Андрей Ильенков - Флудий & Кузьмич

Машинально мы все ломанулись к забору и через замаскированные щели увидели как на нас медленно, но неотвратимо, как вулканическая лава надвигается наряд милиции из трёх человек во главе с уже известным местным участковым Попадаевым, чей грузный вес, и, как следствие, – неспешная поступь давали нам минуту-другую выигрыша.

– Мужики, делайте что хотите, но задержите их хотя бы минут на десять! – скомандовал я (простите за не скромность, Мудриус, но в критические моменты, иногда, я проявляю чудеса самоорганизации). – За меньше время – не управлюсь; я – в малютку – готовить её к запуску, а ты, Петь, – аккуратно подашь мне через люк предохранитель – только смотри не обожгись, толком не остыл, зараза!

Сказано – сделано. Тимофей присоединился к брату Алексею, встав вторым часовым у ворот и теперь оные можно было открыть разве что танком, Кузьмич – слез с забора и занял позицию переговорщика – курсируя между братьями и малюткой, и, видимо, продумывал в голове варианты убедительных отмазок дабы грамотно потянуть время в неминуемом диалоге с органами правопорядка, а Ломакин, словно мастер спорта по йоге, всю жизнь таскавший из огня голыми руками камни, ни теряя, ни секунды, перекрестившись, стиснув до скрежета зубы и прокусив губу, взял драгоценнейший предохранитель и понёс его к малютке, где я впопыхах уже подготавливал оборудование для взлёта.

– Откройте, милиция! – наконец, угрожающе раздалось за воротами.

Ответом была гробовая тишина, разбавляемая еле слышным щёлканьем тумблеров, которые я вынужден был переключать в нужное для старта положение.

– Откройте немедленно, мы знаем, что вы здесь!!! – с новой силой раздался низкий голос участкового под аккомпанемент барабанной дроби в дверь его подчинённых.

– Ась?! Ты что ли, Василич? – выдержав достойную паузу, ответил нарочито заспанным голосом и не громко Кузьмич.

– Да я это, я! – раздражался в нетерпении участковый, – открывай быстрее!

– А я по глухоте старческой, грешным делом подумал, что кто чужой, – продолжал «издеваться» над капитаном егерь, убивая ради жизни (моего спасения) время.

– Так открывай же, твою мать, раз узнал! – почти кричал, не сдерживая гнев, капитан.

– Вот теперь точно узнаю – сразу бы отматюгался, как следует, а то скребётесь как мыши серые, – еще секунд двадцать отыграл егерь.

– Кузьмич, блин, я тебя оштрафую к едрене фени за препятствие следствию и оскорбление при исполнении! – взревел, как медведь, Прилипаев.

– Чего вдруг сразу штрафовать-то – у меня и так пенсия с гулькин клюв, разве не видишь: ключи не могу найти, обожди малость – сейчас у Петьки спрошу: Петь, а Петь, Ау! ты, где есть-то?! – словно в лесу собирая грибы, позвал Ломакина Кузьмич, глядя как он, в десяти метрах от него помогает мне готовить к старту малютку. – Ну, долго вы, черти окаянные?! Василич уже рвёт и мечет, – шёпотом спросил он нас.

– Минут пять, – умоляюще как можно тише прошипел я в ответ, отчаянно тестируя бортовой компьютер.

– Так чего говоришь случилось-то! – как ни в чем не бывало продолжал егерь, подмигивая невозмутимым братьям Завьяловым, которые как две гигантские скалы, подпёрли с внутренней стороны ворота и похоже вообще не обращали внимание на угрозы милиции, целиком и полностью сосредоточившись на исполнении ответственного задания.

– Не твоё дело! – отрезал звереющий Капитан, – а, если, через секунду не отроешь, чёрт старый, то сейчас точно кое-что случится! А ну, – отворяй ворота!

– Не нукай, не запрягал! – огрызнулся в свою очередь Кузьмич, – говорят тебе, торопыга, – обожди…сейчас Пётр подойдет и откроем…

– Всё, блин! – моё терпение лопнуло!!! – всё-таки взорвался, не привыкший за долгие годы службы к возрождениям и неповиновениям, участковый, – а ну, ребята, навались на ворота, раз по-хорошему не понимают!!!

– Ты чего Василич – белены объелся?! – это ж частная собственность – тебя с твоими архаровцами прокурорские на раз в дворники разжалуют…будете потом локти кусать! -

– Не разжалуют: кишка у них тонка, – я в чрезвычайных ситуациях всё что хочешь могу натворить: мне, как и умолешённому, – ни хрена не будет…понял, двустволка ты ржавая…последний раз предупреждаю – отворяй! – всё же сбавил немного обороты Прилипаев.

– Это точно, – негромко хихикнул егерь, – нет ума – считай калека…вон Петька уже с ключами идёт – говорил же: обожди малость…

– Ну, Кузьмич, хоть ты мне и приятель, но я тебя за твой язык ядовитый, точно на сутки посажу! – таки уловил профессиональным слухом участковый сквозь ворота отпущенную в его сторону колкую остроту, – Ломакин, твою кузницу! а ты, чего тормозишь – рожаешь там что ли?!

– Да нет, Сидор Васильевич, испытание провожу: сейчас открою…- крайне вежливо ответил Пётр и дал знак Кузьмичу, что бы тот срочно подошёл ко мне.

– Испытания он проводит, а разрешение от пожарных есть? – то же мне, гений доморощенный…- нервно ворчал участковый, из последних сил сдерживая внутреннее негодование. – Ну, и где!? – после почти минутного бестолкового скрежета ключом о скважину замка вновь начал распалялся от неслыханного неповиновения раскрасневшийся Прилипаев, – мне чего всю вашу шайку-лейку штурмом брать? – я в момент устрою!

– Да, что вы, что вы, – максимально испуганно и покорно отвечал Ломакин, – просто заклинило чего-то, товарищ капитан, сейчас запасные ключи принесу – одну минуточку, и, следом за егерем тихонько подбежал ко мне.

– Ну, всё, сукин сын, за язык тебя никто не тянул – сам сказал «минута»: время пошло – потом пеняй на себя – снесу всё к едрени фене и оформлю протокол что так и было – будете впредь знать как власть не уважать!!!

– В общем, так, братья… – начал я прощальный монолог, дрожащим от драматизма момента голосом, спрятав под гермошлемом, захлёбывающиеся от накатившихся слёз благодарности и скорой разлуки глаза. – У меня всё готово к старту и как только я задраю люк, у вас будет секунд тридцать, что бы лечь на землю; в принципе, ничего страшного не должно произойти: малость пошумлю и подымлю при старте… близнецов п…предупредите…

– Сделаем, Фёдор Иванович, – первым откликнулся завороженный происходящим Ломакин, который, тем не менее, ежесекундно оглядывался на ворота.

– А через сутки, повторяю – через сутки, в Понедельник, ровно в 23:00 утра у Ташнилова болота, где мы малютку откапывали – я буду вас ждать! Слышите – я обязательно прилечу! Кузьмич, приведи непременно Наденьку. Обязательно приведи! До встречи братцы! И низкий вам за всё поклон! Не поминайте лихом, если что! От винта!!! – и я, задраив люк, и отсчитав ровно тридцать секунд: включив зажигание, медленно вдавил в пол педаль газа. Малютка сначала ласково защебетала, затем традиционно огрызнувшись пару раз – зарычала, как хищник перед решающим броском на жертву. Затем, пустив вокруг себя специальную дымовую завесу, она, наконец, рванула свободной и мощной птицей, с Земли в темнеющие небеса по восходящей траектории, где через мгновение и скрылась с ошарашенных глаз моих друзей и, впавшего в полный штопор непонимания, наряда милиции.

Я же, удаляясь всё дальше и дальше от места своего первого и столь успешного контакта с землянами, в свою очередь, безнадёжно пытаясь разглядеть через залитый слезами иллюминатор ставшие мне дорогими лица товарищей. Осознав тщетность сего действа, я переложил изначально нейтральный курс на Тибет, что бы там, среди горной тишины и покоя привести свои расшатанные нервы, чувства и мысли в должный порядок; а затем, передохнув, измучившимся телом от невыносимой для него физиологической формы местных, подумав над нужными словами объяснения с Наденькой и друзьями, которым, возможно, потребуется моя помощь – ведь чем завершилось их противоборство с нарядом милиции – мне не было известно – с новыми силами приступить к завершающей части доверенной мне ВВС миссии. Кроме того, мне непременно хотелось помимо пусть и искренних, но всё же – слов – отблагодарить своих товарищей чем-то существенным, полезным за подобающие поведение, сострадание к ближнему своему и безграничную широту души, равной которой, я не встречал ещё во Вселенной.

Но что я мог подарить людям, в которых духовное начало, совестливость и порядочность преобладают над стяжательством, безразличием и пошлостью? Кстати, вот ведь тоже вопрос вопросов: уже или ещё у подобных людей прогрессивные ростки надежды, основанные на всём хорошем в человеке, превалируют над их загнивающей сущностью, когда, как сейчас, в большинстве своём, они, подобно безвольным рабам – без сопротивления надели на себя, пусть и умышленно навязанные, цепи грехопадения, которые так «сладки» тем, что не нужно мучатся угрызениями совести по поводу проступков, напрягать мозги и дух, брать на себя ответственность – одним словом быть свободным человеком? «Бери от жизни всё», «после нас хоть потоп» – таковы нынче спускаемые сверху и массово тиражируемые в СМИ лозунги, смысл которых превратить человека в управляемое и послушное, извините, быдло. Разобщают человека, порвав не только дружеские, но свойственные от рождения даже и родственные горизонтальные связи, оставив его один на один с бездушным молохом антигуманной пропаганды. Втоптать остатки его души в грязь пошлости и довести до скотского состояния потребления ради потребления, притом, что две – трети людей из стран так называемого третьего мира балансируют на грани повальной нищеты.