Том Холт - Солнце взойдёт

Они пробирались сквозь толпу — и было что-то странное в людях, из которых эта толпа состояла, но пристально вглядываться было бы невежливо, — пока не добрались до багажной карусели.

— Слушай, — прошептал Бьорн, — С этими людьми что-то…

— Знаю, — прошипела в ответ Джейн. — И что мне прикажешь теперь делать?

Бьорн пожал плечами. Хотя обычно он не был склонен размышлять о природе вселенной, он уже давно понял, почему женская логика отличается от мужской логики. Ответ был довольно сложен, но все в нем прекрасно увязывалось — дело было в том, что женщины, будучи в среднем более низкорослым полом, проводили больше времени у поверхности земли, и поэтому их мозги имели большую возможность подвергаться воздействию геотермических излучений. Бьорн подумал, не объяснить ли это Джейн, но решил, что лучше не стоит.

— Простите, — сказала Джейн, локтем отпихивая с дороги какого-то человека. — Спасибо.

Странность, которая поразила их в других пассажирах, заключалась в том — гм… это было не так-то просто объяснить, но… нет, черт с ним совсем, нет смысла лгать, когда единственный, кого ты при этом обманешь — это ты сам. Бьорн вонзил мысленные шпоры, и тут же отчаянно схватился за мысленные удила.

Они просвечивали.

Нет, не совсем так: сквозь них можно было видеть, но только под определенными углами. Словно кто-то вырезал изображения людей в натуральную величину и наклеил их на портновские манекены, сделанные изо льда. Или стекла. На лед ничего нельзя наклеить, потому что он начнет таять, и картинка отклеится или… Бьорн ухватил свою мысль за шиворот и зашвырнул обратно, поближе к сути дела. Так вот, если смотреть на этих людей под определенным углом, их просто не было.

«Ну хорошо, — подумал Бьорн. — И что с того? Я не расист. Я могу иметь дело с черными, белыми, красными или желтыми, так что вполне смогу иметь дело и с прозрачными. Нет проблем».

Неудивительно, что Джейн в это время работала над тем же вопросом, и вывод, к которому она пришла, находился не в миллионе миль от истины.

(…Истина заключалась в том, что с другими людьми в багажном отделении было все в порядке, но не на все сто процентов. Один из недостатков далеких путешествий, который никогда не рассматривался надлежащим образом, заключается в том, что, к несчастью, когда живое существо, находящееся на значительном расстоянии от дома, разлучается со своим имуществом, часть его души остается с ним вплоть до окончательного воссоединения. А когда часть человеческой души таскают взад-вперед на тележках и кидают на ленты конвейера, и все это после нескольких часов, проведенных в тесноте багажного отсека самолета, это не может не иметь побочных физических эффектов. Как правило этого, разумеется, никто не замечает, поскольку все люди в багажном отделении находятся в одинаковом положении, не считая носильщиков, которые к этому привыкли. Но так как у Джейн и Бьорна багажа не было, они могли видеть вещи такими, как они были в действительности — как правило, сквозь грудную клетку стоящего рядом человека.)

— Эти люди не совсем здесь, — прошептала она. — Не беспокойся об этом.

— Я и не думал, — возразил Бьорн. И выпучил глаза.

По ленте конвейера к ним подплывали большой картонный чемодан, потершийся портплед искусственной кожи и брезентовый вещмешок. Ни одну из этих вещей он не видел уже более тысячи лет — с тех самых пор, как грузчики на «Арго» по ошибке отправили их к Садам Гесперид.

— Гм, — проговорил он. — Прости меня, я на минуточку.

Он шагнул вперед и ухватился за ручки, которые рассыпались в пыль у него в руках. Тысяча лет беспрестанного кружения на конвейерной ленте — долгое время.

— Что ты?.. — вскрикнула Джейн, увидев, что Бьорн вспрыгнул на карусель и пинками сбрасывает вещи на пол. Он потерял равновесие, выправился, но потом все же опрокинулся назад, приземлившись на ноги щуплого дряхлого человечка, сидевшего на уже совершенно древнем чемодане.

— Прости, старина, — пробормотал он.

— Ничего, Бьорн, — ответил человечек. — С каждым может случиться.

К собственному великому удивлению, Бьорн оказался способен что-то произнести. Он произнес что-то вроде «Гкхмк».

Генерал прошелся взад и вперед вдоль импровизированного строя, рассматривая своих солдат.

— Так, — проговорил он. — Слушать внимательно! Вот это — большой палец. Что это такое?

— Большой палец, шеф, — ответили те из спектральных воинов, кто оказался непосредственно в его поле зрения. Остальные содрогнулись. «Оглядываясь назад, — думали они, — пожалуй, быть драконовыми зубами было не так уж плохо. Немного жарко, может быть, и воняло время от времени, и еще, возможно, если тебе совсем уж не повезет, на тебя поставят пломбу; но по крайней мере ты всегда знал, где у тебя корни».

— А вы, абсолютно бесстрашные спектральные воины, кто вы такие?

— Трусы.

— КТО ЭТО СКАЗАЛ?

С дальнего конца строя послышался жалобный вскрик; затем вспышка голубого света; затем тоненькая струйка дыма — и вот уже только пустой черный балахон остался лежать на земле. Он был аккуратно сложен, и сверху на нем лежала фляга, котелок и столовый прибор. Привычки глубоко врезаются в натуру, когда находишься в Армии.

— Итак, — сказал Генерал. — Кто вы такие?

— Абсолютно бесстрашные спектральные воины, шеф, — пробормотал весь строй, как один напуганный до потери подштанников спектральный воин.

Генерал помолчал, медленно проходясь взглядом по строю.

— Отлично, — сказал он. — Тогда к делу.

— Давненько не виделись, Бьорн, — продолжал человечек. — Как же ты поживаешь?

— Э-э… да, — промямлил Бьорн. — Ну…

Старик слегка нахмурился, хотя на этот счет было трудно что-либо сказать: его лицо, казалось, превратилось в камень, как аральдит, словно оно было замариновано в скуке и затвердело раз навсегда. Он говорил монотонным бесцветным речитативом, словно дальний родственник, показывающий вам свой семейный альбом.

— Разве ты не собираешься представить меня своей подружке? — спросил он. Бьорн сглотнул.

— Джейн, это Улисс. Улисс, Джейн. Мы с Улиссом старые приятели, — добавил он, пытаясь избежать взгляда Джейн. — Не виделись уже…

Джейн посмотрела снова. Что-то вроде мешка вместо одежды, кожаная шляпа с обвисшими полями, сандалии…

— Простите, — произнесла она, — но вы не…

Улисс кивнул.

— Так вы слышали обо мне? — спросил он. — Возмутительно, не правда ли?

Джейн быстро перемотала назад ленту своей памяти: сказки, фильм с Керком Дугласом, что-то, что ее заставляли читать в школе. Во всех случаях «возмутительно» было совершенно не тем словом, которое она бы сама выбрала.

— Да неужели? — наугад произнесла она.

— Если будет так продолжаться, — жужжал Улисс, — я подам жалобу. Такие вещи нельзя разрешать, никак нельзя.

— Гм.

— Представьте себе, — продолжал Улисс, запуская в нос корявый мизинец, — я закончил Троянскую войну, собираюсь домой, купил билеты, вещи собрал. И тут вспоминаю, что Пенелопа — Пенелопа это моя жена — Пенелопа говорила мне: «Не забудь привезти мне этой лиловой шерсти, которую они там делают». Очень она любит вышивать, Пенелопа. Ее хлебом не корми, дай только повышивать — вышивает и вышивает, дни и ночи напролет. Ну и вот, вспомнил я про шерсть, достал немного и упаковал в свой маленький чемодан. И вот я схожу с самолета, спускаюсь сюда за багажом…

Джейн попыталась заткнуть уши, но обнаружила, что не может этого сделать без того, чтобы поднять руки, а руками она пошевелить не могла.

— Большой-то чемодан был на месте, а вот куда девался маленький — один бог знает. Я уж думаю, не потеряли ли они его, случаем, знаешь ведь, как это бывает.

— Две тысячи лет, — прошипел Бьорн ей на ухо. Она кивнула и приветливо улыбнулась.

— Очень даже может быть, — сказала она. — А может быть, его просто отправили не туда.

— Может быть, и так, — кивнул Улисс. — А я все же думаю, посижу-ка я здесь еще немного, просто на всякий случай. Она ведь не очень-то обрадуется, если я вернусь домой и не привезу ей шерсти, понимаете?

Воцарилось долгое молчание, на протяжении которого Бьорн и Джейн попытались понемногу отойти назад, пятясь на несколько миллиметров за раз. Это молчание было нарушено одновременно несколькими звуками.

Раздался дикий вопль Улисса, внезапно увидевшего на ленте маленький поношенный кожаный чемоданчик и бросившегося на него, как коршун на добычу.

Раздался не менее громкий вопль триумфа, исходивший от человека в длинном плаще, который точно так же ринулся к свертку, завернутому в газетную бумагу, в котором по какому-то стечению обстоятельств находился Мальтийский Сокол.[36]

Раздался оглушающий грохот, когда взорвались брошенные спектральными воинами (или, в одном неудачном случае, не брошенные одним спектральным воином) гранаты со слезоточивым газом.