Антон Твердов - Нет жизни никакой

— Сейчас бабахнет!

Но взрыва никакого не последовало.

Снаряд ухнул в гущу копошащейся внутри самой себя толпы и пропал. Только пролетел над толпой изумленный вздох.

— Не взорвался, — проскрежетал зубами Гаврилыч.

— Некондиционный снаряд попался, — согласился Эдуард.

Ифрит-участковый кинулся к зенитной установке, заряжать по новой — по пути пнув все еще горланящую матерные проклятия голову злосчастного Капитана Крюка.

А на бурлящем пятачке перед правительственным зданием произошло вот что. Снаряд вовсе не был некондиционным, как выразился Эдуард. Просто он, падая на землю, залетел в открытый рот Никиты и там прекрасно сработал, взорвавшись в тот момент, когда Никита, почувствовав на языке инородное тело, клацнул челюстями.

Снаряд, подчиняясь силе притяжения, помноженной на собственный вес, лишь немного притормозил в глотке Никиты — и провалился дальше, в желудок. Взрыв внутри себя Никита, конечно, почувствовал, но неестественно слабый — будто в живот его провалился не зенитный снаряд, а всего лишь полкило густейшего и острейшего соуса «чили». Поморщившись от мгновенного приступа изжоги, Никита отрыгнул — и сам удивился большому клубу пламени и дыма, вырвавшемуся у него изо рта.

— Дракон!!! — полетел по рядам ошарашенных героев изумленный и испуганный вопль. — Огнедышащий дракон!!!

Сумятица, начавшаяся после чьего-то громогласного заявления, не поддается никакому описанию. Герои, забыв о том, что они герои, ринулись спасать самих себя. Арнольд, проговорив мысленно что-то вроде: «Ну его на хрен, этот переворот», — перехватил поудобнее свое помповое ружье, в котором давно закончились патроны, и, действуя ружьем, как дубиной, принялся энергично пробивать себе дорогу.

Из-за сумасшедшей толчеи правильного направления он определить не мог, поэтому очень скоро ткнулся головой в могучую грудь Ильи Муромца, точно так же, как и остальные повстанцы, решившие спастись бегством.

Бешено вращавший глазами Илья Муромец в горячке бегства в очередной раз забыл о том, что Арнольд вообще-то его приятель по употреблению «бухла» и шахматным баталиям, и, не глядя, огрел его по голове дубиной, в качестве которой выступал окаменевший от ужаса Робин Гуд.

Арнольд пошатнулся, но не упал. Ему больше всего на свете хотелось оказаться сейчас подальше от этого проклятого правительственного здания, поэтому он понимал только одно — что ему как можно скорее нужно устранить возникшую перед ним преграду, и он поднял свое ружье, размахнулся и прикладом залепил Илье по лбу.

Илья этот удар выдержал достойно и не преминул ответить на него. А Арнольд немедленно после того, как у него во второй раз посыпались из глаз искры, предпринял ответный ход. Силы были примерно равны, и в течение нескольких минут Арнольд и Илья безмолвно молотили друг друга по головам, словно играли в какую-то диковинную игру, которой положил конец выстрел, произведенный Эдуардом Гаврилычем из зенитной установки.

Снаряд, взорвавшийся в нескольких метрах от них, уничтожил пятерых из семерки случившихся рядом гномов и отшвырнул Арнольда и Илью друг от друга.

Никита после происшествия с угодившим ему в рот снарядом понял, что заклятие, наложенное полуцутиком, все-таки действует, — и чтобы окончательно убедиться, вздернул за шиворот ползущего мимо героя вьетнамского народа Чхи Уама, потерявшего в схватке обе ноги, и подбросил его вверх. Чхи Уам взлетел в зеленое небо Пятого Загробного Мира и, успев прокричать что-то на никому не известном языке, навсегда исчез в туманной и необозримой дали.

— Здорово! — заорал Никита. — Действует! Теперь я точно выберусь отсюда.

Он бросился в толпу и, разгребая руками уничтожавших друг друга героев, направился туда, где, как он предполагал, заканчивалась чудовищная мясорубка, решив ни за что не сворачивать с избранного пути. Решению своему Никита, впрочем, изменил очень быстро — когда какой-то отмороженный викинг, подпрыгнув сзади, рубанул его огромным двуручным топором под колени. Топор от заколдованной плоти Никиты отскочил, викинг изумленно вякнул и поспешил скрыться, но Никита взревел, как раненый слон, и устремился в погоню. С криком:

— Задушу гада! — он нырнул в ближайшую кучу малу, добрался до самого ее дна, где и обнаружил паскудного викинга, но уже без топора и правого глаза. Никита протянул руки к горлу врага, но куча мала, функционирующая по каким-то своим законам, взволновалась, и Никиту выплеснуло на поверхность. Он выругался и, снова погрузившись в тесное сплетение дерущихся тел, нашел у самой земли того же викинга, душить которого было бы затруднительно, поскольку викингу кто-то напрочь оторвал голову.

Никита сплюнул, расшвырял кучу малу в разные стороны и продолжил свой путь. Шел он совсем недолго, потому что за все время следования напасть на него осмелились только двое — сильно покалеченный кентавр Борисоглебский и Покатигорошек с растрепанной бородой, орудовавший стволом, отломанным с пулемета «максим». Борисоглебского Никита отшвырнул от себя пинком, предварительно оторвав единственное уцелевшее копыто, а вот с Покатигорошком пришлось повозиться. Герой украинских сказок, известный своей привычкой расчленять поверженных врагов, очевидно, вследствие усталости, минуя стадию повержения врагов, переходил сразу к расчленению — под ударами ствола от «максима» на четыре стороны света разлетались руки, ноги, головы и другие менее значимые части тел героев. Наткнувшись на Никиту, Покатигорошек недолго думая засветил ему своим орудием между глаз, и когда Никита даже не покачнулся, очень удивился и набросился на него с такой неистовой яростью, что последнему стоило больших усилий утихомирить маньяка, двумя ударами заколдованного кулака вогнав его по пояс в землю.

Короче говоря, Никита порядком устал, когда вдруг перед ним возникла открытая дверь.

«Вход в правительственное здание, — сообразил Никита. — Странно, что никто из нападавших еще не вошел сюда… Не замечают входа в горячке драки? Надо же — смяли сопротивление почти мгновенно и так распалились, что стали сражаться сами с собой… Впрочем, ничего удивительного — они же герои… Их хлебом не корми, дай повыпендриваться…»

Он выдрался из толпы, стряхнул с себя ошметки чьей-то плоти и побежал вверх по ступенькам.

Как того и следовало ожидать, здание оказалось пустым. Защитники были уничтожены в первые минуты схватки, а обслуживающий персонал, должно быть, сбежал, как только к зданию подступили повстанцы.

— Но кто-то же садит из окна снарядами? — вслух проговорил Никита. — Сейчас найду этого кого-то, заряжу его в дуло, выстрелю, а потом пережду в пустом здании побоище. Если восставшие все-таки опомнятся и ворвутся сюда, забаррикадируюсь в комнате какой-нибудь. Хоть я и не пацифист, но этой войны с меня хватит…

Расстреляв все патроны и спихнув с подоконника на головы нападавшим зенитную установку, Эдуард с Гаврилычем пришли в замешательство. С одной стороны, масштабы безобразия, творящегося под окнами правительственного здания, уменьшились, но, с другой стороны, герои мутузили друг друга с энтузиазмом не меньшим, чем в начале битвы. Правда, и Эдуард, и Гаврилыч прекрасно понимали, что одна половина героев увлечена дракой и колбасит вторую половину, которая больше заинтересована в том, чтобы свалить быстрее с места сражения, но со страху так же энергично уничтожает половину первую — следовательно, теперь героям не до немедленного осуществления целей восстания… Но ведь толпа непредсказуема— и события могут измениться в любую минуту.

— Что-то, милый друг, не видно поганого селезня-подстрекателя, — сообщил Эдуард Гаврилычу.

— Может быть, этого мудака растоптали в свалке? — с надеждой в голосе предположил Гаврилыч.

— А может быть, и нет, — резонно возразил Эдуард. — В такой каше ничего не разберешь… Пора нам делать ноги. А то они и до нас доберутся…

— Козлы! — раздалось из угла. — Вонючие уроды! Эдуард вздрогнул.

— Это голова, которую в нас кто-то запустил, — пояснил Гаврилыч. — Чуть мне самому башку не снесла…

— Идиоты! Тараканье говно! Залупообразные дебилы!

— Надо бы ее заткнуть чем-нибудь, — предложил Эдуард. Гаврилыч оглянулся. На глаза ему попался массивный золотой подсвечник, выполненный в виде армейского гранатомета в натуральную величину.

— Вон чем, — указал он.

Голова Капитана Крюка немедленно заткнулась — затихла в углу.

Эдуард был интеллигентнее Гаврилыча и — следовательно — трусливее. Гаврилыч, впрочем, тоже особой храбростью не отличался, но, считая стыдным паниковать вслух, боялся и дрожал в душе.

— Не надо бы нам делать ноги, — тем не менее проговорил Гаврилыч. — Начальство нас спросит потом — а что вы предпринимали, чтобы остановить мятеж? А мы что ответим? Сбежали?

— Не сбежали, а ретировались, — поправил Эдуард. — То есть — перешли к вынужденному отступлению. Предварительно попытавшись повернуть народные массы назад при помощи словесного увещевания и силового прессинга, выражавшегося в создании отряда заграждения из партии новых героев своего времени и зенитной атаки. Мы храбро сражались. Может быть, нам вообще медали дадут за храбрость и повышение…