Юлия Морозова - Игра ва-банк

Как правило, я на скорую руку сооружаю себе пару сэндвичей, дабы прихватить их вместе с большой кружкой жасминового чая и подняться в свою комнату, что в самом конце восточного крыла. Там можно приятно провести вечер в тишине и покое в компании с интересной книжкой. Согласна, это ужасно скучно, однако именно так выглядит мой идеальный отдых.

Сегодня же никаких дурнопахнущих кастрюль на плите. Никаких ползающих и прыгающих по столам ингредиентов будущих чудотворных зелий. И никакого идеального отдыха в перспективе.

Зато имелись три женщины, вовсю старающиеся создать картинку идеального семейного вечера. Выходило у них как-то не очень.

Мама, бабушка и тетя сидели рядком на кухонном диванчике, одинаково чинно сложив руки на белоснежных передниках, явно новых.

И где их мамуля только выкопала?

Три рыжих головы повернулись в мою сторону. Две из них были откровенно крашенные, а третья умеренно. Что говорить, маму всегда отличал отменный вкус.

— Привет, Ма, Ба, тетя Э! — Сделав вид, что не замечаю накрытого для меня стола и напряженных улыбок, я полезла в холодильник.

Мама нервно заправила за ухо выбившийся из пучка локон.

— С возвращением, дочка! Мы тут тебя заждались.

— А… — Мой голос из чрева холодильника прозвучал глухо. — Заметно.

Бренча кандалами, на кухню заявился Моррис. При жизни это был вполне себе респектабельный дворецкий, не склонный к дурацким шуткам. А после смерти как с цепи сорвался — простите за каламбур. Сменял свое пенсне у прапрапрадеда Тристана на его звенелки и бродит довольный по дому. Мало того, что нас донимает нравоучениями, так еще и дезинформирует гостей душераздирающими историями, как его извели три бессовестные ведьмы.

Мужчины в Спэрроу-хилл задерживаются исключительно после смерти. При жизни они обычно сваливают из родового поместья куда подальше, иногда вовсе пропадая без вести. Как показала практика, правильно делают.

Завелась эта традиция не так уж давно. Дайте-ка вспомнить, проклятию всего лет триста, не больше. Прилетело оно нашей семейке от Пиджинов. Супруг тогдашней ведьмы рода Спэрроу Эльжбетты был человеком тонкой душевной организации и слабого здоровья. И то и другое он ежегодно ездил подлечить на Целебные Воды, где короткие романы поднимали пошатнувшуюся самооценку, а купание в живительных источниках положительно сказывалось на общем самочувствии. В одну из таких поездок и приключился конфуз — Мелинда Пиджин воспылала страстью к поправляющему на курорте здоровье Тристану Спэрроу. Тот, настроенный на романтический лад, не особо сопротивлялся. Да и как не поддаться чарам ведьмы рода, уже лет двадцать с гаком как инициированной. Про кроткую и невинную, аки горлица, девицу, погубленную коварным соблазнителем, это потом в легенде для красного словца добавили (по версии Пиджинов, разумеется).

Эльжбетта скандалы устраивать не стала. У нее имелась гордость, а также трое детей, собственный капиталец и пылкий молодой любовник. Роль безутешной брошенной супруги далась ей легко и безболезненно. К сожалению, спустя пару месяцев полный раскаяния отощавший супруг (у дамы сердца были весьма своеобразные представления о здоровом питании) появился на пороге родного дома, наотрез отказываясь возвращаться в Пиджин-холл. А когда днем позже заявилась Мелинда, даже не вышел, предоставив жене самостоятельно разбираться с возникшей проблемой. Слово за слово, договорились: одна до несводимых бородавок, а вторая до неснимаемого венца безбрачия. Возможно, все бы обошлось. Глядишь, через месяцок-другой дамы бы отошли, взяли свои Слова назад, да только при сведении бородавок Мелинда по-глупому отравилась собственным зельем. Соответственно венец безбрачия враз стал предсмертным проклятием. Всего год спустя Тристан сломал шею на лисьей охоте.

А дальше пошло-поехало. Мужчины в нашем роду ломали шеи, травились, дрались на дуэлях с летальным исходом. Но чаще всего, как мой почтенный папенька, не удосужившись даже оформить брачные отношения, отправлялись в какое-нибудь дальнее путешествие и не возвращались.

Вон даже Моррису не повезло. Хотя, я думаю, у Ба по молодости с ним что-то было. Может, у тетушки Элспет тоже.

А вообще на роде Спэрроу сглазов да проклятий — полный колдовской котел да пара плошек сверху. Потом как-нибудь расскажу, напомните мне при случае, хорошо?

— Маленькая мисс, не упрямьтесь, идите за стол. Ужин уже почти остыл, — талантливо подражая стенаниям дедули Тристана, провыл Моррис.

— Да я лучше бутербродик… — Аппетит пропал, как не бывало. Если к теплой компании «ВеликиЭ» присоединился в качестве тяжелой артиллерии наш покойный (или лучше говорить «беспокойный»?) дворецкий — добра не жди.

Тетушка так сильно всплеснула руками, что ее внушительная грудь заколыхалась, как потревоженное ложкой молочное желе:

— Ну какие бутербродики, солнышко! Ты испортишь себе фигуру!

Моей тощей фигуре не страшны ни бутерброды, ни пирожки с булочками. Это так, для справки.

— Хватит с ней цацкаться, Элспет! — гаркнула бабушка, ее терпения обычно хватает ненадолго. — А ты, Эла, сядь, не мельтеши перед глазами.

Когда Ба в таком настроении, с ней лучше не спорить. Я захлопнула холодильник и обреченно уселась за стол.

— Ешь, — тем же непререкаемым тоном приказала она.

Под тяжелыми взглядами родственниц и реющего над ними сизым облачком Морриса я взяла ложку и пододвинула к себе тарелку с рагу. В данный момент мне было все равно, что жевать — мясо или, скажем, край занавески, лишь бы родня осталась довольна и нашла себе другой объект внимания.

Тщетные надежды.

— Доченька, помнишь дядю Берни? — начала мама долгий путь к теме, что стояла на повестке сегодняшнего собрания. — Он еще держит мясную лавку в Ларквилидж.

Спэрроу в нашем графстве — как воробьев недобитых. Каждого пятого спроси, эта ли у него фамилия, не ошибешься. А всех помнить, никакой памяти не хватит.

Не прекращая жевать, я помотала головой.

— Как же так, солнышко, — попеняла мне тетя. — Дядя Берни! Его кузина еще вышла замуж за Энтони Крейна из Крейнсвиля. Энтони-то ты должна помнить! Это внук Анжелины Уайт, сводной сестры Белинды Томтитс. Ну Томтитсов, что живут в Уиллоу-мэнор, ты всяко знаешь.

— Не, не знаю таких, — пожала плечами я.

Мама с тетей обменялись беспомощными взглядами. Ба забарабанила пальцами по столу.

У еды, наконец, стал появляться вкус. Рагу было весьма недурственным, хотя и слегка переперченным.

— Ма, можно мне молока?

— Сейчас. — Она рассеянно щелкнула пальцами, и бутыль появилась на столе.

— А стакан?

Он незамедлительно звякнул рядом с бутылью.

— Спасибо, мам.

Родительница махнула рукой, не прекращая шушукаться с тетей.

Кажется, жизнь налаживается. Возможно, мне даже не придется никуда сегодня тащиться на ночь глядя, а пятая глава «Прогулок по крышам» не останется недочитанной. А все дело в специфике моего дара (или проклятия — тут-как поглядеть). Им нельзя воспользоваться в корыстных целях, не нажиться никак. Вот такая подлянка.

Только помощь родственникам, причем остро нуждающимся. Причем тем, которых я знаю лично. Ну или хотя бы смутно помню.

И что здесь такого, спросите вы?

Уточняю: бескорыстная помощь. К сожалению, ведьмы и альтруистические побуждения — вещи плохо совместимые. Вот и приходится нашему трио выкручиваться. И насколько я знаю бабушку, променада сегодня ночью мне не избежать. Но попытаться же можно?

— Эла, а как звали ту кудрявую хохотушку, с которой ты ходила в младшую школу? Вы еще за одной партой сидели. Неразлучны были, как Сцилла с Харибдой.

— Мама, что за выражение! — возмутилась родительница. — Ты с кем девочку сравниваешь?

— Да, Элеонора, — попеняла тетя, — у ребенка так могут комплексы появиться.

Бабушка пристукнула ладонью по столу:

— Нормальное сравнение! С мысли меня не сбивайте. — Бабушкин инквизиторский взгляд вновь уперся в мою персону. — Так как там эту девочку звали, Эла?

Хэлен Элизабет Уиттберг. В девичестве Найтингейл.

Вот как ее звали. И зовут. Я надеюсь. Но давать эту ценную информацию бабушке не стоило ни в коем случае.

— Ну… — Я попыталась изобразить ранний склероз. — Как же ее… прямо на языке вертится… Вроде бы Лайза… Или нет… Сейчас-сейчас, подождите…

Тетя подалась вперед:

— Давай, милая, вспоминай!

Я засунула в рот полную ложку рагу. Уперев задумчивый взгляд в потолок, тщательно прожевала, затем неопределенно похмыкала и наконец выдала:

— Не-а, не помню.

Ба нахмурилась:

— Эла, вспоминай! Хуже будет!

Моррис в качестве драматического аккомпанемента затряс цепями. Мне почему-то отчетливо слышалась мелодия «Боже, храни королеву».

Вот подпевала!