Вячеслав Шторм - Спящие Дубравы

— Ты знаешь…

— Пока нет.

— Понимаешь…

— Никоим образом.

— Да дай же мне сказать! — неожиданно взорвался экс-король и стукнул по столу так, что подскочили тарелки. Против ожидания, Элейн не рассердилась, а рассмеялась:

— Вот это уже лучше, дорогой. Обожаю мужчин с характером! Мы все тебя внимательно слушаем.

И она зачем-то подмигнула Глорианне. Та хмыкнула и пожала плечами.

— Что касается эйлонов, то это, действительно, моя вина. Я как-то копался в твоей библиотеке и наткнулся… ну, помнишь, ты мне еще сама показывала… Ничего особенно сложного, минимум компонентов…

— Стоп. Не говори ничего. Заклинание Переноса?

— Угу. Я вспомнил, что совершенно забыл о цели своего путешествия в Дубравы и решил отправить немного эйлонов гномам в качестве выкупа за Гройдейл, но…

— Больше ни слова! — фыркнула Элейн. — Ничего особенно сложного?! Минимум компонентов?! Ну, знаешь! Заклинание Переноса с твоим-то опытом и на такое расстояние! Да ты, наверное, вместо Стоунхолда закинул их куда-нибудь в Дальне-Руссианский Предел! Хоть бы с Сударем посоветовался, горе ты мое!

Неожиданно, Бон захохотал:

— Ну и ну, вот так и создаются легенды! А я-то, дурень, не верил!

— Во что?

— Да рассказали мне как-то в Руанской Обители Замученной Девственницы одну историю…

— А что это ты делал в женском монастыре? — удивилась Глорианна. В ответ парень послал ей воздушный поцелуй:

— В общем-то, ничего особенного. Аббатом работал…

Подождав, пока мы все отсмеемся, Бон продолжал:

— Ну, так вот, Обитель как-то раз пришла в упадок…

— С таким-то аббатом? — издевательски изумилась девушка.

Парень серьезно помотал головой:

— Нет, это случилось еще до меня, но суть не в том. Однажды, вся монастырская братия… или сестрия… в общем, все в Обители, от настоятельницы до ключницы, молили Девственницу послать им дождь. Дело в том, что второй месяц стояла страшная засуха, и в монастырском огороде совсем перестала родиться морковь. А как вы знаете, наверное, для любой настоящей монашки крупная морковь — вещь пренужнейшая…

Элейн громко расхохоталась, Глори опять фыркнула с гримасой презрения, а Лесничий, Римбольд и я посмотрели друг на друга с недоумением. Ох уж мне эти женские шуточки!

— Стало быть, молились они, — продолжал тем временем наш игрок, — пели священные гимны, били поклоны, совершали вокруг огорода шествия с хоругвями, и все такое прочее, что положено. И как раз во время очередного такого шествия небеса разверзлись, и пролился дождь. Но не простой, а золотой. Точнее — эйлоновый.

На этот раз смеялись все. Долго и очень громко.

— Настоятельница, которой самый крупный камешек сверзился прямо на макушку, стала немного того, — утирая рукавом глаза, продолжал рассказчик, покрутив пальцем у виска. — Она заявила, что эйлоны — святые слезы Девственницы, явившей чудо своим Верным. Несколько камней, само собой, оставили в Обители, а остальные продали и накупили всякой всячины, включая морковь. Очень много моркови!

После того, как все вновь отсмеялись и более-менее успокоились (хотя следующие минут десять каждый нет-нет, да и прыскал в кулак), магесса подмигнула Лесничему:

— Ну, и как ты себя чувствуешь в роли Замученной Девственницы, Френги?.. Нимб не жмет? А что касается моего маскарада и страшных баек, то это — прямое следствие того грешного дождя. Сами знаете, какой ажиотаж поднялся в Большом Мире из-за появления эйлонов. Все, кто не купился на историю о святых слезах, — а таких, поверьте, было предостаточно, — тут же начали искать эйлоновое месторождение. Вот тогда-то некий умник и вспомнил про Дубравы. Он, сам не зная, насколько был близок к истине, брякнул, что, если где и искать эйлоны, то именно там. То есть тут.

Я, путешествуя по миру, услыхала это и поняла, что Френги вляпался во что-то не то. И вот тогда-то я и начала распространять жуткие слухи о Проклятых Дубравах, чудовищах и Лесничем-кровопийце, а особо смелых искателей эйлонов посылала на Альпенштокский перевал Завьюженных гор. Пускай ищут!.. Что, теперь вы знаете ответы на все свои вопросы?

— Не совсем. Папа так и не рассказал, как тебе удалось получить его согласие на должность Лесничего. Может, поделишься секретом — вдруг пригодится на будущее?

— Никаких секретов, моя милая: в тот момент на нас обоих был самый минимум одежды… И, кстати, заранее отвечу на еще один вопрос, который у меня бы на вашем месте возник обязательно. Так вот, я вовсе не столь уж бескорыстная, как ни жаль это признавать.

— То есть…

— То есть Лесничий Спящих Дубрав, ни разу не видевший монарха Гройдейла, просто так не стал бы протягивать ему руку помощи, или как там говорится в подобных случаях? Ну так вот. Моя нежно любимая бабушка Василиса — кое-кто из вас уже о ней слышал — давным-давно подарила мне на день рождения такой миленький комплект неумехи-предсказателя: блюдечко…

— С голубой каемочкой? — ухмыльнулся Бон.

— А ты как думал! Между прочем, именно от него эта поговорка и пошла… Блюдечко это, кстати, бабуля выменяла у одной простушки за сущую безделицу: аленький цветочек. Наплела, понимаете ли, что его с помощью из любого чудища лесного мигом можно состряпать добра молодца изрядных статей, а у той как раз проблемы были на личном фронте: две сестрицы. Причем обе старшие — раз, и страшные как смертный грех — два. Понятное дело, пока отец их с шеи не спихнул, о замужестве для младшенькой он и думать не хотел. Вот деваха и решилась. Приметила она хримтурса поздоровее, зажала в угол и давай его цветочком по морде охаживать, а сама приговаривает: «Обращайся, мол, милый друг, да поживее, поскольку невтерпеж, и все такое». Смеху-то было!..

Так вот, а к блюдечку тому прилагалось золотое яблочко. Тоже не простое — его бабушке отдала ее кузина Фина, от греха подальше. В ее стране этот фрукт, который один глупый пастух не той красавице подарил, такого понаделал, что потом тридцать лет расхлебать не могли: половину мужского населения под корень извели, городов порушили, деревянных лошадей понастроили — ужас, одним словом.

— И как этот комплект действовал? — поинтересовался я.

— Да проще простого. Берешь яблочко и раскручиваешь на блюдечке волчком. Оно покрутится, покрутится, и покажет тебе того, кто тебе судьбой предназначен. Жутко удобно, вот только работает всего один раз. Так что — никакого альтруизма. Я, можно сказать, боролась за свое счастье.

Магесса нежно поцеловала Лесничего и закончила:

— И я его получила!..

Мы еще немного поболтали о разных пустяках, а потом Глори промокнула губы и решительно бросила салфетку на стол:

— Итак, папа, когда мы отправляемся домой?

Лесничий потупил глаза и тихо-тихо поправил:

— Вы отправляетесь.

— И когда же мы… Погоди, что значит «вы»?

— Дочка…

— Ну нет! Я бросаю дом, еду на край света в самой подозрительной компании, какую только можно представить, закладываю фамильные драгоценности, рискую жизнью, а он… Да знаешь, кто ты после этого?!

Первым из-за стола как всегда улизнул Сударь. Спустя несколько секунд тихонько встала Элейн и поманила меня, Бона и Римбольда за собой. Когда мы закрывали дверь, в столовой послышался звон разбиваемой посуды и голоса:

— Да как ты можешь?!

— Девочка моя…

Трах! Ба-бах!

— Глори, я…

Бум! Дзинь!

Бон кивнул на дверь и философски пояснил:

— Именно из-за этого я никогда не заведу семью…

Буря в столовой бушевала где-то минут с десять, потом наступила тишина. Подождав ради приличия еще пару минут, мы осторожно приоткрыли дверь. Несмотря на полнейший разгром, в комнате царила атмосфера любви и взаимопонимания. На ковре, усеянном осколками, совсем недавно бывшими роскошным фарфоровым сервизом, у перевернутого кресла, обнявшись, сидели король Гройдейла Лейпольдт XIV и наследная принцесса Глорианна Теодора Нахаль-Церберская.

Минуту мы любовались картиной семейной идиллии, а потом Римбольд неожиданно чихнул. Картина в тяжелой дубовой раме с грохотом сорвалась с крюка в стене, а Глорианна повернулась к нам.

— А, вот и вы. Знаете, папа с нами не едет…

Вечером был назначен прощальный ужин. Непонятно откуда (мы, посовещавшись, решили, что прямо из стен) лилась красивая тихая музыка; чета Лесничих скоро оставила приборы и закружилась в танце. Я решил попытать счастья в последний раз и подошел к Глори. Девушка, однако же, разгадала мои намерения и сама пригласила Бона. Парень немного помялся, но все-таки согласился. Хватило его, правда, всего на один танец — то ли мой взгляд был чересчур красноречив, то ли он и вправду подвернул ногу, как заверял девушку. Глори с надеждой посмотрела на Сударя, но тот, не преставая о чем-то болтать с Римбольдом, отрицательно покачал головой. Итак, осталась лишь одна приемлемая кандидатура.