Пол Андерсон - Миры Пола Андерсона. Т. 6. Мир без звёзд...

— Хорошо, хорошо… — Эвери растерянно провел рукой по волосам. — Я сожалею, что вы так отнеслись к этому…

— Эти идиоты в руководстве, которые подбирали состав экспедиции, должны были подумать об этом с самого начала.

— Но вы, надеюсь, не решили…

— Нет, пока я не отказываюсь. У вас есть два дня на размышление. Если в течение их вы не сообщите мне, что Янг выведен из состава экспедиции, то я отправлю свой багаж обратно на Марс. — Торнтон встал. — Я сожалею, что мне приходится говорить в столь резком тоне, — добавил он, — но это необходимо. Передайте мои слова руководству экспедиции. А сейчас я, с вашего разрешения, уйду. — Он пожал Лоренцену руку. — Рад знакомству с вами, сэр. Надеюсь, в следующий раз мы встретимся в более подходящих условиях. Я с удовольствием обсудил бы с вами методы использования Х-лучей в астрономии.

Когда марсианин вышел, Эвери растерянно взглянул на Лоренцена.

— Как насчет выпивки? Мне сейчас не помешает стаканчик доброго виски. Что за нелепый поворот событий!

— Если реалистически смотреть на вещи, то Торнтон прав, — осторожно заметил Лоренцен. — Если эти двое окажутся на корабле, может запросто произойти убийство.

— Согласен. — Эвери достал из ручки кресла интерком и сделал заказ. Затем он вновь повернулся к гостю: — Не понимаю, как могла произойти подобная нелепая ошибка… С другой стороны, меня уже ничто не удивляет. Над всем проектом с самого начала тяготеет какое-то проклятие. Все идет наперекосяк. Мы уже на целый год отстали от намеченного графика работ, а стоимость проекта превысила первоначальную вдвое.

Робот-стюард ввез сервировочный столик на колесах и остановился перед ними. Эвери взял стакан, наполненный виски с содовой, и сделал несколько торопливых глотков.

— Янгу придется остаться на Земле, — сказал он. — Он — обычный инженер, каких много. Зато физик уровня Торнтона экспедиции совершенно необходим.

— Странно, — заметил Лоренцен, — что человек с таким блестящим умом — как вы знаете, он один из лучших современных математиков, — и оказался… сектантом.

— Ничего странного. — Эвери с угрюмым видом сделал еще глоток. — Разум — удивительная вещь. Человек может верить одновременно в дюжину взаимоисключающих вещей. Немногие из людей вообще умеют мыслить, да и то используют для этого лишь надкорку мозга. Остальные миллиарды нейронов — лишь хранилище условных рефлексов, подсознательных страхов, бессмысленной ненависти и нереализованных желаний. В конце концов мы все же постигнем науку о человеке — подлинную науку — и научим каждого ребенка, как стать хозяином своего мозга. Но для этого потребуется еще очень много времени. Слишком много нелепого и безумного было в истории человечества, да и в нынешнем устройстве общества — тоже.

— Пожалуй, вы правы, — задумчиво сказал Лоренцен. — Но перейдем к делу, сэр. Вы хотели видеть меня…

— Только для того, чтобы познакомиться с вами и выпить по стаканчику, — заверил его Эвери. — Я обязан хорошо знать всех членов нашего экипажа. Но для этого необходимо время.

— После того как я согласился участвовать в экспедиции, вы получили мои психотесты, — .сказал Лоренцен, слегка покраснев. — Разве этого недостаточно?

— Нет. Тесты могут характеризовать лишь отдельные черты характера, они строятся на основе эмпирических формул и статистических данных. Я же должен знать вас как личность, Джон. Я вовсе не собираюсь лезть вам в душу. Напротив, я хотел бы, чтобы мы стали друзьями.

— Ладно, валяйте, спрашивайте, — сказал Лоренцен и сделал глоток обжигающего виски.

— Никаких вопросов, — вновь вздохнул Эвери. — Это не собеседование, Джон, а всего лишь беседа. Господи, как бы я хотел поскорее оказаться в космосе! С самого начала этот проект преследуют неудачи. Если бы наш общий друг Торнтон знал все детали, то наверняка бы решил, что Божья воля не пускает людей на Троас. Возможно, это правильно. Иногда я поражаюсь…

— Кажется, первая экспедиция не вернулась?

— Да, но Троас открыла вовсе не экспедиция Лагранжа. Первым был полет группы астронавтов, которые исследовали созвездие Геркулеса. Изучая двойную звезду Лагранжа, они обнаружили систему Троас-Илиум и провели кое-какие планетографические измерения, но не совершили высадку ни на одну из этих планет. Затем последовала первая специальная экспедиция института — и она на самом деле не вернулась.

В комнате воцарилась тишина. За широким окном город переливался во тьме мириадами разноцветных огней.

— Итак, мы — вторая экспедиция, — заметил Лоренцен.

— Да. И все с самого начала пошло из рук вон плохо. Три года институт потратил на сбор средств. Разразился скандал, связанный со злоупотреблениями, и в руководстве института произошли серьезные перемещения. Затем началась постройка корабля. Купить целиком его не удалось, и корабль строили по частям в десятках аэрокосмических фирм. Задержки в сроках и неувязки следовали бесконечной чередой. Этот агрегат оказался неисправен, а другой нормально работал, но инженерам, видите ли, захотелось его усовершенствовать. Время строительства затягивалось, а стоимость проекта все возрастала. Наконец — это секрет, но вы должны знать — был случай явного саботажа. При первом же испытании главный конвертер вышел из строя. Только один из членов экипажа сохранил самообладание и спас двигатель от полного разрушения. Ремонт корабля и новые задержки в поставке комплектующих агрегатов окончательно истощили средства института. Пришлось сделать перерыв в работе и заняться сбором средств. Это было нелегко сделать: идея колонизации новых планет с каждой новой неудачей вызывала в обществе все меньше энтузиазма.

Теперь почти все готово. Есть, конечно, кое-какие проблемы — тому пример моя беседа с Торнтоном, — но в целом работа завершена. К счастью, директор института, капитан Гамильтон, и еще кое-кто оказались достаточно упорными. Обычные люди отступились бы от проекта еще много лет назад.

— Много лет… кажется, со времени исчезновения первой экспедиции прошло семь лет, не так ли? — спросил Лоренцен.

— Да, и пять лет с начала подготовки этой.

— И кто оказался саботажником?

— Никто не знает. Может быть, какая-то из групп фанатиков следовала своим разрушительным замыслам. Таких случаев было немало, вы же знаете. Не всем по вкусу идея колонизации новых планет. Или, возможно… Нет, это слишком фантастично. Я скорее готов поверить, что второй экспедиции института Лагранжа попросту не везет. Надеюсь, эта черная полоса уже позади.

— Первой экспедиции тоже не повезло? — вкрадчиво спросил Лоренцен.

— Не знаю. Да и кто знает? На этот вопрос мы и должны будем, в частности, найти ответ.

Некоторое время они сидели молча. Лоренцен думал: «Похоже, что кто-то не хочет, чтобы люди достигли Троаса. Но кто? И почему? Возможно, мы найдем там, на звезде Лагранжа, ответ — но хотелось бы с ним вернуться на Землю.

Первой экспедиции это не удалось…»

После открытия законов подпространства межзвездные расстояния перестали быть непреодолимым препятствием. Ныне для преодоления пропасти в 100 000 световых лет требуется не намного больше времени, чем для перелета в один световой год. Овладев пространством, земляне исследовали ближайшие звезды, а затем устремились к самым любопытным объектам Галактики, игнорируя миллионы более близких, но заурядных звезд. За двадцать два года, прошедших после экспедиции к альфе Центавра, космические корабли Земли посетили сотни звезд. Ученые получили массу бесценных сведений о строении других солнц, но надежда найти подходящую для колонизации планету, увы, постепенно ослабевала.

Первая экспедиция к созвездию Геркулеса преследовала чисто астрофизические цели. Ее участники намеревались провести ряд астрономических наблюдений в этом скоплении из миллионов звезд, сравнительно свободном от пыли и газа. Однако, облетая двойную звезду Лагранжа, ученые обнаружили любопытную планету и изучили ее. Планета также оказалась двойной, причем самая крупная из них по размеру была близка к Земле. Ее назвали Троас, а ее луну — Илиум. Поскольку необходимых средств для высадки у экспедиции не было, пришлось ограничиться наблюдениями из космоса…

Лоренцен со вздохом опустил отчет. Он уже почти выучил его наизусть. Спектрографические исследования атмосферы показали, что на поверхности Троаса, скорее всего, произрастала растительность, содержащая хлорофилл. Планета была холодной, большая ее часть была покрыта льдом. Снежные бури царствовали и в экваториальных широтах, однако эти области знали и теплое лето. Измерения массы планеты, плотности атмосферы и ее температурного режима показывали: Троас пригоден для колонизации! Люди, возможно, могли построить здесь города и поселки и ходить без скафандров, дыша вполне пригодным для землян воздухом.