Николай Воронков - Непослушная игрушка

– Со своими воинами поступаешь под начало Мардана. Он тебе укажет, где размещать людей и все остальное, – скомандовал я.

Я думал, будет взрыв, ведь после боя у пограничного поста Мардан для Дарджина должен восприниматься как смертельный враг, так же как и я, но тот только устало кивнул.

– Сразу же начинайте переправу. Выделите людей для обеспечения порядка, чтобы переправа шла непрерывно, но постарайтесь не перегружать мост.

Дарджин молча кивнул.

– Поставьте факелы вдоль всего моста и не прекращайте переправу даже ночью.

Снова кивок.

– И последний вопрос. – Мой голос непроизвольно стал вкрадчивым: – Что слышно о пришлых кочевниках?

Я думал, что Дарджин смутится, но он только устало вздохнул:

– Самое позднее через три дня они будут здесь.

После этого начался сумасшедший дом. Кочевники все прибывали и прибывали. Люди, повозки, скот. Все это надо было остановить, разместить, напоить, направить. В идеале хорошо бы сначала переправить людей, но кто же бросит свое барахло и скот? Вот и приходилось с помощью самих кочевников хоть как-то упорядочивать это месиво людей, скота, повозок, чтобы не перегружать мост. Но если людей еще можно было хоть как-то вразумить, то с животными никаких нервов не хватало, особенно когда какой-нибудь баран вдруг решал, что именно он и именно сейчас должен идти на переправу. У кого-то сломалась повозка, и ее приходилось выносить с моста чуть ли не на руках. Да еще до немногочисленных жителей Дене вдруг дошло, что они могут остаться здесь в очень гордом одиночестве. А у них тоже барахло, скотина и уверенность, что милорд Гордан просто обязан пропустить их в первую очередь.

Суматоха, нервотрепка, но мне показалось, что у людей появилась общая цель. Первое время солдаты непроизвольно опускали руки на оружие, когда к ним приближались кочевники, но это быстро прошло. Да и чего там делить, если с каждым часом нарастает напряжение, а перед глазами сплошным потоком бредут измученные люди. А потом вообще стало не до глупостей. Нужно содержать временный лагерь, помогать раненым, организовать хоть какое-то питание. Да и чисто военные задачи никто не отменял – почти десяток разъездов направили в степь в разных направлениях с единственной задачей: при появлении пришельцев немедленно поднять тревогу. Прошли сутки, но поток беженцев не уменьшался, и люди уже валились с ног от усталости. Пришлось ввести «посменную» работу, чтобы солдаты могли хоть немного отдохнуть.

Единственным бездельником оказался я. То ли Пеко просветил погранцов о возможных последствиях моего плохого настроения, то ли еще что, но они решили, что для всех будет спокойнее, если я не буду нервничать и злиться. Может, посчитали, что не милордовское это дело – ругаться в пыли у моста, но меня очень вежливо попросили побольше отдыхать перед решающим сражением. Мардан так и сказал: «Вся надежда на вас, милорд». Приятно, конечно, но я свои силы оценивал трезво. Может, я кого и убью своей непонятной магией, но надолго ли меня хватит? А если нападут внезапно и я не успею приготовиться? А если солдаты схлестнутся, перемешаются, тогда что делать? Гусля говорил, что я спьяну умудрился испарить одежду на женщинах, а на мужчинах – нет. Сейчас бы подобное пригодилось, но как я это делал? Без понятия.

Ближе к вечеру, чтобы не болтаться у остальных под ногами и спокойно подумать, отправился на ближайший холм, с которого были видны и мост, и наш лагерь, и погружающаяся в ночь степь. Пеко попытался было меня сопровождать, но я коротко бросил, что мне нужно совершить таинство перед предстоящим боем. Как ни странно, но такой довод Пеко воспринял с полным пониманием и, успокоенный, скрылся в наступающей темноте.

Усевшись прямо на земле, я долго сидел, наслаждаясь тишиной и спокойствием окружающей природы. Как хорошо…

Неожиданно в памяти всплыли слова песни, которую любил напевать один из моих дедов, когда выпивал чекушку:

А что, очень даже под настроение. Конечно, я не чекист, и страна давно не советская, и вообще планета совершенно другая, но суть все та же – служить и защищать. Местные погранцы, наверное, никогда и не задумывались над подобными вещами. А я… Странно все-таки повернулась судьба.

Задумавшись, вытащил свой нож и начал его тихонько точить. А ведь он тоже изменился, вдруг осознал я. Совершенная форма, сверкающее синевой лезвие. То ли материал попался хороший, то ли впитанная кровь врагов так повлияла, то ли моя душа, которую я в него вкладывал, но он разительно изменился. Грубая железяка в моих руках постепенно превратилась в благородное оружие.

Ласково полируя лезвие, я попытался представить следующий день. Если ничего не случится, то переправу мы закончим, мост сожжем. А если случится? Надо будет попытаться как-то задержать пришлых. А как? Сначала хотели даже построить примитивный форт, но отказались от этого – лишние затраты времени, сил, и нет гарантии, что он нам вообще понадобится. Неизвестно, сколько народа будет в передовых отрядах. Да и какая может быть стратегия и тактика, если у всех только одна мысль – поскорее переправиться, а потом уж пусть у королевских военачальников голова болит о том, как справиться с неожиданной напастью.

Местные, кстати, показали пару мест, где можно попытаться на короткое время задержать чужую армию. Но это так, на крайний случай. Хорошо бы использовать по максимуму магию, только вот доверия у меня к ней не было. Вот уж действительно «интуитивный маг». Что-то методом тыка научился делать, но как и почему – без понятия. Мне бы хоть немного теории, хоть какие-нибудь подсказки. Может, попробовать покопаться в собственной памяти, вернее, памяти настоящего Гордана? Вдруг киношники пропустили что-нибудь нужное и важное именно для меня? Устроившись поудобней, попробовал войти в транс. Какой именно нужен, я не знал. Для тренировки тела и работы с «вихрями» не подойдет, ведь мне нужно покопаться в памяти. По смыслу вроде надо полностью отключить внешнее восприятие, настроиться на себя внутреннего. Через какое-то время мне это удалось, но толку все равно не было. Стоило чуть расслабиться, позволить появиться посторонней мысли, образу, и сразу получал в ответ месиво из воспоминаний настоящего Гордана, хоть как-то связанных с упомянутым образом. Только через час догадался спросить в лоб о собственной татуировке, которую я никогда не видел. Добавил еще слово «Сила» и чуть не потерял сознание от хлынувшей информации. Все оказалось настолько сложным, что я не понял и сотой доли. Нечто вроде хранилища родовой памяти и энергии, передаваемых чуть ли не на генетическом уровне. Но родство не гарантировало получение способностей – происходил какой-то очень сложный процесс духовной инициации, в котором я даже не пытался разобраться. Но я увидел в чужой памяти гораздо более важное, секрет, который мог знать и понять только настоящий Золотой дракон. Когда я с этим секретом разобрался, на душе сразу стало спокойно – теперь я готов к самому худшему…

Я осторожно положил ладонь на выпуклый живот Вероны и вдруг ощутил, как он начал шевелиться мелкими толчками. Испуганно отдернул руку и смутился от смеющегося взгляда Вероны.

– И давно он так?

– Давно, – промурлыкала Верона. – И с каждым днем все сильнее толкается.

Невольно притихнув, как и любой мужчина, ощутивший подобное, осторожно спросил:

– А кто будет – мальчик или девочка?

– Мальчик, конечно.

– Почему ты так думаешь?

– Ну если отец – дракон, то кто у него родится? Конечно же маленький дракончик, с маленькими крылышками и маленьким-маленьким хвостиком. – Живот Вероны снова ощутимо дернулся, и она счастливо засмеялась. – Услышал отца, решил поздороваться, а то очень уж редко вы стали видеться.

– Ну ты же знаешь, сколько сейчас дел. – Я начал было оправдываться, но Верона ласково прикрыла мне рот ладошкой:

– Знаю. Поэтому давай просто помолчим, чтобы не портить настроение грядущими бедами, – прошептала она.

Она прижалась ко мне, но мне уже стало интересно.

– А вдруг будет девочка?

– Может, и девочка, – сонно согласилась Верона. – Но у Золотых драконов почти всегда рождались мальчики.

Неожиданно до меня дошло, что Верона говорит про драконов не «вообще», образно, а конкретно про меня.

– И давно ты про меня узнала? – насторожился я.

– Давно.

– Я же вроде при тебе никогда не раздевался, тем более при свете.

– Сложно было не заметить, когда ты почти час разгуливал голышом по лагерю бандитов. Сначала я приняла дракона за искусную татуировку и лишь потом поверила в его реальность.

Я вспомнил этот эпизод своей жизни и прикусил язык – в тот момент меня совершенно не интересовали чьи-либо взгляды. Но тут же возникли новые подозрения.