Светлана Багдерина - Первый подвиг Елены Прекрасной, или Библиотечный обком действует

– Я – царь, – гордо прозвучало в ответ из-под подоконника.

– Какой царь?

– А сколько их у тебя?

– Прошу извинить, ваше величество… Не признал… Не ожидал увидеть при таких обстоятельствах, так сказать… Застигнут в полный расплох.

Царь смягчился.

– Ладно, чего там… Это ты нам побег устроить хотел?

– И я тоже. А звать меня Митроха, я истопник ваш… – донеслось уже откуда-то из-за шкафа.

– А куда это ты…

– Я где-то тут днем спички видел и свечку…

Как в подтверждение его слов ослепительной точкой на черном фоне вспыхнул огонек спички, поджегший фитилек толстой свечи.

Истопник зашаркал к государю неровной ковыляющей походкой, нервно поводя кругом свечой, но, несмотря на его[35] страхи, колдун ниоткуда не выпрыгивал и на помощь не призывал.

Симеон быстро, но осторожно попробовал выпрямиться, пока его подданные не застали его в таком виде, но охнул сквозь зубы и отказался от этой авантюры.

– Посвети-ка сюда, истопник Митроха… – его не менее величественное от неудобного положения величество ткнуло мечом[36] себе под ноги. – Тут, кажется, плохо кому-то.

Граненыч послушно подошел поближе к указанному объекту и наклонился над ним.

– А по-моему, ему не плохо… – после непродолжительного осмотра проговорил он и выпрямился. – По-моему, ему уже хорошо.

– То есть как? – не понял царь.

– То есть никак, – разъяснил истопник. – Помер он. Холодеет, вон, уже.

– А кто это…

– Так это он и есть. Колдун наш. Покойный.

– А что с ним…

– Так сдается мне, ваше величество, это вы его своей собственной рукой… или ногой – чем вы там в него заехали, когда в окошко влетели – уходили. Насмерть.

– А ты уверен, Митроха?… – тут, оставив на минуту все еще бесчувственную царицу, повернулся к ним Дионисий.

– Сам посмотри.

– М-да… Похоже, что узурпатор действительно скончался самым бесславным образом… – покачал головой библиотечный и надвинул на лоб берет. – Что теперь делать будем?

– Во-первых, надо подать сигнал Ефросиньюшке и Симе, чтобы они перебирались сюда, – твердо заявил царь.

– А кстати, ваше величество, как же вы сюда попали? – впервые задался вопросом Митроха. – Люлька-то ведь здесь осталась?…

– Связал рукава какой-то шубы, – явно гордый своей смекалкой, ухмыльнулся в всклокоченную седую бороду царь. – Там этого добра – завались. Вот тебе и люлька. Сегодня вечером без предупреждения этот разбойник явился к нам и стал по комнате расхаживать. Ходит и молчит. Ну и мы молчим. А потом вдруг прилетела ваша стрела с запиской. Он обрадовался – как будто полцарства в наследство получил… Кхм… Даже нам ее вслух зачитал. Над каждым словом издевался. Ух-х-х… Мерзавец… – Симеона передернуло. – Так и хотелось плюнуть и раздавить его, как таракана помойного… Потом, когда наизгалялся всласть, вытянул веревку, сел в люльку, похихикал на прощанье и поехал сюда. Ну я оставаться там не мог, подумал – помирать – так с музыкой, связали мы с моими женчинами шубу рукавами, и – к вам… Она парчой крытая, скользкая, вот так сам стрелой сюда и влетел… Спасибо вам, мужички, что придумали все это. Век не забуду. Царской милостью своею не обойду. Сразу, как только супостата прогоним… Кстати, я, кажется, тут на барышню какую наступил нечаянно?… С вами она была, что ли? Помощница ваша? Чего ей надобно – всё получит девка.

– Это я была, ваше величество… – донесся из-за спины Дионисия слабый, но уже спокойный голос.

– Я?… Кто – «я»?… Не может быть… Елена… Доченька наша… Елена… – царь распереживался и захлопал себя по бокам как нервная курица перед полетом. – Не может быть!.. Ты жива!!!.. А мы-то уж тебя… Не может быть!.. Прости дураков… А что с ребеночком? Все хорошо? А уж мы-то боялись, мы-то боялись… Ой, дела… Вот дела…

Объятьям и слезам не было бы конца, если бы не прибытие «меховым экспрессом» не дождавшихся ни сигнала, ни новостей царицы Ефросиньи и Серафимы за ней, с остатками крышки ларя в судорожно сжатых кулаках.

И все началось по новой.

– Милости всех прошу в мою скромную обитель, – отвесил изящный поклон и распахнул дверце шкафа, маскирующего вход в его жилище Дионисий, когда женщины, наконец, всласть наобнимались, наплакались и насмеялись. – Места здесь немного, но над этим можно поработать. Дам попрошу пригнуться – притолока низкая.

Корешки книг растворились в воздухе, и новые постояльцы увидели маленькую, уютную прихожую.

– Матушка Ефросинья, Серафима! – не успев переступить порога тесного мирка Дионисия, ставшего теперь убежищем еще для трех человек, самым заговорщицким из заговорщицких тонов произнесла Елена. И по голосу и виду ее было ясно, что сейчас она скажет им такое, что распирало, буквально разрывало ее уже много бесконечных дней, и от чего они ахнут и восхитятся. – А попробуйте угадать, с кем я познакомилась, пока пряталась здесь?…

Пока женщины обменивались свежей порцией восторгов и восклицаний – откуда только брать успевали! – Симеон, наученный горьким опытом, больше не пытаясь распрямиться, подковылял к Граненычу, перерезавшему веревку, тянущейся к месту их недавнего заточения, и брезгливо ткнул пальцем в мертвого колдуна у окна:

– А с этим что будем делать? Если его найдут его головорезы, ты представляешь, что тут начнется?

Истопник честно поразмышлял с полминуты и покачал головой:

– Нет, не представляю.

– Я знаю, что нужно делать, – библиотечный проводил дам в дом и тут же вернулся. – Граненыч, ты знаешь во дворце какое-нибудь укромное место, где его еще сто лет не догадаются искать?

Митроха пожал щупленькими птичьими плечиками:

– Да полно таких мест во дворце. Подвалы. Кладовые. Дровяники. Выгребные ямы, наконец…

– Нет, только не это, – моментально отрезал Дионисий.

– Почему? – удивился царь. – По-моему, там ему, мерзавцу, самое место.

– Потому что мой план заключается в том, чтобы Граненыч отнес в такое тихое место книгу из моей библиотеки, а потом мы Путем Книги перетащили туда колдуна и спрятали, а я не потерплю, чтобы моя книга оказалась…

– Чем-чем перетащили? – наморщил вопросительно лоб царь.

– Путем Книги, – нетерпеливо объяснил Дионисий. – В пределах дворца я могу попасть невидимой дорогой в любое место, где лежит моя книга, и провести с собой еще кого-нибудь.

– Книги… книги… книги… – Симеон захлопал глазами, начиная кое-что вспоминать и понимать. – Книги… Так эта книга в тесте… тогда… это была ваша затея?…

– Наша, – сухо кивнул библиотечный, все еще не в состоянии примириться с потерей одной из своих питомиц.

– То есть, вы хотели вывести нас… а мы не догадались… – виновато всплеснул руками царь. – Так кто ж мог знать… Вы б хоть записку положили…

– А записка там у нас была, – вмешался Митроха. – Между страницами вложена.

– Так ведь мы ее не раскрывали толком-то – страницы все слиплись, – развел руками Симеон. – Кирпич кирпичом. Но все равно – спасибо вам, братцы. Просите у меня за свою помощь чего душе угодно.

– Да ничего нам не надо, – отмахнулся скромно истопник.

– Хорошо, я подумаю, – задумчиво согласился библиотечный.

– Только потом, – поправил его Граненыч. – А пока, любезный, лучше подумай, какую книгу ты мне отдашь, чтобы унести, – оторвал он от приятных размышлений Митроху.

– А чего тут долго думать, – глаза Дионисия прищурились и вспыхнули огнем застарелой мести. – Шапкин-Невидимкин тебе подойдет?

– Замечательная книга, – согласно кивнул Митроха. – Для этих целей. Только поторопись. За ночь мы должны успеть с этим фруктом управиться. Утром, чует сердце мое, начнется тут такое…

Предчувствие его не обмануло.

Утром, нервно прождав два часа у покоев бывшего царя, а теперь – у кабинета-лаборатории-спальни его ужасного величества Чернослова, лейтенант Ништяк выдохнул резко, как будто собирался нырнуть в холодную воду, и вопросительно постучал в дверь.

Как уже догадался читатель и как начинал подозревать командир Черной Сотни, никто не отозвался ни на этот стук, ни на следующий, ни на еще три. И тогда, презрев строжайший наказ царя не беспокоить его во время работы, лейтенант еще раз вздохнул и осторожно, как шпион, приоткрыл дверь на несколько миллиметров.

Открывшееся поле обзора не проясняло ничего, и поэтому через полминуты дверь была приоткрыта еще на несколько миллиметров, и еще, и еще, пока в образовавшуюся щель не смогла просунуться и повертеться по сторонам голова замирающего от страха и любопытства Ништяка.

В комнате было пусто. Кровать стояла не расправленной, свечи – не зажженными, ужин – не съеденным. Колдуна не было.

Через десять минут дворец напоминал растревоженный муравейник, если бы в мире существовал муравейник с муравьями-зомби, бестолково шарахающимися из конца в конец своего обиталища, сталкиваясь друг с другом, роняя вещи, непонятно как и зачем оказавшиеся у них в руках, налетая на косяки и стены и не замечая этого, поглощенные одним стремлением – зачем-то найти какого-то Чернослова.