Дмитрий Емец - Таня Гроттер и пенсне Ноя

Что же так, девочка? Не хватило решимости? Скверно, очень скверно… Все равно от него придется избавиться. Лишние свидетели нам не нужны.

«Уйди! Кто ты? Чума-дель-Торт?»

Я – это ты! Твое второе я, твоя тень. Я – те желания, которых ты страшишься…

– Что с тобой? – спросил Ягун.

Таня провела рукой по лицу. Ей запоздало пришло в голову, что коричневые воины сражались хотя и решительно, но словно поневоле. Не достаточно ли было просто выбить у них мечи? Зачем она убила третьего, когда он прекратил сопротивление? Почему не остановила жезл?

– Эй, Танька, ты меня не слышишь? Я спрашиваю: с тобой все нормально? Тебя не ранили?

Она покачала головой:

– Нет… не знаю… не приставай ко мне… И держись подальше от этой штуки.

– Забавная палица. Или это не палица? Где ты ее взяла? – заинтересовался Ягун.

– Это жезл. У живых он отнимает душу. Что он делает с мертвыми, ты видел сам… – сказала Таня.

На вопрос же «где» она вообще не ответила. Это значило бы нарушить клятву, данную Чуме-дель-Торт.

Ягун шагнул к стене с цепями, желая посмотреть, нет ли там прохода, как вдруг стена лопнула, точно сухая кожа. Оглянувшись на Таню, Ягун нерешительно шагнул вперед. Они оказались в огромном зале, границы которого скрадывал мрак. Еще издали им в лицо ударил сухой жар. Посреди зала в воздухе повис огненный полукруг. Казалось, ничто живое не может прорваться внутрь. Его края ослепляюще полыхали, зато с другой стороны что-то смутно и обнадеживающе белело.

– Ой, мамочка моя бабуся! – оживился Баб-Ягун. – Уважаемые зрители! Перед вами ворота команды Дубодама. Странно, что над ними не догадались пришпилить табличку «Оставь надежду всяк сюда входящий!».

Заглянув в осколок пенсне, Таня увидела отрубленную голову древнего чудовища. Пасть была распахнута, а клыки распространяли сияние.

– Некрофильское местечко… Похоже, весь Дубодам слеплен из частей тел каких-то допотопных монстров, – негромко сказала Таня и спрятала стеклышко. Она предпочитала и дальше заблуждаться, думая об этой голове как об огненном полукруге.

Однако в данный момент ее больше волновало, действует ли внутри Дубодама полетная магия. Размеры зала позволяли разогнаться и попытаться проскочить пламя. Она достала контрабас и, сев на него, приготовила смычок. Ворча, что он предпочел бы пылесос помеси гитары и скрипки, Ягун уселся сзади и крепко обхватил Таню руками.

– Тикалус плетутс! – крикнула Таня, выпуская искру.

Получилось! Контрабас взлетел, хотя и не так стремительно, как он сделал бы это на торопыгусе. Но волей-неволей приходилось использовать среднее полетное заклинание – Ягун был далеко не пушинкой. Контрабас же, как скоростной инструмент, плохо переносил перегрузку.

Испытывая, как инструмент слушается ее здесь, внутри Дубодама, Таня сделала по залу небольшой круг. Контрабас рыскал и высоко задирал гриф, но это происходило скорее из-за Ягуна, который слишком уж отклонился назад. Одновременно Таня внимательно изучала огненный проход. Существовало кое-что, что крайне ее тревожило. Почему арка защищена только с двух сторон и внизу под ней нет огня? Не для того ли, чтобы у того, кто станет прорываться, осталась возможность смалодушничать и в самый последний момент отклониться, избегая контакта с пламенем? А если так, то попытка прорыва скорее всего одна-единственная, и если они в первый раз свернут в сторону, то арка просто погаснет, и они с Ягуном навсегда застрянут здесь, в кромешной тьме, и не смогут уже ни вернуться той же дорогой, ни прорваться вперед, к Ваньке. Пройдет какое-то время, и, кроме трех кучек праха снаружи, появятся еще две внутри.

Таня решила, что пролететь нужно точно между двумя полукружьями, не коснувшись ни одного из них и постаравшись подгадать момент, когда пламя ослабеет. Это происходило примерно раз в минуту и продолжалось несколько коротких секунд.

Приготовившись, она стала выжидать момент. Она старалась не думать об огненном полукольце просто как о препятствии, вроде тех, что иногда вывешивал на драконбольном поле Соловей О. Разбойник. «Пустяк, просто арка!» – внушала она себе, сознательно принижая то значение, которое имели дальнейшие ее действия. Это была единственная возможность не поддаться панике.

– Давай! – крикнул вдруг Ягун. – Давай!

Таня взмахнула смычком и помчалась навстречу жару. Круг с опавшим пламенем стал приближаться. Но Таня не совсем угадала время. Контрабас не сделал еще и двух третей пути до круга, а языки пламени уже взметнулись, смыкаясь к центру и оставляя лишь узкую лазейку.

Таня действовала по наитию. Сомневаться или притормаживать было уже поздно.

– Торопыгус угорелус! – крикнула она.

Надрывно загудев струнами, разогнавшийся контрабас рванулся вперед. Несколько мгновений он вполне мог продержаться на скоростном заклинании.

Пламя ослепило Таню. Ей почудилось, что она вся в огне, что ее лицо и руки превратились в сухой жар. На самом же деле пламя лишь лизнуло полировку контрабаса. Таня закрыла глаза, спасая их от огня. А потом контрабас вдруг ухнул вниз, не выдержав торопыгуса.

Когда Таня открыла глаза, темный зал и огненный обруч исчезли. Контрабас лежал рядом. Должно быть, его подхватил Ягун, который стоял тут же с опаленными бровями и красным обожженным носом. Таня с удивлением обнаружила, как похож Ягун на свою бабусю.

Они находились в просторной и светлой зале, убранной не без роскоши. Тяжелая бархатная портьера разделяла ее на две части. Перед портьерой, преграждая им путь, на горе костей помещалось массивное и очень пухлое существо неопределенного пола. У него было две головы – каменная и глиняная. Первая голова была головой старца, вторая – головой молодой женщины. Жирный мягкий торс чем-то напоминал тела богов Древней Индии. Две из четырех его рук лежали на бедрах, две были скрещены перед грудью. Во всей его фигуре была какая-то одутловатая неподвижность.

Ягун попытался обойти существо и заглянуть за портьеру, но так и не смог приблизиться. Расстояние между ними не сократилось ни на сантиметр. И еще одна странность: в какую бы сторону ни устремлялся Ягун – между ним и портьерой все время оказывался двуглавый.

Поняв, что ему не пройти эту залу и за целую вечность, Ягун остановился и беспомощно посмотрел на Таню.

– Тут какая-то пространственная магия. Похоже, мы застряли, – сказал он.

В этот момент голова старца разомкнула губы.

– Я Ицатва. Тот, кто хочет пройти дальше, должен ответить на вопросы. Не станете отвечать – останетесь здесь и умрете от голода. Рискнете и ответите неверно трижды – ваша смерть будет быстрой… Что останется, если я заберу ваше дыхание, ваш след и вашу тень?

– Останусь я! – наудачу вякнул Баб-Ягун.

Ицатва не ответил. Он явно был из тех, кто не тратит времени и сил на лишние слова. Но Баб-Ягун в ту же секунду ушел в пол по пояс. Он не ощущал боли, увидел лишь, что вокруг его ног сомкнулся сплошной камень. Нечего было и думать о том, чтобы освободиться. Таня увидела, что Баб-Ягун побледнел.

Таня постаралась расслабиться. Впервые в жизни она жалела, что не родилась Шурасиком. В мире магов вообще популярны философские загадки. Загадки же типа «два конца, два кольца, посередине гвоздик» являются исключительно изобретением лопухоидов. «Искренность, друзья мои, только искренность. Думайте сердцем, ищите всеобщее – то, что объединяет всех. Голова здесь дурной советчик», – нередко говаривал Сарданапал, сам любитель подобных ребусов.

На что-то смутно надеясь, Таня поднесла к глазу стеклышко Ноя и посмотрела сквозь него на Ицатву, но это не приблизило ее к разгадке. Ицатва остался Ицатвой – он не стал ни лучше, ни безобразнее.

– Останется мудрость! – осторожно сказала Таня и ушла в пол уже не по пояс, как Ягун, а по грудь. Это было понятно – ведь оставшаяся у них попытка – одна на двоих – была последней. При следующем неправильном ответе они с Ягуном окажутся заживо замурованными.

Ицатва же вновь не шевельнулся: лишь вопросительно приподнял одну бровь. Он терпеливо ждал последний ответ.

– Останется… память! – сказала Таня, желая лишь, чтобы все поскорее закончилось. Она была уверена, что это все, гибель. Но тут голова старца слетела с плеч Ицатвы и раскололась, ударившись о пол. Ицатву это мало обеспокоило. Вторая его голова даже не взглянула на осколки.

Таня же внезапно поняла, что увязает в граните всего лишь по пояс. Теперь разомкнула губы глиняная голова, голова молодой женщины. Вот только голос был все тем же.

– Что уродует самое красивое лицо и может превратить в неудачницу даже богиню Фортуну?

– Злоба. Зависть, – поспешно выпалил Ягун, разом использовавший две попытки.

На миг они вновь провалились в пол по грудь, а затем неведомая сила небрежно вытолкнула их из плена. Таня так и не успела понять, какой из двух ответов правильный. Но все равно благодарно посмотрела на Ягуна.