Владимир Батаев - За гранью добра и зла. Дилогия (СИ)

Кем? Когда? Где? Этого не было, я этого не помню. Этого не должно быть! Этого не случится!

Я, сидящий на троне, что-то говорю воину-льву. Но я-наблюдатель не слышу слов. Воин отвечает. Я вскакиваю с трона, выхватывая меч из гнезда в спинке — вместо оголовка на эфесе ещё одно трёхгранное лезвие, вдвое короче основного. Воин-лев выхватывает двуручник, его золотистое лезвие пускает блики.

Начинается танец битвы. Я с удивлением и восторгом наблюдаю, как тот, другой я, выписывает такие финты, какие мне и не снились. Вот он-я принимает рубящий удар двуручника на свой щит, оперев левую руку на предплечье правой, тут же изворачивается, уходя от клинка, и вонзает лезвия-когти в живот противника, пробивая кирасу. Воин-лев сгибается, рефлекторно пытаясь ладонями зажать рану. Я замахиваюсь мечом, целя в шею… Я, наблюдающий за боем, уверен, что клинок не должен перерубить пластинчатую бармицу, никак не может этого сделать. Но другой я, ведущий бой, не знает сомнений и наносит удар, вложив весь свой вес, в замахе с разворота. Голова воина-льва катится по полу.

Я подхожу к Мирэ, разрубаю сковывающие её цепи. Пристально смотрю в её лицо. Она отвечает таким же взглядом. Я вижу, как движутся мои губы, что-то произносят, но слов не слышу.

Мирэ отворачивает голову, волосы падают ей на лицо, прикрывая шрам. Неожиданно она снова оборачивается и с размаху бьёт мне ладонью по лицу. По-прежнему я заслужил только пощёчину…

Я вскинулся на кровати и открыл глаза. Щека горела от пощёчины. Я едва успел перехватить руку Мирэ, занесённую для второго удара — хороший способ разбудить меня выбрала, ничего не скажешь. Пристально всмотрелся в её лицо — только гладкая кожа, ни следа шрама.

— Ты чего?! — В её голосе странным образом смешались удивление, раздражение, беспокойство — уже отступающее, сменяющееся облегчением.

— Кошмар приснился, — пробормотал я, всё ещё пребывая на грани сна и яви, только начиная разделять видение и реальность.

— Это я поняла. — В голос девушки вернулись привычные язвительные нотки. — Ты так орал, что удивляюсь, как сюда кабатчик не примчался, посмотреть, чем я тебя тут пытаю. Руку-то, может, отпустишь?

Я послушно отпустил её руку, но вместо этого обхватил за талию и, притянув к себе, впился долгим поцелуем в её губы. Она на секунду растерялась, но тут же начала меня отталкивать, вцепилась ногтями в плечи. Я, наконец, выпустил её и получил свою заслуженную пощёчину.

— Вот теперь я в норме, — с улыбкой выдохнул я.

— Ты что творишь? — возмутилась она.

— Всё будет хорошо, — настойчиво заверил я, удерживая её за плечи, вынуждая смотреть мне в лицо. — Я не позволю, чтобы с тобой что-то случилось.

— Да ничего со мной не случится! Чего там тебе приснилось? Пить надо меньше, и кошмаров не будет.

Я не отвечал, быстро одеваясь — вернее, пытаясь найти, куда зашвырнул второй сапог.

— Не нужен мне никакой обсидиановый трон с черепами, — бормотал я себе под нос. — И никаких трёхгранных мечей, что ещё за новости, обычный клинок куда удобнее. А уж при любом намёке на изображение льва — разворачиваться на сто восемьдесят градусов и полный вперёд. От тигров, пантер и прочих кошачьих на всякий случай тоже.

— Совсем спятил? Крыша съехала полностью? — вопрошала девушка, всё больше злясь на моё бормотание. — Псих ненормальный! — прокричала она уже через захлопнувшуюся за моей спиной дверь. Следом в дверь ударилось что-то тяжёлое.

Надо выпить, нервы успокоить. А то правда с катушек слечу. Ведь это был просто кошмар. Не так ли? Просто сон… или видение? Слишком уж реалистично. Ещё не хватало пророком заделаться. Нет уж, этому предсказанию точно не сбыться, я не позволю.

Мирэ спустилась вниз через полчаса. За это время она то ли перестала дуться, то ли успокоила своё раздражение достаточно, чтобы не прибить меня на месте — а может наоборот, давала время мне привести нервы в порядок при помощи пары кружек пива. Уточнять её реакцию на мою выходку я не стал, поскольку нервам моим две кружки были, что слону дробина, а даже мысль о Мирэ — тем более разговор с ней — мгновенно воскрешала в моей памяти сон-видение во всех деталях. Но у нас имелись неотложные дела по приведению своего вида в надлежащий порядок — без этого до времени, увиденного мной во сне, мы вообще вряд ли сумеем дожить. Так что в город мы вышли в молчании, лишь изредка обмениваясь минимумом необходимых реплик.

Чтобы найти магазин, торгующий нужным товаром, в городе двадцать первого века достаточно пройти вдоль одной из основных улиц и вскоре наткнёшься на то, что искал. Это может оказаться не лучший магазин в отношении цен и ассортимента, но если не слишком привередничать, то можно приобрести что-то более-менее подходящее.

В средневековых городах всё иначе. Для начала, в них только одна или две основных улицы — в зависимости от числа городских ворот, — которые пересекают город насквозь. Значимость остальных улиц определяется только тем, кто там живёт. А расселение происходило в основном по социальному признаку — власть и деньги в центре, нищета и убожество на окраинах, а в середине кому как повезёт. В целом планировку города можно сравнить с колесом — обод-стена, ступица-замок, улицы-спицы, а также улицы-поперечины, идущие параллельно ободу.

С теорией мне было всё понятно, а наглядный осмотр подтверждал мои предположения. Оставалось выяснить один важный вопрос — является улица ремесленников продольной или поперечной и в какой части города или на каком уровне находится. В худшем из вариантов, чтобы это узнать, нам пришлось бы обойти почти весь город.

К счастью, тот, кто планировал этот город, был умнее меня. Улицы ремесленников не было. Было четыре квартала, связанные двумя улицами — или четырьмя, смотря как считать, поскольку каждая из них разделялась пополам, упираясь в центральную площадь и продолжаясь с противоположной стороны, а сами кварталы заканчивались ещё раньше, там, где начинался район особняков.

И с чего я решил, будто человек, вздумавший купить, к примеру, пару штанов, вынужден будет тащиться за ними из одного конца города в другой? Ведь и впрямь гораздо практичнее продавать штаны в каждом из концов города — заодно происходит территориальное разделение с тремя четвертями конкурентов. Я не стал биться головой об стену, проклиная свою тупость, только потому, что понимал причину своей ошибки — весь этот городишка поместился бы в одном районе привычного мне города, который можно было пересечь от края до края за час-другой. Но здесь-то транспорта почти не было — далеко не каждый горожанин мог позволить себе купить лошадь, — а потому и масштабы местные жители воспринимали иначе. Конечно, за покупками — не считая еды — тут ходят далеко не каждый день, но нужно учитывать ещё и удобство приезжих, а за счёт них и живёт половина ремесленников.

Ещё одно преимущество средневековья — мало кто умеет читать, а потому это умение не является необходимым. При незнании даже устного языка это очень полезно. Нет необходимости глядя на вывеску гадать, что на ней написано и чем занимаются внутри. Потому что вывеска обычно представляет собой изображение продукта производства и продажи.

Первым делом мы направились к портному, выбрав мастерскую с вывеской поприличнее, но без особых выкрутасов — для среднего класса. Портной с порога одарил нас полным подозрения взглядом, но увидев блеснувшую у меня в пальцах золотую монету, превратился в само воплощение обходительности.

— Ты у нас толмач, вот и объясняй ему, что нам надо. А я в кройке и шитье ничего не смыслю, — пробурчал я.

— А я тебе кто, швея-мотористка что ли? — возмутилась Мирэ.

— Шить будет он, — усмехнулся я, указав на портного. — Ты просто растолкуй ему, что нам нужны шмотки местного фасона, какие носят граждане среднего класса. За дворян мы не сойдём, да и по средствам не потянем. И предугадывая твои возражения, сразу скажу — женщин в мужской одежде я тут не видел, так что придётся тебе обрядиться в местное платье, соответствующее приличиям, каким бы неудобным ты его ни считала.

— Ты мной не командуй! — рассердилась девушка.

Я перехватил её руку прежде, чем она замахнулась.

— Вы намереваетесь что-то купить? — услышал я не особенно довольный голос портного, которому надоело наблюдать за разворачивающейся сценой.

Впервые я понял речь местного жителя. Или, возможно, портной сам не здешний и говорит на каком-то другом языке?

— Ты меня понимаешь? — переспросил я.

— Сейчас — да, — подтвердил он. — Раньше вы говорили на каком-то другом языке. Я, конечно, не прислушивался…

— Да всё нормально, — отмахнулся я.

Портной в ответ залопотал что-то непонятное. Что за фокусы? То я понимаю язык, то не понимаю. Ничего же не изменилось.