Дуглас Хилл - Заварушка на Фраксилии

Одним был толстый коротыш, ползавший на четвереньках по склону холма. По радужным слоям кисейных мантий я немедленно опознал ю`Багнехауда, хотя виден был главным образом объемистый зад Первого Слуги. Усердно ползая по траве и явно что-то тщательно там выискивая, он высоко и призывно возносил свою филейную часть. Царебог не преминул откликнуться на призыв: августейшая ступня впечаталась в подставленную мишень, и я услышал уже знакомый сочный шлепок и вторящий ему вопль жертвы. Одалиски зашлись смехом.

Вторая замеченная мной фигура заставила меня податься к самому краю балкона и чуть ли не перевеситься через перила. Это было одна из девушек в паланкине. Она лежала на боку, озираясь по сторонам, такая же округлая и аппетитная, как остальные. Но в отличие от прочих наложниц в ней чувствовалось какое-то напряжение, словно она отчаянно пыталась сжаться и скрыть свою наготу. В тот миг, когда я заметил на ее руках магнитные наручники, я рассмотрел наконец ее лицо — она повернулась ко мне в попытке уклониться от ленивых заигрываний царебога, который время от времени принимался щупать ее.

Закованной в наручники пленницей гарема царебога была Мела, моя напарница.

Я сразу понял, что произошло. Я оставил ее, раздетую и бесчувственную, на попечение сервилоидов, твердо усвоивших, что положено делать с незнакомыми раздетыми и бесчувственными девицами.

Они перенесли ее в гарем.

Прекрасно зная Мелу, я понимал, что наручники на нее надели неспроста — вероятно, она пыталась вырваться и убежать, а может, и нанести тяжкие телесные повреждения Его Божественности. Ей повезло, что она довольно привлекательна и царебог решил оставить ее для услад, вместо того чтобы убить на месте.

Тут мои размышления были прерваны повторно, на этот раз — появлением из ажурного входа (двери с грохотом вылетели, выбитые взрывом гранаты, и в гарем повалили клубы дыма) шайки всклокоченных дегтярников. По всему было видно, что они наткнулись на «Райский уголок» случайно и не ожидали увидеть ничего подобного. С разгону влетев внутрь, они опешили и изумленно остановились, озираясь.

Их потрясла не роскошь открывшихся им женских прелестей. Насколько я знаю, эти негумы не считают самок человека привлекательными, разве что, может быть, в качестве объектов грабежа. Скорее всего, их потряс и заворожил сам «Уголок».

Однако им не пришлось долго наслаждаться его созерцанием. Несколько прекрасных молодых наложниц со странно пустыми лицами, только что мило щебетавшие о пустяках (по крайней мере так мне казалось), вдруг повернулись к пришельцам, разом вскинули правые руки — и исторгли из выставленных вперед указательных пальцев мощные струи бластерного огня, в мгновение ока обратившего дегтярников в пепел.

Казалось, стены и потолок гарема обрушатся от хохота царебога.

— Нечему удивляться, моя милая, — пробасил он, обращаясь к потрясенной не меньше моего Меле. — Мне двести пятьдесят три года, но я вовсе не стар и пребываю в здравом уме. Кроме обычных убивоидов, рассеянных по Святилищу, у меня есть и особые, их я держу здесь, при себе — это моя личная стража.

Царебог снова гулко захохотал, а особы, поначалу принятые мною на наложниц, возобновили тихую беседу.

У меня тряслись руки, и я обливался липким холодным потом. Я вспомнил, как всерьез обдумывал, не спуститься ли вниз и не отнять ли фетам у дряхлого старца… и, самой собой, спасти Мелу. Но теперь…

Я медленно попятился от перил, думая, что нужно быть настоящим извращенцем, чтобы загримировать убивоидов под голеньких наложниц, да еще придать им такие хрупкие и соблазнительные формы. Но, сказал я себе, меня это теперь не должно волновать. Сейчас, когда все вооруженные банды подошли к «Райскому уголку», пришло время убраться отсюда.

Я с сожалением оставлял в руках царебога фетам, к которому подобрался так близко, и терзался оттого, что вновь приходится бросать Мелу. Но я отлично видел, что здесь, под надежной охраной наложниц-убивоидов «Уголка», ее жизни не грозит опасность. Мела опять была в большей безопасности, чем я, которму предстояло вновь с головой окунуться в убийственный водоворот войны без правил!

И я попятился к двери — попятился, птому что был не в силах оторвать тоскующий взор от девичьих тел, даже от тел замаскированных убивоидов. Это было глубоко непрофессионально, и я прекрасно это понимал, но вряд ли на свете много мужчин, способных заставить себя поступить иначе.

Однако мои беды только начинались.

Я понял это, когда сильные руки точно клещами стиснули мои плечи и вздернули меня над полом. Я вскрикнул, обернулся и увидел двух высоких, прекрасно сложенных обнаженных женщин. Одна из них держала меня в объятиях. Но судя по их силе и пустым глазам, это не были женщины. Чтобы понять, кто они, не нужно было видеть черневшие в кончиках их указательных пальцев отверстия дул. Высматривая Мелу, я, видимо, слишком далеко высунулся из-за перил, и стражницы царебога заметили меня. И не думая вырываться — это было бесполезно, — я попытался вложить в свои слова хотя бы крупицу гнева.

— Не знаю, за кого вы меня приняли, — мой голос дрожал от притворной ярости, — но я Дел Карб, почетный гость его милости…

Не сказав ни слова в ответ, державший меня механизм теснее привлек меня к себе, и к моей спине прижалась восхитительная высокая грудь. Но я не успел насладиться этим положением — вторая механическая дама протянула указательные пальцы к моей шее и надавила.

Я погрузился в нахлынувшую на меня тьму.

В подобном способе лишения сознания есть одна хорошая сторона — очнувшись, вы не испытываете тех неприятных ощущений, какие мучают вас после приема наркотика или удара по голове. Плохо другое: продолжительное сдавливание шейных артерий может привести к повреждению головного мозга. Впрочем, как и наркотические препараты и удары по голове. Что касается меня, то, вынырнув на поверхность сознания, я обнаружил, что не утратил способность соображать.

В остальном дела обстояли не столь хорошо. Там, где руки убивоидов впивались в мое тело, оно болело, меня грубо обыскали, и одежда моя была в серьезном беспорядке. К счастью, маленькая кредитная карточка, подтверждающая мое право на вторую часть комиссионных, лежала на месте, в кармане. Но руки мои были скованы магнитными наручниками, такими же, какие я недавно видел на Меле. Я лежал ничком на пахучей теплой траве, а надо мной гремели гневные раскаты баса:

— …наверняка должен знать, как он открывается, и объяснит это нам, когда очухается.

Насколько я сумел разобрать, бас принадлежал царебогу, а разговор шел обо мне.

— Он доставил его сюда. Он наверняка открывал его и обкрадывал меня!

— Ничего подобного, — возразил усталый раздраженный голос, отлично мне знакомый. Похоже, царебог произвел на Мелу не слишком сильное впечатление. Мне захотелось мысленно вложить ей хоть крупинку полезной почтительности. — Говорю вам, никто не может открыть этот цилиндр. Нужен специальный, предварительно подогнанный молекулярный ключ.

— Это я уже слышал, — прорычал в ответ царебог, — но мой Первый Слуга, болван, ухитрился уронить этот ключ в траву!

Я снова услышал сочный шлепок и вскрик, без сомнения, слетевший с губ ю`Багнехауда, и тихо порадовался, живо представив себе процесс впечатывания божественной ступни в оттопыренный жирный зад.

— Я найду его, ваше всемогущество! — бормотал Первый Слуга на дальнем склоне холма. — Если бы я мог призвать на помощь сервилоидов…

— Ты уже пытался это сделать, но они не пришли, — прогрохотал царебог. — Не смогли добраться сюда или все перебиты — не знаю. Поэтому искать ключ придется тебе, и поспеши, пока я не приказал перетопить тебя на сало…

— Но, ваша благосклонность, — пискнул ю`Багнехауд, — вина здесь не только моя. Вся эта стрельба в Святилище… это так тревожно… мои нервы…

— Что, ручонки трясутся? — насмешливо переспросил царебог. — Но здесь тебе нечего бояться. Это вторжение довольно забавно, но оно не более чем средство развеять скуку. Как только цилиндр откроется, я это прекращу. — В голосе правителя Фраксилии появились командные нотки: — Эй, убивицы! Приведите эту дохлятину в чувство! Отрежьте ему что-нибудь — может, тогда он очухается!

Инстинкт самосохранения подсказал мне, что «убивицы» — это скорее всего убивоиды в девичьем обличье, а упомянутая «дохлятина», по-видимому, не кто иной как я. В два приема вскочив на ноги — несколько неуклюже, поскольку руки у меня были скованы — я попятился от пары подступающих ко мне убивоидов с пустыми глазами.

Я увидел, что нахожусь на вершине холма, прямо перед паланкином, в котором возлежал царебог со своими девицами. И Мела. Заметив, что я очнулся, она, забыв про наручники, с самым грозным видом соскочила с помоста на траву и попыталась ударить меня ногой. Не насторожись я при виде приближающихся ко мне убивиц, я, наверное, пел бы сейчас партии колоратурного сопрано в одном из добровольных хоров планеты Харлес.