Сергей Панарин - У реки Смородины

– Болярин Люлякин-Бабский шлет тебе привет.

В довершение мужичок наметил едва различимый поклон.

– Спасибо, – проговорил Старшой. – Может, присоединишься к нам?

– Было бы хорошо.

Немногословный незнакомец поднял с земли заплечный мешок со странным длинным свертком и пошел к каретам.

– Как тебя зовут?

– Зарубой.

– Очень приятно, – сказал Иван.

Лютозар улыбнулся: никто в Тянитолкаеве не ляпнул бы, что ему приятно встретить разбойника, которым много лет пугают непослушных детей.

Перехлюзд еле переставлял ноги, но брел к Торчку-на-Дыму. Колдун, потерявший способности. Самое жалкое существо на свете.

Жажда отбирала силы. Мага-неудачника тащила вперед исключительно злость. Он почти сразу же истер пятки до мозолей, теперь они саднили. В какой-то момент наказанный слуга Злебога услышал голос Ненагляды:

– Почто же ты меня бросил на растерзание врагу? Почто же оставил погибать в окружении? Говори!

Обвинения повторялись и повторялись, сводя с ума. Черный колдун спотыкался, падая на колени, вставал и продолжал упрямо двигаться. На голос старался не обращать внимания, но вопросы становились громче и настойчивее.

«Спятил? – со страхом думал Перехлюзд. – Или это совесть проснулась?»

– Не молчи, предатель, отвечай!

– Я тебе в верности не клялся, – просипел маг.

– Ты не справился с задачей и позорно бежал.

– Я отступил, чтобы собраться с силами.

– Смешно. – Голос демонически расхохотался… Колдун дотащился до ворот столицы Тридевяцкого княжества ближе к ночи. На улицах горели костры, сновали вооруженные кое-как горожане. Уставший и униженный волшебник нашел постоялый двор, высыпал перед хозяином пригоршню монет, потом пил, пил, снова пил воду. Выдохнул:

– Ужин в комнату.

И брякнулся прямо перед стойкой в обморок.

Очнулся на кровати. Рядом, на скамье, его дожидались лепешки и кувшин с чем-то душистым и вкусным. Не успел Перехлюзд приступить к трапезе, дверь бесшумно распахнулась, и в комнату вошли двое в темных одеяниях с капюшонами.

Первого колдун не узнал, зато второй, точнее, вторая… Ненагляда! Маг не мог ошибиться.

– Ты?

– И это он? – раздраженно и разочарованно спросил незнакомец. Голос его был резок и высоковат.

– Да, – ответила женщина.

«Точно, она! Значит, спаслась», – обрадовался Перехлюзд, и ему тут же пришло на ум совершенно иное: «Ее схватили, и она сдает меня этому хрену в плаще!»

Острее накатило чувство бессилия.

– Вставай, приходит пора решающего удара.

Мысли колдуна рассыпались, словно порванные бусы. Свой? Провокатор? Кто он? Тот, о ком говорил повелитель? Почему командует?

– Обуза, – бросил незнакомец, разворачиваясь к выходу, Ненагляда потянулась за неведомым командиром.

Не собиравшегося подчиняться Перехлюзда подхватило и поволокло вслед за парочкой в черном.

– Я сам! – крикнул колдун, проглатывая очередную обиду.

«Дай мне силы!» – беззвучно взывал он к Злебогу, но хозяин не удостоил его ответом.

Какие-то люди пригласили близнецов и Зарубу к себе. Немного еды, чуть-чуть браги, четыре часа отдыха. По городу разлетелся приказ князя: «Быть готовыми к рассвету наступать на ворога. Сотникам собраться супротив дворца в три ночи. Воинам спать в снаряжении и при оружии. Бабам, детям и старикам – уходить в степь».

Еле-еле поднявшись, Иван оделся, сунул руку в карман и застыл. Потом метнулся по остальным карманам, осмотрел пол.

– Где же газета? – пробормотал Старшой.

– Стибрили! – пискнула мышь, горестно воздевая лапки к потолку, и запричитала, словно баба-плакальщица: – Стырили, хапнули, тиснули! Стянули, слямзили, уволокли! Из-под носа увели, свистанули, прикарманили, ноги приделали! Похитили, спроворили, уперли!

Иван, как ни странно, не отставал от полевки, бормотал рассерженно:

– Значит, взяли, что плохо лежит? Слимонили, умыкнули, стащили, скоммуниздили?.. Унесли, стяпали, спионерили, своровали. Тьфу, отрыв башки! Гамаюн, я уже твоей болезнью заразился.

– Какая болезнь?! Тут покража, умыкание, похи…

– Даже не начинай, – угрожающе прорычал дембель.

«Козни Перехлюзда? – думал он. – Ну, он мог и просто нас удавить спящих…»

Из соседней комнаты пришел Егор.

– Я. Блар. Тичал. Погомло, – старательно выговорил он, протягивая брату «Алименты и Артефакты».

– Как же ты меня напугал, – выдохнул Старшой, пряча свое верное оружие. – Совсем не кемарил?

– Тен… Тне… Нет! – Ефрейтор расплылся в улыбке.

– Молодец, так держать! – Иван хлопнул увальня по плечу, понизил голос: – Честно признаться, мне не хочется участвовать в бою с теми уродами. Как бы найти Световита без советов старика?

– Ад, – сказал Егор, имея в виду «да». – Логовомолка.

– Головоломка, – согласился Емельянов-старший.

На улице, под светом ночного фонаря, близнецов поджидал Лютозар. Вечером он объяснил, что послан Люлякиным-Бабским присмотреть за хорошими людьми Егором и Иваном. Намекнул и на свои таланты в области решения скользких задач.

Парни от помощи не отказались, хотя ефрейтор считал, что щуплый и невысокий дядька вряд ли много навоюет.

– Привет, Заруба, ты тоже не подремал? – спросил Старшой, рассматривая черную одежду и японский меч у пояса разбойника.

– Особые упражнения помогают отдохнуть.

– Гляди, нужно отыскать колдуна по имени Световит. Здесь вроде Карачун главный. Других я не знаю. Как бы эту темку обрешать?

– Поищу. Вы дождитесь, в Потусторонь не ходите, ладно?

– Боишься пропустить вечеринку? – по-американски сострил Иван.

Разбойник ответил странно:

– Лица вернувшихся воинов говорят о многом.

Близнецы растерянно переглянулись.

– Встретимся у князя, – промолвил Лютозар и канул в темень.

– Тянитолкайский ниндзя, – пошутил Иван, не подозревая, насколько угадал.

Младший хохотнул. Смех, кстати, тоже получился странным: «ах-ах-ах» какое-то.

Старшого посетило ощущение, что весь мир сходит с ума, и он тоже, только чуть-чуть отстает. В самом сердце Тридевяцкого княжества, в славном городе Торчок-на-Дыму люди собираются воевать с четырехрукими упырями, пасущимися в огромном черном кресте, зачеркнувшем город. Шизофрения!

Стоящий рядом Егор сосредоточенно шевелил губами. Иван прислушался и различил стихи:

«Ересь полная, а не Пушкин, зато слова все целые, – отметил Старшой. – Давай, братка, лечись».

Как ни парадоксально, но ощущение «вселенского баяна», как его охарактеризовал сам Иван, сменилось предчувствием прозрения, уже не раз посещавшим дембеля в Эрэфии. Естественно, оно опять ускользнуло.

Близнецы пришли на лобное место перед дворцом.

Князь спал в разбитом на краю площади шатре. Кругом сидели, стояли, бродили маленькими группками ополченцы. Вместе с хорошо вооруженными дружинниками на бой собирались и простые горожане. Когда арсенал закончился, в ход пошли старые трофеи – ржавые кольчуги, щербатые басурманские сабли, треснувшие шеломы… «И смех, и грех», – подумалось Старшому, а Егору ничего не подумалось, он самозабвенно читал стихи.

Братьев заметили, стали перешептываться. Молва не знает ни преград, ни расстояний. Славные подвиги пары богатырей впечатляли. А вот внешность – не очень. Иван подкачал. Так-то красавец, и тут мужики были рады, что жены, сестры и дочери не видят этого парня, но не выглядел Старшой могучим витязем. К Егору вопросов не было – здоров, как буйвол.

Старшой посмотрел в небо. Облака. Они клубились, наползали друг на друга, и возня эта, казалось, происходила в нескольких десятках метров от земли. В центре небосвода будто бы зиждилась невидимая кольцевая стена, не дающая тучам застить свет яркой звезды.

– Пока он виден, есть надежда, – сказал подошедший сзади Карачун.

Из шатра показался князь. В доспехах, свежий, рвущийся в бой. Сотники, близнецы и колдун подошли к Хоробрию. Совещание началось.

– Слабых удалили? – спросил главный тридевятич.

– Да, княже. Кто хотел, все в степи. Многие, правда, хозяйства не бросили, – ответил бородатый дядька со шрамами на лице и мощных руках.

– Вечно так… – подосадовал Хоробрий. – С послом чего?

– Уехал сразу же, как предложили. Он, горемыка, так трясся, аж пудра с мордасы летела.

Все засмеялись.

Негоже мужику лицо мазать.

– Еще бояр много убегло, – добавил сотник из молодых.

Князь нахмурился, но отшутился:

– Хорошо, путаться под ногами не будут. Трусливый мужик хуже бабы.

Командиры снова загоготали. Чувствовали: битва близится, но не кусать же ногти? По старому воинскому завету расеян Смертушку Курносую полагалось встречать весело.

– К делу, – посерьезнел Хоробрий. – Поведай нам, Карачун, что ты там замыслил.

Старец подобрался, поправив бороду, затем расправил немощные плечи и заговорил: