Терри Пратчетт - Шляпа, полная неба

Аннаграмма натянуто улыбнулась, боясь пошевелиться.

— Э-э, ладно, — промямлила она.

— Вот и замечательно. Тогда мы с тобой будем друзьями.

Тиффани оставила ее стоять столбом и вернулась за шляпой.

— Эмм, ты, наверное, еще не совсем пришла в себя, — сказала Петулия. — Ты не понимаешь…

— Ха, на самом-то деле я ничуть не испугалась! — заявила Аннаграмма. — Просто валяла дурака!

Никто не обратил на нее внимания.

— Чего не понимаю? — спросила Тиффани.

— Это шляпа, которую она сняла с собственной головы! — хором сказали девочки.

— Ну, вот представь, если бы шляпа умела говорить, какие истории она могла бы рассказать! — добавила Люси Уорбек.

— Я вас разыгрывала! — заявила Аннаграмма в надежде, что ее хоть кто-нибудь услышит.

Тиффани посмотрела на шляпу. Она была очень потрепанной и не так чтобы очень чистой. Если бы эта шляпа умела говорить, то, наверное, гнусавила бы.

— А где сейчас матушка Ветровоск? — спросила Тиффани.

Девочки ахнули. Ее слова потрясли их почти так же, как шляпа.

— А она не против, чтобы ты ее так называла? — спросила Петулия.

— Она сама предложила, — сказала Тиффани.

— А говорят, надо знать ее лет сто, чтобы она такое разрешила… — сказала Люси Уорбек.

Тиффани пожала плечами:

— Ну, не знаю… Так кто-нибудь видел, где она?

— Да пьет чай с другими старыми ведьмами и болтает о соусах и о том, что ведьмы нынче уже не те, что во времена ее молодости, — ответила Лулу Зайка.

Тиффани ушам своим не поверила:

— Что?! Вот так запросто пьет чай?!

Ведьмочки озадаченно переглянулись.

— Эмм, с булочками, — сказала Петулия. — Если это важно.

— Но она ведь открыла для меня дверь. Дверь в… из… из… пустыни! Как можно после этого просто сидеть и есть булочки!

— Эмм, те, что я видела, были с сахарной глазурью, — осторожно добавила Петулия. — Не просто какая-нибудь домашняя выпечка…

— Послушай, — сказала Люси Уорбек, — мы ведь ничего такого, ну, ты понимаешь, не видели. Ты просто стояла там, окруженная этаким сиянием, и мы не могли подойти ближе. А потом появилась матуш… госпожа Ветровоск, и прямо к тебе, и вы там… ну, типа стояли, понимаешь? А потом сияние вжик — и погасло, а ты как бы упала…

— Люси так деликатно пытается не сказать, — встряла Аннаграмма, — что на самом деле ты никуда не исчезала. Я говорю тебе это по-дружески, разумеется. Все, что мы видели, — это сияние, а оно могло быть чем угодно.

«Когда-нибудь Аннаграмма станет хорошей ведьмой, — подумала Тиффани. — Она умеет рассказывать себе сказки и буквально верит в них. А еще она умеет вставать после падений, будто неваляшка».

— Ты забыла, что я видела лошадь, — сказала Гарриетта Жулинг.

Аннаграмма закатила глаза:

— Ах да, Гарриетта думает, что видела какую-то лошадь в небе. Только это была лошадь, совсем непохожая на лошадь, говорит она. По ее словам, это выглядело так, как если бы лошадь убрали, а лошадность осталась, да, Гарриетта?

— Я такого не говорила! — огрызнулась та.

— О, прости. Но звучало это именно так.

— Эмм, и еще люди видели белую лошадь на поле поблизости, она паслась там, — сказала Петулия. — А некоторые старшие ведьмы говорят, что они ощутили огромную…

— Да, кое-кто думает, будто видел лошадь на поле, но больше ее там нет, — сказала Аннаграмма монотонным голосом, которым всегда говорила, когда считала, что люди вокруг несут чушь. — Большое дело — увидеть лошадь на поле! Очень редкое явление в сельской местности! И вообще, если там и была белая лошадь, то на самом деле она была серой.

Тиффани присела на край стола и стала смотреть на свои колени. Злость на Аннаграмму на время придала ей сил, но теперь усталость брала свое.

— А синего человечка шести дюймов ростом с рыжими волосами никто, конечно, не видел? — спросила она.

— Что скажете, девочки? — обратилась ко всем Аннаграмма со злорадным энтузиазмом.

В ответ раздалось бормотание в том смысле, что нет, не видели.

— Прости, Тиффани, — сказала Люси.

— Не волнуйся, — усмехнулась Аннаграмма. — Он, должно быть, ускакал на своей белой лошади!

«Опять как тогда, с Волшебной страной, — подумала Тиффани. — Даже я сама уже толком не помню, было ли все на самом деле. С чего бы людям мне верить?» Но она понимала, что должна хотя бы попытаться…

— Там была черная дверь, — медленно проговорила Тиффани. — А за ней — черная пустыня, песок и звезды на небе, но при этом достаточно светло. И там был Смерть. Я говорила с ним…

— Да-a, так вы разговаривали? — перебила Аннаграмма. — И что он сказал, интересно?

— Он не говорил «интересно», — ответила Тиффани. — Мы вообще поговорили совсем чуть-чуть. И он не знал, что антре означает «вход».

— А разве это не заграничная закуска? — спросила Гарриетта.

В палатке стало тихо-тихо, если не считать гула Испытаний, доносившегося снаружи.

— Это не твоя вина, — сказала Аннаграмма тоном, который у нее считался дружеским. — Как я и говорила, госпожа Ветровоск всем головы морочит.

— А как же сияние? — спросила Люси.

— Возможно, шаровая молния, — сказала Аннаграмма. — Они иногда очень странно себя ведут.

— Но это сияние стояло стеной, будто оно изо льда! Люди бились об него, как мухи, а пройти не могли!

— Ну, возможно, оно создавало такие ощущения, — ответила Аннаграмма. — Но на самом деле… возможно, оно так действовало на мышцы, кто знает. Я только пытаюсь помочь, — добавила она. — Кто-то же должен хранить верность здравому смыслу. Она просто стояла там. Вы все ее видели. Ни дверей, ни пустынь. Только она.

Тиффани вздохнула. Она так устала. Хотелось тихонько куда-нибудь уползти отсюда. Хотелось домой. Она бы отправилась туда прямо сейчас, пешком, да вот беда — башмаки почему-то стали неудобными.

Пока девочки спорили, она развязала шнурки и стащила с ноги башмак.

Из него посыпалась серебристо-черная пыль. Пылинки упали на землю, отскочили вверх, заклубились облачком тумана.

Девочки обернулись, увидели, и вновь настала тишина. Никто не мог оторвать взгляд от темного облачка. Потом Петулия наклонилась и зачерпнула немного пыли в ладонь. Пока она поднималась, пылинки просочились между ее пальцами. И опустились на землю тихо, как перышки.

— Иногда что-то идет не так, — проговорила Петулия отрешенно, словно мыслями была где-то далеко. — Мне бабка Черношляп рассказывала. Кто-нибудь из вас сидел со стариками, когда они умирали?

Одна или две девочки кивнули, но все не могли отвести глаза от песчаной пыли.

— Иногда что-то идет не так, — повторила Петулия. — Иногда люди умирают, но не могут покинуть этот мир, потому что не знают Пути. Бабка сказала, вот тогда-то и нужны мы, чтобы помочь им найти дверь и не дать заблудиться во мраке.

— Петулия, мы не должны говорить об этом, — мягко напомнила Гарриетта.

— Нет, должны! — Петулия густо покраснела. — Именно здесь и сейчас, именно между нами мы должны об этом поговорить. Потому что бабка сказала, показать Путь — это последнее, чем мы можем помочь. Она сказала, там черная пустыня, которую мертвые должны перейти, и песок в ней…

— Ха! Госпожа Увёртка говорит, это называется черной магией! — заявила Аннаграмма. Слова ее были резкими и внезапными, как разбойничий нож.

— Правда? — сказала Петулия, как сквозь сон глядя на утекающий меж пальцев песок. — А госпожа Черношляп говорит, что луна порой вся светится, а порой уходит в тень, но важно помнить, что это та же самая луна. И… Аннаграмма…

— Да?

Петулия набрала побольше воздуху:

— Никогда, никогда в жизни больше не смей меня перебивать! Не смей! Не смей, слышишь? Я серьезно.

А потом… потом были сами Испытания. Ведь ради них все здесь и собрались, верно? Хотя Тиффани, выйдя из палатки вместе с девочками, почувствовала в воздухе смутные сомнения: а стоит ли? Теперь-то, после того, что произошло?

И все-таки площадку снова огородили, и многие старшие ведьмы подтащили стулья поближе к канатам, так что, похоже, Испытания должны были вот-вот начаться. Тиффани тоже подошла ближе и уселась на траву перед площадкой, положив матушкину шляпу перед собой.

Она знала, что остальные девочки устроились позади нее и по рядам зрителей пошли расходиться шепотки и шушуканье.

— И это тоже правда… Она действительно это сделала… Нет, честное слово… До самой пустыни… видели песок… у нее его полные башмаки были, говорят…

Среди ведьм слухи передаются быстрее, чем простуда. Ведьмы ведь болтливы, как скворцы.

Ни судей, ни призов не было. Испытания устроены иначе, объяснила Петулия. Смысл в том, чтобы показать, чему ты научилась и что может из тебя получиться, чтобы зрители по пути домой думали: «Эта Карамелла Бутыльшмат далеко пойдет!» Испытания — вовсе не соревнования, правда-правда. Победительниц не бывает.