадкий мальчишка, на этот раз без боя я не сдамся…

Этого-то я и боялся.

— Простите, — сказал я щучке, суетливо переступая на месте и бросая беспокойные взгляды в сторону выхода. — Ни за что не посмел бы вам отказать, но моему питомцу пора побегать на воле. У него крайне слабый кишечник. Смотрите, как он волнуется! — Я тихонечко сжал ногтями нежную песью подмышку. Жерар трогательно заскулил, поджав хвостик и дергая шкуркой. Я подпустил в голос тревоги: — Промедление может оказаться непоправимым.

Мадам владелица бутика посмотрела на пса с сомнением. Перевела взгляд на меня. Грудь ее (скорей не женских, а подростковых пропорций) бурно вздымалась, глаза хищно блестели. Похоже, в плотоядные щучьи планы, связанные со мной, не входило промедление.

«Да помогай же, чертяка!» — воззвал я к Жерару телепатически и щипнул его вторично.

Он застонал совсем уж душераздирающе, и в тот же миг по моей руке заструилось что-то горячее. Через секунду капель весело забарабанила по полу.

Щучка оторопело вытаращилась на возникшую лужицу. Я отставил как можно дальше руки с притихшим бесом и застыл полнейшим истуканом, борясь с огромным желанием немедленно свернуть ему шею.

— Что же вы стоите! — пронзительно взвизгнула вдруг щучка. — Поглядите, что он делает! Убирайтесь, убирайтесь живо!

Не дожидаясь приглашения вернуться после того, как собачка погадит, я ретировался. Прытким бегом. К сожалению, мне так и не удалось напоследок встретиться с Аннушкой взглядами. И уж тем более переброситься парой фраз.

Значит, опять в «Папе Карло» будут танцевать этим вечером без нас. А какой бы мы могли стать парой! Принц и принцесса вечера. («Буратино и Мальвина!» — подсказал какой-то ехидный голосок, уж не Жераром ли внушенный? — но я раздавил его, как мерзкого паука.) А то и месяца… И тогда — романтический тур на двоих в экзотическую страну… Чертова щучка!

На улице мы оба дали волю чувствам. И хотя бес не имел возможности прибегнуть к человеческой речи, лай его был мне понятен как никогда.

Потом мы шли по направлению к моему дому, и я уговаривал его согласиться, что Аннушка, куколка моя, настоящее чудо. Совершенство. Какая талия! Плечи! Волосы! А какие глаза! В ней нет ни единого изъяна, и при этом до чего она чиста! Розовела от самых невинных шуток.

— О дети, дети! как опасны ваши лета! Мышонок, не видавший света, попал в беду, — подал голос бес. — В том-то и дело, что она слишком уж идеальна. Ей года двадцать два — двадцать три, она очень хороша собой и сексуальна, она работает в подчинении у этой рыжей стервы, которая готова изнасиловать, даже манекена. Вокруг нее крутится множество богатых и просто наглых мужиков, — и притом Аннушка выглядит да, похоже, и является девственницей. Поверь моему колоссальному опыту, Паша, что-то тут нечисто.

— Дурак ты, Жорик, — сказал я мягко. — Твой колоссальный опыт хорош, когда разговор идет о всякой человеческой и нечеловеческой дряни. Нам же посчастливилось столкнуться с одним из тех людей, в существовании которых и состоит смысл нашей цивилизации. Это же ангел во плоти.

— А может, ты и прав, коллега, — неожиданно согласился он. — И все равно… Думаешь, влюбленность в ангела и особенно его ответная любовь способны принести счастье?

Я мечтательно вздохнул.

— Зря спросил, — констатировал бес.

Когда мы расставались, уже помирившиеся, он задумчиво протявкал:

— Одного не пойму… Откуда тебе стало известно про эту старую каргу де Шовиньяк? Я же никогда и никому о ней не говорил…

Сколько веревочке ни виться, концу быть. Неделя минула. Софье Романовне, как и следовало ожидать, я вполне пришелся ко двору. Еще бы, такой пай-мальчик!

А раз испытания закончились, начались труды иного порядка…

Я стоял перед мажордомом Софьи Романовны и выслушивал кое-какие наставления, ибо ждало меня сегодня впервые дежурство не обычное, а ночное.

Узнав о такой, с его точки зрения, колоссальной удаче, Жерар возликовал прямо-таки непотребно. «Паша, она сама сегодня соблазнит тебя — сдохнуть мне, если не так!» — лаял бес, подпрыгивая от избытка переполнявших его чувств. «Ты сдохнешь гораздо раньше, если не заткнешься», — сказал я ему сердито. Однако в животе у меня что-то сладко зашевелилось, а руки слегка задрожали. Бес оценивающе посмотрел на меня и многозначительно заворчал.

Анатолий Константинович был, по обыкновению, серьезен, деловит и конкретен воистину лапидарно. Поэтому двухминутного инструктажа вполне хватило. И так все ясно: нос не в свои дела не совать, выполнять малейшие хозяйские прихоти, спать с 24.00 до прихода кухарки Танюши Петровны утром, примерно в 05.30. А главное, «следить, чтобы болонка на ковер не гадила».

Жерарчика «болонкой» не заденешь. Стоило входной двери закрыться за мажордомом, как бес шмыгнул куда-то в глубины Сонечкиных апартаментов. Донесшиеся вскоре смех и сюсюканье сообщили мне, что он приступил к своей части работы.

Я уселся за компьютер. На «винте» его, давно мною изученном, никаких конфиденциальных сведений не имелось, а содержались одни игрушки-безделушки, зато новейшие и сетевые.

Ночь я намеревался провести в борьбе с виртуальным злом.

Если, конечно, не начнут сбываться кое-какие пророчества моего напарника. Что вполне вероятно, подумал я и помимо воли начал воображать, как они могут сбыться.

Воображение у меня — будь здоров, так что вскоре пришлось принимать самые кардинальные меры, чтобы его обуздать. Когда я выбрался из ванной, лязгая зубами после ледяного душа, вовсю звенел серебряный колокольчик. Собрав в кулак остатки мужества (да простится мне эта двусмысленность), я поспешил на зов.

— Поль! — Софья Романовна выглядела радостно-возбужденной. — Забери, пожалуйста, своего проказника. Ко мне сейчас пожалуют деловые партнеры, и боюсь, я не смогу уделить им достаточно внимания, если этот малыш будет рядом. Твоя помощь пока тоже не потребуется.

— Ты понял? — шепнул я Жерару торжествующе, удаляясь на безопасное расстояние. — Никакого соблазнения не будет.

— Тогда откуда столько ликования? — удивился он. — Или это истерика разочарованного в лучших мечтах человека?

Я врезал ему щелбан. За истерику.

— Какое счастье, что в моем окружении на одного самоуверенного беса скоро станет меньше.

— Это почему? — спросил он, делая вид, будто не понял.

— Если к третьим петухам я не окажусь в Сонечкиной кровати, ты, милок, сдохнешь. Таков неумолимый закон природы. Бесы всегда, всегда выполняют свои обещания.