Татьяна Рябинина - Кроссовки для Золушки

Вопрос оставался открытым. Завтрашний день я решила целиком посвятить своему здоровью.

Выйдя из метро, я остановилась.

Рынок.

Безголовый труп по телевизору и рядом красная бейсболка.

Вопрос этот мучил меня уже третий день, хотя и не так остро, как собственное психическое здоровье. И тем не менее. Именно на рынке началась вся эта история с говорящими кроссовками. Стоит ли мне пойти в милицию и сообщить, что безголовый труп, возможно, продавец обуви с рынка? Но не слишком ли сомнительный доводы: пожилой возраст и красная бейсболка? А если все наоборот, если гриб-Мухомор и есть убийца, потерявший бейсболку на месте преступления? Ну и что, что он старый?

И тут мне в голову пришла совершенно элементарная мысль. Просто пойти на рынок и посмотреть, там ли Мухомор.

Только вот оно мне надо, а? Труп, наверно, уже и так опознали.

А если нет?

Имя, имя. У человека есть имя. И при жизни, и в смерти должно быть имя. Конечно, Бог знает всех, но и уходить к Нему человек должен при своем имени.

Сегодня рынок уже закрылся, но я решила, что завтра, по дороге на Васильевский остров все-таки зайду туда. Если дед на месте, значит, я ошиблась. Даже если это он потерял свою бейсболку на месте преступления, пусть этим занимается милиция. Да и мало ли красных бейсболок с белыми буквами. А вот если его нет… Тогда спрошу соседей по рынку, где он. Может быть, мне скажут: «Вы знаете, такое несчастье…» Тогда я скажу: «Царствие Небесное» и отправлюсь по своим делам. А может быть, мне скажут, что дед пропал и никто не знает, где он. Тогда я узнаю, как его звали, и позвоню из автомата в милицию. Еще не хватало только, чтобы меня начали потом вызывать и допрашивать.

Когда я, закупив по дороге продукты уже только для себя, вернулась домой, первое, что мне попалось на глаза, - это были кроссовки. Отмытые Люськой, они так и сверкали. И помалкивали. Пристраивая туфли на обычное место под вешалкой, я не слишком деликатно отодвинула их в сторону. И услышала явственный тяжелый вздох.

«Прекрати! – скомандовала я себе свирепо. – Это у тебя просто фантазия разгулялась. Возможно, все кругом правы, от одиночества совсем рехнуться можно. Замуж не замуж, это дело проблематичное, но, может, хоть познакомиться с кем, в кино сходить, в кафе?»

Ага, а после кафе придется объяснять обиженному кавалеру, почему я не желаю немедленно продолжить общение в горизонтальной плоскости. Все мои предыдущие знакомства оканчивались именно так, если не в первую же встречу, то во вторую. Ладно бы я еще знакомилась с мужчинами в кабаке или в подобных местах, так нет. С последним субъектом мы встретились на органном концерте в Филармонии, он преподавал вокал в музыкальном училище. В ранней молодости меня дразнили монашкой именно за нежелание прыгать в койку с первым встречным – а это, если верить средствам массовой истерии, стало едва ли не нормой. Теперь это мое нежелание удивляет еще больше: «Послушай, ну мы же взрослые люди!» Или я как-то специфически привлекаю именно постельных террористов?

Так или иначе, повторять глупые ошибки желания нет, а принц где-то подзадержался. Ну и ладно.

И все-таки вздох мне не послышался!

Я взяла кроссовки за задники и поднесла к лицу.

- Это вы пыхтите? – спросила небрежно.

- Мы. Или я? Как лучше сказать?

Захныкав, я рухнула на банкетку.

- Эй, не плачь, - попросили кроссовки. – Ну пожалуйста.

- Дурдом! – простонала я. – Да-да, это не я плачу, это дурдом по мне плачет. Я сижу тут и беседую со своими кроссовками. И еще должна решить филологическую проблему, в каком числе к ним обращаться. Может, у вас и пол имеется?

- Знаешь, обращайся лучше в единственном числе. А пол… Раньше был, это я знаю точно. Только вот не помню, какой.

- Ну хватит! Этого я уже не вынесу! – я достаточно грубо бросила кроссовки под вешалку, от чего они обиженно хрюкнули. – У них, видите ли, раньше пол был. Это, надо понимать, реинкарнация такая неудачная приключилась. Был человек – стали кроссовки. Обхохочешься! Скорее поверю, что действительно на голову охромела.

Я ушла на кухню. И дверь за собой захлопнула. Чтобы не слышать, если он опять начнут балаболить.

А может, просто выбросить их – и все?

Игольчатый кристалл вспыхивал и переливался всеми цветами радуги. Сладко и дурманяще пахли сухие травы, сгорающие на маленьком треножнике. Тихая ритмичная музыка завораживала, непонятные, странные слова плавили сознание и вели его туда, где все земное становится ненужным.

В центре пятиугольника, очерченного горящими черным свечами, на металлической подставке стояла отрезанная голова старика. Седые волосы на голове слиплись от запекшейся крови, темные сморщенные веки были закрыты, а рот приоткрыт в страдальческой гримасе.

Высокий мужчина, закутанный в черную шелковую хламиду, бросил на треножник, где горел странный темно-лиловый огонь, еще одну горсть сухих трав и запел что-то – гортанное, торжествующее. Из его ладоней, протянутых к голове, посыпались искры.

- Я, Епихарий, верховный маг и наместник высшей силы, властью моего господина повелеваю: говори со мной!

Голова медленно открыла слезящиеся глаза.

- Говори со мной! – снова приказал маг.

Музыка стала громче, ритм сбился на синкопы. Кристалл ярко вспыхнул и загорелся ровным лиловым светом – как пламя на треножнике.

- Что… тебе… надо? – сипло спросила голова.

- Где?

- Не… знаю.

- Знаешь! Властью моего господина повелеваю, говори!

Голова закрыла глаза, лицо перекосила мучительная судорога. Рот кривился, веки дрожали, словно голова боролась с чем-то.

- ГОВОРИ!!!

Епихарий вырос до потолка, голос его гремел, как гром, полы плаща, надетого на голое тело, развевались крыльями летучей мыши.

- У той… которая… - голова сопротивлялась из последних сил.

- Имя!

- Ю… Юлия…

- Глупый урод! – Епихарий расхохотался. – Вот ты и попался. Имя, только имя. Больше ничего не надо. Тебе ли не знать, что без имени нет человека. Но тебя зароют, как собаку, в безымянную могилу.

- Бог знает всех, - прошептала голова.

- И это ты говоришь о Боге?! – снова расхохотался маг. – Ты отверг его, как и я. Но если я открыто стал на сторону Властелина, то ты всю жизнь служил ему, сам не понимая этого. Тешил свою гордыню, якобы помогая людям, кичился своей якобы силой. Ты забыл, что человек сам по себе – ничто. Кусок грязи. Слегка видоизмененной грязи. И всю жизнь он занимается шоппингом. Помнишь считалочку: «В этой лавочке волшебной – пудра, тени и духи». Короче, что угодно для души. И выбирают, заметь, чаще всего то, что душу губит.

- Я никого не погубил!

- Какой же ты кретин, Венцеслав! А те, которых ты лечил? Смотри сюда!

Епихарий взмахнул рукой, тьма в углу комнаты сгустилась, уплотнилась и посветлела, словно воздух свернулся прокисшим молоком. На этом «экране» появилось изображение.

- Смотри! Это мальчик, которого десять лет назад ты исцелил от саркомы. Ты и в самом деле думаешь, что вылечил его?

На «экране» родители худенького, большеглазого мальчика, стриженного под машинку, со слезами радости благодарили старика, одетого в зеленый балахон. Но это изображение сменилось другим: мальчик, немного повзрослевший, умирал в страшных мучениях.

- Он умер через три года от рака мозга. Ведь ты просто подлатал его позвоночник за счет энергии мозга. А это! Узнаешь?

На «экране» счастливая молодая женщина держала на руках грудного младенца. И вот она же – лежит на полу в луже крови, а подросток с тупым выражением лица снова и снова вонзает в грудь кухонный нож.

- Он убил свою мать, потому что она не дала ему денег на кино. А ведь он, по Божьему плану, не должен был появиться на свет. Но ты призвал на помощь магию, и Бог махнул рукой: ну, как хотите. Он часто так делает, когда людишки начинают слишком уж тешить себя мыслями о свободе воли, свободе выбора. Но только очень малая их толика со временем понимает, что к чему. Все остальные оказываются во власти моего господина. Впрочем, он и твой господин. Нет магии черной, белой, есть только сила господина. Белая, черная, серо-буро-малиновая в клеточку – это обман для таких дураков, как ты. На эту примитивную удочку ловятся даже искренне верующие в Бога. Достаточно сказать им, что для достижения результата надо сходить в церковь, исповедаться, причаститься, помахать у них под носом молитвословом, прочитать, как ни противно, «Отче наш». Соврать, что исцеляешь по благословению священника. И дурачишка попался! Будет ходить к тебе и еще десяток других приведет. А уж если в человеке гордыня играет… Нам с тобой по случайному капризу природы было дано чуть больше, чем другим. Может, Бог намеренно дал тебе больше – так, для проверки, на что ты годен. А ты возомнил себя спасителем человечества. Да, ты денег не брал, бескорыстный ты наш. Но как тешил себя славой да благодарностью, а? Вот сюда еще посмотри.