Антон Твердов - Нет жизни никакой

Пенсионеры под предводительством Фердинанда-Сталина взяли в заложники Семенова; а Семенов — сам не свой от страха и от конфетки, которую ему услужливо подсунул добрый Галина, — покаялся во всем, даже в том, в чем каяться его никто не просил (на самом деле он, представитель организованной преступной группировки, занимался продажей психотропных средств, обирал подшефных ему психов, питаясь и кормя всю свою многочисленную родню за их счет, пользовался виагрой и услугами проституток мужского пола, у него на голове наличествовали не настоящие волосы, а парик; к тому же двадцати трех лет он страдал геморроем и два раза лечился от гонореи).

Подоспевший на площадь честный мент Прокофьич все и зафиксировал. Старичков окружили плотной стеной ОМОНа, и Прокофьич потребовал выдать преступника или хотя бы выдвинуть требования, после чего выступил Галина с единственным требованием — вернуть ему его сына.

Милиционеры, конечно, были бессильны, ситуация заходила в тупик, а атмосфера накалялась. Гневно-комические высказывания Фердинанда-Сталина в микрофон чередовались с жалобами Галины Берии на горькую женскую долю. ОМОН был уже готов идти на штурм, старички, плотной стеной окружив трибуны, воинственно размахивали костылями и палками…

И тут ситуацию спасла маленькая девочка, внучка кого-то из взбунтовавшихся старичков. Девочка, пожалев Галину, протянула ему свою игрушку, которая по счастливой случайности оказалась Чебурашкой…

И вот наступил настоящий хэппи-энд. Требования выполнены, рыдающий заложник выдан и увезен в камеру предварительного заключения, старички остыли и, наглотавшись валидола, разошлись по домам, а Фердинанда с Галиной повезли обратно в психиатрическую клинику. В дороге Фердинанд уже представлял себя Наполеоном, ссылаемым на остров Святой Елены, и шептался с Галиной-Жозефиной. Они собирались немедленно освободиться, чтобы устроить свои Сто Дней, но гениально задуманному новому плану помешала досадная случайность, в результате которой мир живых навсегда лишился Васи Иконкина, а администрация Первого Загробного приобрела головную боль в виде того же Васи: милицейская машина, в которой везли психов обратно в клинику, перевернулась. После ни у кого не возникало сомнений по поводу причины аварии. Баба Дуся, которая вела злополучную машину, с управлением транспортных средств была знакома, даже имела права— но не имела правого глаза, хотя, как всякий русский человек, любила быструю езду. За что и поплатилась — и не только она одна, а все находящиеся в машине, которой баба Дуся управляла. Санитары, впрочем, отделались легкими ушибами, Галина, здорово приложившись головой о металлическую решетку, чудесным образом исцелился от своих психических недугов, а вот Васю вернуть к жизни не удалось. Когда его вынесли из-под обломков машины, он вдруг открыл глаза, повернул голову к Галине и сказал:

— Прощай, друг…

Потом тоскливо посмотрел туда, где перепуганная баба Дуся объясняла собравшимся, что она не виноватая, а виноват ее внучок Сережа, который сегодня отчего-то приболел и послал ее вместо себя на работу. При виде бабы Дуси умирающий Вася несколько оживился.

— А-а-а, старушка… — прохрипел он, пытаясь приподняться, — топором бы тебя…

Вой сирен подлетевших служебных машин мгновенно заполнил собой улицу — так что совершенно невозможно выяснить, говорил ли Вася Иконкин после этих слов какие-либо другие или нет.

— Таким образом, — оторвался наконец от своих бумаг цутик М-мы-ы, — мы имеем… То есть Колония X на данный момент имеет героя с множеством лиц. Многоликого героя. Сначала Вася Иконкин терроризировал колонию в обличье маньяка с топором, Раскольникова — как он сам себя называл. Затем — неизвестно по какой причине — один болезненный бред сменился другим болезненным бредом, и Раскольников стал Черным Плащом, граждане. Этот Черный Плащ — по нашим проверенным данным — и поднял восстание. И умудрился так взбудоражить и без того кривые мозги покойников-героев, что они замутили невиданное по своему масштабу восстание. Придя к выводу, что Эдуарду Гаврилычу все-таки надо помочь, мы передали сигнал десанту, находящемуся в тот момент на задании в Пятом Загробном. Десант немедленно прибыл на место происшествия, но было уже поздно…

— Да-а-а… — выдохнул Изя, — вот это панорамка… Никогда не думал, что такое увижу. Немного похоже на винегрет, да, Себастиан?

— Себастиан, — согласился Себастиан.

— Очэн пестрая картина, — высказался и робот Андроник.

Десант Тридцать Третьего Загробного Мира стоял возле правительственного здания — на площади, куда выходили четыре улицы с четырех разных частей света. Площадь была усеяна разнокалиберными обломками, осколками, ошметками и обрубками тел героев Колонии X. В невредимом состоянии ни одного героя заметно не было, следовательно, снять показания было не с кого. Разве что с Ильи Муромца — да и тот, только завидев представителей власти, при помощи рук (ноги Ильи были кем-то отгрызены) бодро уковылял в неизвестном направлении. Остальные участники побоища самостоятельно передвигаться не могли. Нет, конечно, отдельные части их тел — вроде рук или ног — ползали в общей куче, слепо тыкаясь друг в друга, но как станешь снимать показания с рук или ног? В общем, как метко выразился Изя, открывшаяся десанту из Тридцать Третьего Загробного картина была очень похожа на винегрет.

— Что здесь было, интересно? — задумчиво произнес Изя.

— Тэбэ же сказали — восстание, — напомнил робот Андроник.

— Да я понимаю, что восстание, — отозвался Изя. — Я не понимаю только — как можно было так друг друга раскромсать, чтоб и свидетелей не осталось?

— Себастиан! — воскликнул вдруг Себастиан, отошедший по каким-то своим делам в сторонку.

— Чего? — спросил его Изя.

— Себастиан!

— Что-то нашел, — пояснил Изя роботу Андронику и сам поспешил к своему товарищу. — Покажи!

Себастиан повернулся к взводному.

— Ого! — обрадовался Изя. — Отлично!

— Что такоэ? — поинтересовался и подоспевший робот Андроник.

Себастиан держал в руках оторванную голову. Судя по длинным волосам и дикой бороде, голова принадлежала известному скандалисту и пьянице Аттиле, наводившему когда-то своим топором ужас на половину питейных заведений Колонии X.

Робота Андроника находка не впечатлила.

— Ну и что? — сказал он. — Обыкновэнный жмурик. Никакой цэнности я в этом прэдмэтэ не вижу.

— Да! — проговорил Изя, принимая свирепо вращавшую глазами голову Аттилу в свои руки. — Бедный жмурик! Но ценность этого предмета состоит в том, что предмет может давать показания. Предмет!.. Тьфу, черт… Голова! — скомандовал Изя. — Давай показания!

Но Аттила показания давать не спешил. Выражая глубокое презрение к представителям закона, он плюнул в робота Андроника, сморкнулся в Себастиана и цапнул Изю за палец.

— Аи! — вскрикнул Изя, роняя голову. — Вот сволочь.

— Себастиан! — с готовностью сказал Себастиан.

— Не надо, — остановил его Изя. — Ну, найдешь ты еще одну голову, и что? Говорить они с нами все равно не будут. Они все — герои — принципиальные. Вольные птицы, презирающие власти. Тьфу на них. Я лично больше никого из этих дикарей допрашивать не буду. Мне этот урод едва палец не отхватил. Лучше пойдемте поищем местного участкового Эдуарда Гаврилыча. Нам его спасать поручили.

— Пойдем, — согласился робот Андроник. — А где его искать?

Изя пожал плечами.

— Себастиан! — тут же воскликнул Себастиан, указывая на правительственное здание. — Себастиан! Себастиан!

— Что это с тобой сегодня? — осведомился Изя. — Разговорился, не остановить. Ну, пойдем посмотрим в здании. Оттуда был передан сигнал в администрацию Цепочки. Пойдем.

Ифриты и робот поднялись на третий этаж. Зрелище, которое открылось им, было поистине ужасным. В центре комнаты, носившей на себе следы ужасного разрушения, лежал участковый Колонии X Эдуард Гаврилыч — но в каком он был виде! Руки и ноги участкового были завязаны одним крепким узлом, в котором любой человек, мало-мальски сведущий в флотской жизни, признал бы великолепный морской узел вроде тех, какие вяжут на канатах, крепящих к пристани небольшие суда: Никита изучил премудрости морских узлов в конце своей богатой событиями бандитской жизни — наручников всегда не хватало, а бизнесмены, обязанные платить дань бригаде Жени Петросяна, все больше попадались строптивые. Обе головы Эдуарда Гаврилыча таращили глаза на пришельцев, но не говорили ни слова, последнее могло быть объяснено тем фактом, что шеи Эдуарда Гаврилыча были туго сплетены между собой на манер косички.

— Ничего себе! — проговорил Изя. — Кто это его так?

— Себастиан! — ужаснулся Себастиан, а робот Андроник, сердобольно покачав головой, спросил:

— Кто тэбя так, дорогой?

Эдуард молчал, Гаврилыч тоже. Тогда Изя с Себастианом принялись распутывать конечности участкового и распутали.